Майкл Муркок - Рунный посох: романы

И пронзительно взвизгнув, он взмахнул мечом.

Хокмун без труда парировал удар и легко выбил оружие из руки Стальникова. Потом прижал острие своего меча к груди Безумного Бога.

Несколько мгновений Хокмун смотрел в полные ужаса глаза сумасшедшего. Амулет окрашивал лица обоих в алый цвет. Стальников кашлянул, словно прочищая горло, — наверное, хотел взмолиться о пощаде. Но не успел.

Повернувшись на каблуках, Хокмун пошел прочь от мертвеца.

Хокмун набросил плащ на обнаженные плечи Исольды. Девушка дрожала и всхлипывала, не только от испуга, но и от радости. У выхода неподвижно стоял Рыцарь в Черном и Золотом.

Внезапно он пошевелился. Пройдя через зал, Рыцарь исчез в темном алькове, где лежал труп Безумного Бога.

— О, милый Дориан! Если бы ты знал, что мне пришлось пережить! Меня носило по всему свету, я попадала в плен то к одной, то к другой шайке разбойников… Я даже не знаю, что это за место… и что было со мной в последние дни. Помню только какой-то кошмарный сон, будто я хотела убить тебя, и это желание было почти непреодолимым…

Хокмун прижал к себе Исольду.

— Ты права, это был сон. Пойдем отсюда. Мы вернемся в Камарг, и все будет хорошо. Что с твоим отцом? И с остальными?

Она широко раскрыла глаза от удивления.

— Как, ты не знаешь? А я думала, ты уже бывал там и отправился искать меня…

— Я там не был, но кое-какие слухи до меня дошли. Что с Богенталем, фон Виллахом, графом Брассом?

Она потупилась.

— Фон Виллах погиб от огненного копья в бою на северной границе. Граф Брасс…

— Что с ним?

— В последний раз, когда я его видела, он был очень плох, и даже Богенталь не мог его исцелить. Отец был ко всему равнодушен, казалось, ему больше не хочется жить. Он сказал, что Камарг скоро падет. Он считал тебя погибшим — ведь ты не вернулся в назначенный срок, и никаких известий о тебе не было…

У Хокмуна потемнели глаза.

— Я должен вернуться — хотя бы для того, чтобы вселить надежду в сердце графа. Ведь после твоего исчезновения он, наверное, совсем пал духом.

— Если он вообще жив, — прошептала Исольда.

— Жив. Камарг еще держится — значит, граф Брасс жив.

В коридоре, по которому Хокмун вошел в зал, раздался топот бегущих ног. Герцог Кельнский заслонил собой Исольду и выхватил меч.

Дверь распахнулась. За ней стояли Оладан и — чуть дальше — д'Аверк. Они тяжело дышали.

— Воины Темной Империи! — сказал Оладан. — Нам с ними не справиться, их слишком много. Похоже, это мародеры.

Д'Аверк подошел и остановился рядом со зверочеловеком.

— Я пытался их образумить. Говорил, что я выше рангом, чем их командир. Но увы, — он пожал плечами, — похоже, гранбретанцы уже не считают д'Аверка за своего. Проклятый пилот умер слишком поздно, успев рассказать, что я вас упустил. Теперь я вне закона, как и вы…

Хокмун помрачнел.

— Входите и заприте дверь на засов. Надеюсь, гранбретанцы не сумеют ее высадить.

— Это единственный выход? — спросил д'Аверк.

— Похоже на то.

Из темноты вышел Рыцарь. Он очень осторожно, за ремешок, нес Алый Амулет, направляясь к Хокмуну.

— Возьми, — сказал Рыцарь. — Он твой.

Герцог Кельнский отпрянул.

— Не возьму. Он мне не нужен. Это дурная вещь, из-за нее многие погибли. А кто не умер, тот сошел с ума. Даже Стальников, и тот — несчастная жертва Амулета. Носи его сам, или найди другого дурака.

