Эндрю Фукуда - Добыча

— Тогда я ничего не понимаю. Может быть, вы мне поможете?

— Каким образом?

— Если Цивилизация такое замечательное место…

— Да?

— …тогда я не могу понять, почему Ученый решил туда не возвращаться. Почему он решил не садиться на поезд.

Ухмылка Крагмэна исчезает. Взгляды старейшин за его спиной обращаются ко мне, их глаза приобретают все свойства ледяной стали.

Крагмэн долго меня рассматривает.

— Мы уже это обсудили. Он был не в себе, — в его словах чувствуется предупреждение, приказ не спорить. — Мы ошиблись, решив не заставлять его вернуться в Цивилизацию. Ему нужна была помощь профессионалов. Его надо было положить в больницу.

— Правда?

— Кроме того, разве можно его винить за желание остаться в Миссии? Это, конечно, не Цивилизация, но это не значит, что мы ничего не стоим, верно? Мы почти ничем не хуже, если говорить так не будет слишком смело с моей стороны. Горшочек с золотом на конце радуги, луч ласкового солнца. Место, где правят песни, улыбки и радостное настроение.

— Тогда у меня другой вопрос, — говорю я.

— Ну?

— Если эта деревня — луч солнца…

— Да?

— …тогда почему Ученый здесь покончил с собой?

Молчание.

— Осторожнее, мальчик, — говорит один из старейшин.

— Ну, вы только что сказали, что это место, как горшочек с золотом на конце радуги. Точно так и сказали. Почему же он решил покончить с собой, если здесь так хорошо?

Крагмэн быстро огрызается в ответ:

— Я же уже сказал, он был сумасшедший. Разве можно объяснить его поступки? Но он был исключением. Все остальные здесь счастливы. Посмотрите вокруг, разве вы не видите все эти улыбки?

— Вы имеете в виду татуировки у них на руках? — спрашивает Сисси.

— Нет, я не это имел в виду, но можем поговорить и о них. Девушки гордятся своими татуировками. На самом деле, они никогда не упускают случая ими похвастаться. Это как трофеи, так они к ним и относятся. Каждая такая татуировка приближает их к мечте — билету в Цивилизацию.

— Такое чувство, что все хотят отсюда выбраться, — говорит Сисси.

Из последнего вагона доносится громкое мычание коровы.

— Такое чувство, что никому не нужно это место. И его Правила. И…

— Довольно! — говорит Крагмэн.

— …старейшины, и…

Справа от себя я замечаю движение. Один из старейшин делает шаг вперед и тычет пальцем в сторону Сисси:

— Она слишком далеко зашла. Надо скормить ее зак…

— Довольно! — рявкает Крагмэн, его брыли прыгают. Плоть словно отступает от черепа, и родинка подпрыгивает на колышущемся подбородке.

Старейшины напрягаются вокруг меня, как мышцы одного тела, как затягивающаяся петля. Наконец Крагмэн тяжело вздыхает, как будто сожалея о своей вспышке. Но когда он шепчет следующие несколько слов, каждое из которых наполнено угрозой, становится ясно, что от сожалений он далек, как никогда:

— Вы все сядете на поезд завтра. Здесь нечего обсуждать.

— Как же. Нам есть что обсудить. Но мы обсудим это между собой. Вшестером. Пойдем, — говорит мне Сисси. — Этот разговор окончен.

— Разговор будет окончен, когда мы об этом скажем, — рявкает старейшина с бородой цвета соли с перцем.

— Давайте я вам кое-что разъясню, — говорит Сисси. — Мы возвращаемся в наш дом. И мы будем там одни. Мы сами решим, сядем мы в поезд или нет. Если мы решим этого не делать, не беспокойтесь, мы уйдем из вашей драгоценной деревни. Пойдем дальше, посмотрим, что там. Но мы сами решим, куда нам идти. До этого момента мы, все шестеро, будем сами себе готовить.

