Владимир Яценко - Ржавая Хонда (сборник)

– Да, не всех, – согласился Тэгг, – двоим открутил головы, и при других обстоятельствах с тебя следовало бы спустить шкуру. Ты же ничего не знаешь о наших методах дознания и сыска. – Его превосходительство вдруг улыбнулся. – Думаешь, вложил в руку швейцара меч и всё уладил? У нас, знаешь ли, законы об умышленном убийстве очень, очень строги.

– Но ведь обстоятельства… – напомнил ему Лим, но другая мысль ему понравилась больше. Он повернулся к Лие: – А тебе об этих методах что-нибудь известно?

– Конечно, – немедленно отозвалась она. – И почти всё.

– Ты их всех поубивал! – Тэгг хлопнул в ладоши. В спальню начали заглядывать заспанные лица. Министр топнул на них ногой. Дверь захлопнулась.

– Вот что, – заявил его превосходительство. – Никакой необходимости в твоём дальнейшем присутствии в нашем мире теперь нет. Арбитраж не состоится ввиду внезапной смерти одного из претендентов. Жаль, конечно, наших людей, но какая удача… Я даже мечтать не мог!..

– Но законы… Лию будут искать.

– Пусть это тебя не волнует. О Лие мы позаботимся.

– Ваше превосходительство, – вкрадчиво заговорил Лим. – А нельзя ли сделать так, чтобы о Лие позаботился я?

– Нет, конечно, – возмутился Тэгг. – Ты же отправляешься… – Он запнулся, перевёл взгляд на Лию, которая уже сидела на кровати и не спускала с них глаз. – Лия, девочка моя, он не шутит? Это уже не просто работа?

– Я люблю его, – просто ответила она, и Лим почувствовал, как пол слегка покачнулся под его ногами.

– В вашем мире произойдёт взрыв, – не унимался Тэгг. – Высвободится много энергии. Направление будет от вас, вы не пострадаете, но для тех, кто окажется неподалёку, – это верная смерть.

– Это ничего, – заверил его Лим. – Это я беру на себя.

– И видно, не в первый раз, – пробормотал Тэгг. – Но пусть будет по-твоему.

Он на минуту задумался, потом повторил:

– Пусть будет так. Но ты ещё не потребовал награды!

– Ваше превосходительство, – чувствуя непривычную робость, сказал Лим. – Если моя просьба не покажется вам оскорбительной…

– Ну же, – нетерпеливо поднял бровь Тэгг.

– Не могли бы вы подарить мне свой халат…

Он пришёл из грохота и дыма на сороковой день, точно в полдень. Он и его жена, прекрасная и мудрая Лия, мать нашего молодого Господина Дота.

В фиолетовых молниях золотой одежды он подошёл к изломанному телу своего врага и взял Корону.

Он поднял её высоко над головой, и мы все: и стража, и весь народ – опустились перед ним на колени…

Рехнуться в космосе – плёвое дело. А на высоте семисот километров над фотосферой Солнца для этого дела и плевать не надо: когда выгорит последняя отражательная пластина в любой из кассет экрана, от меня даже плазмы не останется. Есть от чего вздрогнуть. Наверное, поэтому меня ничуть не обеспокоил строгий, чуть хриплый голос:

– Кто здесь?

Ему немедленно ответил тонкий детский голосок:

– Где?

– Спроси лучше «когда», – отозвался хриплый.

Голоса звучали отчётливо и ясно. Как если бы у меня за спиной кто-то беседовал со своим любознательным сыном. Я обернулся. Зря, конечно.

Людей я не увидел. Звёзд и чёрной глубины космоса тоже не наблюдалось – мешал слой багровой протоматерии примерно в полукилометре над головой. Слой заметно зеркалил, и я мог видеть себя – крохотного серебристого муравья, ползущего по серой, теневой стороне Зонта. «Муравей» был жалок и несчастен. Он толкал тележку с кассетой светоотражающих пластин, страдал и потел. Зонт в этом ракурсе достижением передовой технической мысли не казался. Десять гектаров тени на фоне безбрежного, вполнеба Солнца напоминали погребальный плот, а не убежище.