— Носить его можешь только ты, — прозвучал из-под забрала твердый голос. — И никто другой.

— Не буду! — Хокмун кивнул на Исольду. — Он превратил эту нежную девушку в бешеного, кровожадного зверя. Он повинен в смерти всех, чьи трупы мы видели в деревне. Это он лишил рассудка женщин, которые напали на нас. А по чьей вине мертвы люди, что лежат во дворе замка? — Он выбил Амулет из руки Рыцаря. — Я не возьму его! Если Рунный Посох творит зло, я не желаю служить ему!

— Сила Рунного Посоха гибельна только из-за глупцов. — Голос Рыцаря звучал по-прежнему твердо. — Его дарами надо уметь пользоваться, и уж тем более нельзя их отвергать. Ты — слуга Рунного Посоха, и ты обязан взять Амулет. Он не причинит тебе вреда. Он даст тебе силу.

— Чтобы убивать и сводить с ума?

— Чтобы творить добро. Чтобы сражаться с ордами Темной Империи.

Хокмун презрительно фыркнул. И тут дверь вздрогнула от сильного удара. Воины Темной Империи обнаружили их укрытие.

— Нас слишком мало, — сказал Хокмун. — Может ли Амулет спасти нас? Ведь выход отсюда один — через эту дверь.

— Может, — заверил Рыцарь, поднимая и снова протягивая Хокмуну Амулет.

Дверь трещала под бешеным натиском гранбретанцев.

— Если этот Амулет — такая хорошая штука, почему бы тебе самому им не воспользоваться? — спросил Хокмун.

— Я не должен к нему прикасаться. Иначе со мной случится то же, что и с беднягой Стальниковым. — Рыцарь шагнул вперед. — Возьми. Ведь ты пришел сюда за ним.

— Ошибаешься. Я пришел спасти Исольду.

— Но она оказалась здесь не случайно.

— Так, значит, меня заманили?

— Нет, это было предопределено. А сейчас ты противоречишь сам себе. Говоришь, что пришел спасти Исольду, — и не делаешь этого. Отвергаешь Амулет, без которого ты почти бессилен. Скоро сюда ворвутся два десятка свирепых воинов, и смерть девушки будет куда страшней, чем наша…

От двери отлетали щепки. Оладан и д'Аверк попятились, выставив перед собой мечи. Д'Аверк сказал:

— Еще минута — и они будут здесь. Прощай, Оладан… и вы, герцог, прощайте. С вами было не так скучно, как…

Хокмун в нерешительности смотрел на Амулет.

— Я не знаю…

— Поверь мне, — сказал Рыцарь. — Однажды я спас тебе жизнь. Неужели только затем, чтобы отнять ее?

— Не отнять, а подчинить злой воле, — возразил Хокмун. — Откуда я знаю, что ты действительно посланец Рунного Посоха? С какой стати я должен верить тебе?

— Дверь вот-вот рухнет! — с отчаянием закричал Оладан. — Герцог Дориан, идите к нам! Пусть Рыцарь и девушка спасаются, если смогут!

— Держи! — Рыцарь снова протянул Амулет. — Не теряй времени — надо спасти девушку.

Еще мгновение Хокмун колебался, но затем все-таки взял Амулет. Держать его на ладони было очень удобно, словно именно для этого он и был предназначен. Казалось, он светит все ярче, заливая алым сиянием огромный зал с кривыми стенами и причудливым потолком. У герцога возникло ощущение, будто в его тело вливается удивительная сила, и он почувствовал необыкновенную легкость. Движения стали точными, мозг освободился от тяжести тревог и сомнений. Улыбнувшись, герцог Кельнский надел на шею окровавленный ремешок, а затем поцеловал Исольду, испытав при этом небывалое блаженство. Выхватив меч, он повернулся к гранбретанцам, доламывавшим огромную дверь.