— Так, постойте.

— Пойдем, Джин, — Сисси тянет меня за собой. — Пошли. — Мы начинаем пятиться назад. — Мы обойдемся без хоров, которые приходят нас разбудить. Мы не хотим, чтобы улыбающиеся девушки с химическими фонарями приносили нам еду…

— Ты, кусок дерьма, — неожиданно кричит Крагмэн с такой силой и злобой, каких мы раньше не слышали. Что-то в нем окончательно сломалось, как будто другой человек занял его тело.

Группа девушек быстро отбегает в сторону.

— Ты должна знать свое место, девчонка! — Уши Крагмэна отсвечивают красным. — Ты видела, чтобы какая-то девушка перебивала меня? Ты видела, чтобы хоть одна из них заговаривала со мной? Ты видела, чтобы они вообще смели смотреть мне в глаза? Ты так ничему и не научилась, — говорит Крагмэн тише, но с той же яростью. — Одного клейма было недостаточно, верно?

— Если кому-то нужно поставить клеймо, — отвечает Сисси, — так это тебе.

Крагмэн раскрывает рот от потрясения. Жир на его щеках трясется, будто ему действительно дали пощечину.

— Ты, страшная, большеногая упрямая стерва, — шепчет он, — думаешь, можешь разговаривать со мной таким тоном перед всеми старейшинами, и я это так оставлю? Думаешь, можешь так разговаривать со мной при девушках и обойтись без последствий? — он делает три быстрых шага к Сисси, подняв жирную руку.

Я заслоняю ее:

— Довольно!

Крагмэн останавливается. В глазах у него, как лава в вулкане, бурлит ярость. Щеки становятся пунцовыми, ноздри раздуваются, широкая грудь тяжело поднимается и опускается. Он сверлит меня взглядом, будто пытаясь увидеть сквозь меня Сисси.

— Я пытался быть милым, — говорит он. — Просить вежливо. Видимо, это был неправильный подход. Но я могу быть и суровым. Ты этого хочешь? — он зло смотрит на Сисси. — Папочка может вести себя грубо, если тебе так нравится.

Он неожиданно бросается вперед с пугающей скоростью, отталкивая меня в толпу старейшин. Что-то тяжелое ударяет меня по голове, и мое тело обмякает. Я падаю на землю.

— Джин! — слышу я голос сквозь туман.

Я пытаюсь прийти в себя. В этот момент я вижу, как волосатые руки хватают Сисси за шею и волокут к поезду.

— Держите ее! — кричит Крагмэн. — Заприте в поезде!

— Уберите от нее руки! — я каким-то образом умудряюсь подняться на ноги и рвануть к ней.

Я хватаю того, кто ее держит — он словно состоит из сала и растопленного жира, — и бью его в лицо, чувствую удар о кость, вижу, как по жирному лицу расходятся круги. Он падает на одно колено, отпускает Сисси. Когда он вытирает лицо, я замечаю на ладони пятно крови из открытой раны.

— Вот, значит, как, — говорит он, и у меня по спине пробегает холодок.

Я бью его ногой по лицу, и он падает на землю носом вниз. Прямо передо мной оказывается толпа, состоящая из рук, кулаков и пинающихся ног, все они пытаются дотянуться до меня. Я отбиваю все удары, какие могу, но их слишком много. Меня разворачивает, выбивает воздух из моих легких. Мир становится черно-белым. Меня, как змеи, охватывают их руки, пальцы вцепляются в мое тело, как абордажные крюки.

Сзади раздается звон металла, вспыхивают искры.

Это Сисси.

В руках у нее пара кинжалов. Один висел на поясе. Другой — секретный — находился в ботинке. Она крутит кинжалы между пальцами, но не для того, чтобы покрасоваться. Это ясно по ее лицу. Сисси разберется с каждым, кто встанет у нее на пути. Она заставит каждого, кто не уступит ей дорогу, сожалеть об этом до конца жизни.