Владимир Яценко - Ржавая Хонда (сборник)

Припадочный малый. Если б его от бешенства не переклинило, он бы точно в воронку полез. Порождение Поля и древних. Никакой он не ковровец. И всё его путешествие – лапша на уши. Нужна ему Тьма, как же… Он пришёл, чтобы всех нас прикончить, вот что. Всех! Московитов, питерцев, хохлов…

Это Каин его позвал. Вернее, Каин просил защиты у своего Бога, и тот ему прислал Рыжего нам на погибель… голова, моя голова… болит…

Чтоб меня санитары забрали…

Чем эти изверги меня обкурили, что такая хрень лезет в голову?!

– Да, Михалыч, признал. Мой, конечно. Старшина Холодняк.

– У него нашли питерский баул.

Пока начальство не успело заблудиться в дебрях собственных фантазий и выводов, спешу уточнить:

– Он принёс рюкзак с барахлом, на котором кто-то фломастером нацарапал «СПБ». А питерцы это или нет, мы пока не знаем.

– Так ведь «СПБ», Жора! Что тебе ещё нужно?

– Логика. Мне нужна логика, Михалыч. Тебе не кажется странным, что шмотки разведгруппы тщательно промаркированы? Если втихую интересуются нашими делами, зачем подставляются? Будто нарочно на каждом предмете буковки нарисовали.

Генерал нахмурился и глубокомысленно потёр подбородок.

Что ж, два десятка лет – достаточный срок, чтоб узнать привычки начальства. Поднимаюсь с кресла и открываю шкаф-купе, в котором прячутся фризер-фандр и винный «погреб». Батарея бокалов из тонкого бесцветного стекла на длинных ножках радостно салютует праздничными искрами. Поскольку время послеобеденное, а разговор предстоит долгий, разливаю по «тюльпанам» не джин-марк, а мартини. К пойлу добавляю по пять капель лимонной эссенции и лёд: Михалычу бросаю два кубика, себе – три. На содержании алкоголя в крови это не сказывается, но Михалычу нравится прикидываться чуть более пьяным, чем его подчинённые. Может, ему так легче отмазываться от неудобных слов и неудачных приказов?

Он принимает у меня бокал и ворчит:

– Когда ты научишься разливать по-мужски? Опять только треть стакана!

– Мы же культурные люди!

Генерал недовольно хмыкает и возвращается к прерванной теме:

– Думаешь, кто-то под питерцев косит?

– Уверен! Когда мы своих на Север отправляли, то специальных контролёров ставили, чтоб со шмоток бирки отпарывать. А если «МСК» с пластика не оттиралась, то со склада новое, немаркированное несли. Агентов догола раздевали, чтоб шли в проверенном белье.

– Питер мог и протупить.

– Ага. Избавиться от санитарной службы – умный, а как агентов к нам отправить – тупой?

– Ты это… скромнее, ладно? Уцелевший звал в Кириши. Я проверял. Это в тех краях.

В его голосе – натуральное беспокойство. Я со значением киваю. Мы оба знаем, что эсэсовцы прослушивают кабинеты. Поэтому игра в неосторожность и недовольство – давно вошла в привычку. Пусть лучше санитары негодуют по неосторожным словам, чем заподозрят готовность перейти к делу.

Сажусь в кресло и снимаю пробу коктейля. Чересчур сладко. В следующий раз положу больше лимона. А в целом ниче так. Бодренько и с горьковатым послевкусием.

– Это первые слова Феликса, – роль всезнайки-подчинённого даётся мне легко и непринуждённо, – допускал, что мог погибнуть, вот и начал с дезы. Своим агентам мы даём такие же инструкции.

– Но если не Питер, то кто?

– А вот это и есть вопрос, Михалыч. Всё остальное – вилами по воде и пальцем в небо.

Он прикладывается к своему бокалу и в несколько глотков выпивает всё. Кубики льда жалобно звякают о стекло. Делаю укоризненный взгляд, но Михалычу сегодня не до дегустации:

– Как тебе сам доклад?

– Психоблок очевиден. Тут и гадать нечего. Кто-то зациклил парня на пенсии семье Булыги. Жаль только, что понять нельзя, поверх чего извилины закручены. Кто-то очень заинтересован в ограниченности отчёта дружинника.

– Ничего себе ограниченность! Да его инфа – фугас в унитазе!

– То, чего в докладе Холодняка нет, мне кажется более важным.

– Что может быть важнее информации о Питере и Шостке?

– Третья сила, Михалыч. Суди сам: кто-то нарочно наляпал буковки «СПБ», кто-то не счёл нужным затирать память дружинника о питерцах и хохлах. Значит, третья сила – не питерцы и не хохлы.

– А разве есть кто-то ещё?

– Получается, что есть. Теперь этот вопрос важнее всего.

– Мозгляк ты, Жора. Уважаю. Если такой умный, скажи, чего дальше делать? Дружинника твоего я из карантина не выпущу. Ты уж извини. Депут его знает, что ему в башку засунули. Но и в клетке его оставлять как-то не по-людски…

Я знаю, что ему ответить. Собственно, как пришла копия допроса Холодняка, так я и понял, что делать дальше. Вовремя Данила вернулся. Не хватало его в моих планах. Очень он был мне нужен. Но не здесь…

– Отправь его обратно.

– В смысле?

– В прямом. Найди ближайшую к Шостке зарубежную станцию перехода и отправь туда Данилу.

Михалыч играет бокалом, раскручивая в нём оплывшие кубики льда. Спокойно поднимаюсь и приношу ему новую порцию мартини, с увеличенной дозой лимона. Треть бокала, разумеется. По-другому пусть сам себе наливает.

– Я видел отчёт технарей об экипировке чужаков, Михалыч. В лямке рюкзака нашли маяк с пеленгатором. Умельцы оценивают радиус действия в пять сотен километров. Сечёшь, тырщ генерал?

– С трудом, воевода. Ты уж попроще объясни старику, подоходчивей.

– Главное, забросить Данилу на ту сторону. Плюс-минус сто километров роли не сыграют. По маяку дружинник найдёт своих приятелей.

– Не понимаю, как он их найдёт?

Закатываю глаза и считаю до пяти. Успокаиваюсь. Наверное, это он для санитаров тундрой прикидывается.

– Чужаков было пятеро. Один рюкзак – у Данилы. Значит, рядом с Купченко ещё четыре рюкзака. В каждом – по маяку. Пока Данила их догоняет – пеленгатор попискивает. Как только отклонится от курса – замолчит. Показать, как пеленгатор будет попискивать?

Растягиваю губы, чтоб натуральней изобразить писк, но генералу не до шуток:

– Когда мы их потеряем, покажешь, не сомневайся. А сейчас скажи, зачем Даниле искать Купченко и Пека?

– Чтобы вернуть. Хочу вернуть их в Московию. Есть в этом желании резон, Михалыч. Убойный резон!

Делаю большой глоток и катаю во рту мартини. Да. Чересчур сладко. Интересно, как у Михалыча получилось?

– Так что? Прямо сейчас и отправлять?

Глотаю, выдерживаю паузу, прислушиваясь к обонятельным и вкусовым рецепторам и, только когда уходит горечь, отвечаю:

– Нет, не сейчас. Дай Холодняку время отойти от наркоты. Переведи в камеру поуютней, чтобы стены, душ, туалет, кухня. Проследи, чтоб он вымылся и проспался. Я жену его, Тамилку, пришлю. Пусть побудут вдвоём, покувыркаются… дело-то молодое, хе-хе. Тем более у Тамилки для залёта дни подходящие…