Владимир Яценко - Ржавая Хонда (сборник)

Поэтому путешествия по Краю для меня сопряжены с дополнительными рисками и опасностями. Враждебна ко мне не только Природа: «чужие» мечтают меня захватить с целью допроса с пристрастием, а «свои» по возвращении никогда не доверяют. Всегда следует быть начеку. Иначе недолго превратиться в сухую жестянку из-под пива: смятую, сморщенную, с откусанной третью и капельками оплавленного металла по краю…

Резко останавливаюсь, шумно переводя дыхание, и осматриваюсь.

Тревога – это не только то, что происходит вокруг. Тревога – это и то, что шепчет тебе изнутри. Подсознание не зря показало мне банку от пива. Плюс тревожные ассоциации несколько раз привели размышления к слову «опасность». Значит, эта самая опасность не за горами, а прямо здесь, передо мной, под ногами.

Склоняюсь над грунтом. Пот ручейками стекает к носу и крупными каплями падает в сиреневую пыль. Именно так – в сиреневую.

Граница сиреневой пыли плавной дугой бежит вверх по склону и теряется за гребнем. Ещё один шаг, и я заступил бы за эту черту.

«И в чём тут опасность? – подумал я. – Стоило из-за таких пустяков тормозить?»

Я уже поднял ногу, но замер, так и не решившись продолжить движение: «Может, и не стоило, но проводить эксперименты на себе – точно не стоит».

Присмотревшись внимательнее, я нашёл ещё одну странность: с этой стороны, где грунт серый, встречались куски гравия и редкие травинки и даже кустики, а на «сиреневой» стороне ничего не было: однородная, порохообразная поверхность, больше всего напоминающая густой слой свежего цемента. Только не серый, а сиреневый.

Я отступил, отыскал булыжник величиной с кулак, отошёл шагов на десять и бросил камень в центр сиреневой лужайки. Ничего не произошло. Булыжник ушёл в прах целиком, без остатка. Показалось странным, что камень не приподнял облачко пыли. Поверхность не зарябила, как если бы это была вода, и на месте камня не приподнялся холм, как если бы это был песок…

«Зыбучие пески?»

Я бросил ещё несколько камней. С тем же результатом. В одной из попыток мне показалось, что в момент соприкосновения камня с пылью засверкали крохотные искорки.

«Показалось», – решил я, бросив ещё пяток камней и не увидев никаких искр.

Через минуту интерес к удивительной пыли угас. Следовало спешить за леталкой, а не изучать тактико-технические характеристики неизвестного явления природы.

Я снова побежал, теперь уже внимательнее присматриваясь к почве под ногами. Сиреневые пятна встретились ещё несколько раз. Но теперь я их просто огибал, не останавливаясь… Понемногу мысли вновь вернулись к насущным проблемам: поверил Михалыч психоблоку дружинника или нет? Хотелось бы, чтоб поверил. Горячих голов в Московии всегда хватало. А чтоб дров наломать, много ума не нужно – только большие погоны. С другой стороны, а что они могут?

А если бы и могли, зачем?

Скорее всего, Данилу допросят в рабочем порядке, на опознание пригласят прямого начальника, да и отпустят, поблагодарив за службу. Новости о питерцах и хохлах сделают его героем… какие ещё нужны свидетельства успеха и удачи? Счастливчик, деп его побери.

А мне тут бегать…

В десяти шагах от буксира я упал на растрескавшийся от зноя грунт. Меня трясло и мутило. Я отламывал от трещин комья сушёной земли, давил их в кулаке до горсти мелких камешков, потом растирал ладонями в пыль и вытирал этим порохом лицо. Потом попробовал эту пыль жевать – никакого вкуса, только песок на зубах. Наверное, я был похож на депута, потому что лошадь Пека вскоре начала похрапывать и коситься в мою сторону.

Легче не становилось. Не отпускало. У меня не было сомнений, чем именно я только что занимался, но озвучить это знание не мог даже в мыслях. Поэтому я принялся разглядывать лошадь. А она, хрустя гравием, развернулась и уставилась на меня.

Гляделки, значит. И что интересно: никаких скаток или тюков.

Чему удивляться? «Длинным рукавом» купец ещё в Калуге мог отправить шмотки к своему озеру. Таким же образом, прямо оттуда, от озера, забросил фандр на свой склад где-то в Москве. Пек ничего с собой не возит. Зачем? Он просто переезжает от склада к «фабрике» и обратно. И схрона у него никакого нет. И тварь, которая едва не прибила Рыжего, погибла от его рук. Как спастись, если пальцы противника со ста шагов разрывают тебе сердце?

«Мы с самого начала были у него в руках, – горько подумал я. – В самом что ни на есть прямом, буквальном смысле».

Купец играл с нами! И Булыгу, вполне возможно, укатала не ботаника Рыжего, а карманы Пека.

По всему получается, что «фандровый путь» – это всего лишь дорога, по которой купцы разъезжают между своими «цехами». Они вообще ничего не везут: один «длинный рукав» неподалеку от места продажи, второй – рядом с озером. Всё что купцу нужно: закупить ткани и перебросить их через «рукав» к озеру. Потом добраться до озера, «сполоснуть» в заветных местах вещички и уже как фандр забросить обратно на склад. А полукафтан с «длинными карманами» – подлое и могучее оружие. Подлость в том, что никто не ждёт нападения от человека, руки которого в карманах. А «могучее» – потому что спастись от него невозможно…

Из крепости выскочил Рыжий, освободил миску от розовой жидкости и юркнул обратно.

«При любом раскладе мы с Рыжим не жильцы, – подумал я. – Вот как купец приведёт в порядок инкубаторы, так лапы нам в кишки и запустит. Мы сейчас единственные, кто знает о его самом сокровенном. И работорговлю ему наломали. По всему выходит, что хохлы купцов через перевал пускают в обмен на человечий материал. Он ещё об ускорителях обмолвился. Это что же: Шостка своих широких бойцов пачками готовит? А зачем им столько? Воевать собрались? С кем?

И сбежать от Мутного не получится. Куда я побегу? И далеко ли? Разве что на лошади…»

Я посмотрел на лошадку купца и тяжело вздохнул – я точно знал, что мне не справиться с этим животным. Рыжий, точняк, смог бы. Рыжий с чем угодно справится. А я – нет. Ещё бы знать, в какой стороне Переход, мимо которого мы пролетели. А дружинники – молодцы! Как увидели буковку заветную, так и сдриснули: ни «до скорого», ни «спасибо, что подвезли». А ведь, если б не я, хренушки служивые домой бы вернулись…

Когда Рыжий меня растолкал посреди отбоя, он же ни словом не обмолвился про девушек. Только шепнул, что охрану снял, можем двигать. Ну я и «двинул». И дружинники ни о чём не спрашивали. Наверняка они так с закрытыми глазами на буксир и влезли. Чтоб, значит, поберечь глаза от яркого света. И прямо в передней на ковёр легли. Досыпать. Это Рыжий командовал: «право-лево». Что я, дорогу помню? Мне командуют – я фандровой паутиной пошевеливаю: в нужных местах на пультовых перильцах ткань разглаживаю. Леталка и летит: «выше-ниже-туда-сюда». Большого ума не нужно.