Юрий Никитин - Трое в Песках

— Брали, что само на голову падает? Этого самого железа в наших болотах в сто раз больше, чем на небе! Но это ж нагнуться, спинку утрудить. А ты зверя прибил, палицу повесил на дубок и забыл о нем! Пока дубок не вымахал до небес, а палица не оказалась так высоко, что… А копье ты случаем не забыл в этом дубке?

Громобой сокрушенно покрутил головой.

— Всего рази упомнишь? На то ты и волхв, чтобы помнить больше. А мое дело телячье: наелся — и в хлев. Помахался с великанами — снова в родное дупло. Живу-поживаю, добро наживаю. Пришла новая беда — опять вылез. Побил — снова в теплое.

Мрак и Таргитай стояли с челюстями, отвисшими до поясов. Олег спросил все еще дрожащим голосом:

— Боромир… Ты ходил с бронзовыми подошвами. Громобой знает, что такое телячье, ты бывал в горах… Значит, вы сами выходили из Леса?

Боромир в затруднении посмотрел на Громобоя, но тот с сопением вдевал костяную иголку в щель на ременной пряжке.

— Да не было тогда нынешнего Леса, — ответил Боромир досадливо. — Было другое… Уже не помню, много воды утекло… Настоящей воды, она бежала реками со Льда. Лед отодвигался, таял, а за ним оставались Болота.

— Что за Лед? — переспросил Олег. — Я о нем даже не читал.

— А хрен его знает. По земле отползала льдинка версты в две толщиной, а вширь и длину я не мерил. Может быть, она покрывала весь белый свет?.. Так вот шли мы через Болото, что оставалось за Льдом, а когда отыскали малость сухое… нет, не сухое, а хоть твердое место, остановились. Вскоре вокруг выросли деревья, а потом нарос даже Лес. Тогда дрались часто: на белом свете людей было мало, а зверья и чудищ много. Все лезли на сухое, приходилось по башке и в Болото. Много наших полегло, ибо порой такое вылезало…

Он помрачнел, голос прервался. Громобой поднял голову, сказал утешающе:

— Ничо-ничо!.. Когда Первоболото подсохло, островков появилось много. Нам стало полегче. А теперь от Праболота только пятнышки, все занято нашим родным Лесом.

Олег прислушался к шумным голосам за стеной, поспешно прервал:

— Лес в свою очередь уступает Степи. А в Степи — хищные, жадные народы. Злые и беспощадные. Они хлынут, как морские волны!

Громобой поднял голову, мирно сказал:

— Хлынут, тогда и вылезем. Впервой, что ли?

Олег оглянулся на друзей. Он чувствовал злость и отчаяние. Трудно свыкнуться с мыслью, что эти грубые неопрятные мужики что-то знают и что-то могут, но в голове начали появляться картинки детства, когда видел или слышал непонятное. Да, били страшных чудовищ, когда те крали девок — те уходят далеко за ягодами и грибами, но затем почему-то замирали, как мухи зимой. Снова в теплое дупло, снова жить-поживать да добро наживать… Какое добро наживешь в дремучем лесу? Когда приходила новая беда, снова вылезали, творили подвиги, чудеса… и снова в дупло.

Мрак прокашлялся, очищая горло:

— Великаны, Змеи, Кащеи — что, простое бесхитростное зверье. А сейчас прут люди — самое злое, хищное, подлое зверье. Новые люди! А чем новее, тем подлее.

Боромир с удивлением перевел взор на оборотня.

— Ты знаешь даже такое?

— Боромир! Тот, кто вылез из дупла и хоть раз обошел вокруг дуба, уже умнее того, кто не вылезал.

Боромир хлопнул себя по коленям, с кряхтением поднялся.

— Добро. Передохните малость, а мы порешим вашу долю. Громобой, скажи людям, что изречем завтра утром.

Громобой молча вылез, лишь бросил неприязненный взгляд на Мрака. За шкурой, что заменяла дверь, раздался радостный рев, сменился разочарованным гулом. Прогремел неразборчивый рык старшего охотника.