А ведь был ещё эруптивный протуберанец, фиолетовые контуры которого всё отчётливей проступали сквозь кисею протоматерии! Эта штука размером с сотню таких планет, как Земля, имела температуру пять тысяч градусов и через несколько часов должна была рухнуть мне на голову. Как только это случится, я умру. А значит, закончится наша беседа. Жалко, правда? Только ведь начали… Кстати, меня зовут Иван. Ударение на первой букве, если не затруднит. Не думаю, чтобы это имело значение, но даже в последние минуты хочется быть тем, кем был при жизни, верно? И чтобы эти минуты были свободными от недоразумений, уточню: героизма в моём положении нет – всего лишь жадность и невезение.

Разумеется, жадность. Погнался за премиальными – «кто глубже в Солнышко нырнёт, большую денежку найдёт»… Донырялся! Как оказался в такой близости от светила – понятия не имею. Критическим приближением Зонта к Солнцу полагают сто тысяч километров, я – на семистах, а как это получилось и чего делать дальше, спросить не у кого: радио не работает.

– Предлагаю обсуждать вопросы в порядке их поступления, – сказал Хриплый. – Я из этой звёздной системы. Четвёртая планета.

– Я был там, – ответил ребёнок. – Тупая растительная жизнь. Разума не обнаружил. Я с Пятой…

– Ты сам тупой, – обиделся Хриплый. – Нет никакой Пятой. Пояс астероидов – вот что такое твоя Пятая.

– Блин! – В голосе ребёнка послышалось отчаяние.

– Почему «блин»? – поинтересовался Хриплый.

– Хрен знает, – кротко ответил ребёнок. Немного подумал и добавил: – Только не спрашивай. Я не имел в виду растение. Я вообще ничего не имел в виду.

Отражательная сторона Зонта не рассчитана на такую мощность излучения и поэтому стремительно выгорает. Сотовая архитектура: каждая ячейка – это кассета с отражательными лепестками. Когда наружная, обращённая к Солнцу пластина приходит в негодность, на её место поднимается нижняя. Будто патроны в магазине пистолета. Как сгорит предпоследняя – на индикаторной панели загорается сигнал тревоги. Тут-то и мой выход. Ну а если не успел или «свежие» кассеты закончились, значит, самое время отправляться к праотцам… но до этого ещё далеко. На психотренингах нам советовали думать только о позитиве. Вот я и думаю… в духе и соответствии…

И вы не волнуйтесь. В космосе волнение вредит здоровью. Вот я, к примеру, совершенно спокоен. Потому что точно знаю: до прихода факела кассет мне хватит. Ну а после кассеты будут не нужны. И воздух мне не будет нужен. И это важно! Поскольку воздуха у меня нет. Вернее, «его есть», но мало – часов на десять. А если скорость выгорания пластин не изменится, то кассет хватит часов на шесть. Фиолетовый факел упадёт через три часа. Всё сходится. Ура! Меня не успеет прикончить лучевая болезнь. Дозиметр ещё два часа назад отключил, трещит, как проклятый, от позитива отвлекает. Надоел! Так что точно сказать, какую дозу принял, не могу, но, что за полтыщи бэр перевалило – уверен.

Поэтому совершенно не о чём беспокоиться. Полный порядок. Просто нужно быть внимательным: индикаторная панель расположена на манжете правой руки. Нетрудно «проморгать» требование системы заменить кассету – руки-то заняты! После получения тревожного сигнала следует уточнить адрес и, осторожно переставляя магнитные башмаки, дотолкать к нужному месту тележку. Поле Зонта – это пчелиные соты на шестьдесят тысяч сегментов. Легко ошибиться… представляете сюрприз: замещаешь «здоровую» кассету, а в двух шагах от тебя прорывается первый ослепительный луч! Красиво, наверное. Но фатально: на лекциях нам объясняли, что при таком раскладе Солнце выпарит всю конструкцию изнутри примерно за полторы минуты. Жесть!