— Идите, — разрешил Боромир. — Повидайтесь с родичами. На рассвете решим, быть вам живу аль не быть…

Выждав, когда народ разбредется, четверо выскользнули из дупла. Мужики с рогатинами и кольями уже нагалделись как стая галок, показали своим бабам, какие храбрые, удовлетворенно расползлись. Народ Большой Поляны спал долго и сладко, просыпаться не любил.

Жилье Мрака стало вроде поменьше. Внутри пыльно, под стеной тянулся живой ручеек крупных красноголовых муравьев. Олег заметил, что в одну сторону бежали поджарые, а в другую — едва волочили раздутые брюха, несли жуков, кузнечиков, тащили мышь-полевку.

— Заразы, — сказал Мрак с неудовольствием. — Видите ли, дерево выросло на их дороге!.. Прогрызли стену, так и ходють… Еще мой дед отучал, не вышло.

Он тяжело сел, опустил голову на кулаки. Олег рассеянно глядел на деловитых муравьев. Где эти хлопотуны пережидали Великий Лед, они ж намного древнее людей?.. Видать, как и здешние жители, просто залегли и поспали. Пережидали, пока Лед уйдет. Можно спать и тыщи лет, ежели сильно захотеть, а вот им в эту ночь не придется — что решит Боромир? Судя по всему, не держит на них зла, но Громобой, охотники, запуганные и невежественные жители Большой Поляны?

Мрак исчез ненадолго, вернулся с парующим большим горшком, но потемневший.

— Издали выставили… Боятся прикоснуться! А ведь родня.

В горшке оказалась вареная лосятина — без соли, сильно вываренная. Раньше трое другой еды не знали, но теперь ели без охоты, только бы утолить голод.

Стемнело, в натянутую шкуру поскреблись. Мрак осторожно отворил, держа секиру в другой руке, а Лиска наложила стрелу на туго натянутую тетиву. Вошел старый дед Тарас. Покряхтел, подошел к Мраку и долго подслеповато всматривался в черный пояс.

— Я исчо там заприметил… Думал, обмишурился. Ты зачем спер, шельма?

Шерсть на затылке Мрака встала дыбом, а голос зазвенел от злости:

— Шел бы ты, дед… в глубокую дупу. Дупло, то-есть. Этот пояс я завоевал в таких странах, что тебе и во сне не привидится!

Дед нагнулся, кряхтя, коснулся дряблыми пальцами.

— Чудно… Голову дал бы наотрез, что мой… Ты бы признался, Мрак, врать нехорошо. Кто много брешет, на том Ящер будет воду возить.

— Зачем ему столько воды, — возразил Мрак. — Тарх брешет, Олег брешет, весь мир брешет! Пояс отыскал в Долине Битвы Магов, что за тридевять земель.

Дед пощупал тяжелые нашлепки из металла. Внезапно клацнуло, пояс соскочил с Мрака. Дед Тарас удерживал с трудом — на поясе висели акинак и баклажка с водой.

— Ишь ты, — сказал дед Тарас растерянно, — все такое же…

Под его пальцами пояс вытянулся в струну, превратился в плоский тупой меч. Дед Тарас повертел его в руках, ударил краем о каменную глыбу очага. Звякнуло, взметнулись искры, а огромный камень раскололся.

Четверо разинули рты. Дед Тарас с натугой держал странный пояс, в выцветших глазах было слабое удивление.

— Нет, — сказал он наконец сожалеюще, — мой был полегче. У нас у всех были такие… На пряжке с той стороны каждый выцарапал свое имя…

Олег выхватил пояс, лихорадочно начал искать надпись, уже в полной уверенности, что отыщет. На тусклом металле были глубоко врезаны значки, по краю твердый металл стерся, словно хозяин носил его, не снимая, столетия. Значки были странные, ничего похожего Олег не встречал в мудрых книгах.