Юрий Никитин - Стоунхендж

Томас все еще неверяще пощупал камень — тот был все так же монолитен, темен в ночи.

— Ага, — сказал он, — ты как дятел, да? Тот тоже чует, где под корой пустоты... Правда, он и червяков так же чует. Эти колья ты вбил?

Он нащупал влажные деревяшки, вбитые в высверленные дырочки по самые уши. Кончики пальцев ощутили напряжение в камне. Разбухая, деревянные колышки уже напрягли жилки в камне так, что вот-вот лопнут. Стражи не спят, им слышен каждый шорох. Авось, не обратят внимания, что треск раздастся от этой стены. А камни лопаются всю ночь, вечером набили кольев много.

— Лежи тихо, — шепнул калика.

Томас услышал настойчивую нотку в голосе, упал ничком. Через пару мгновений раздался оглушительный треск. Камень в стене качнулся. Рабы поблизости заворочались, застонали во сне. Томас лежал недвижимо, только сердце колотилось так, что его подбрасывало. Наверху послышались голоса, сверху сбросили горящий факел.

Он ударился, рассыпая искры, Томасу чуть прижгло голую кожу. Когда снова все стихло, Томас коснулся плеча калики, потряс. Тот вздрогнул, посмотрел непонимающими глазами:

— А?.. Что?.. Сэр Томас, что стряслось?

— Не спи, — прошипел Томас. — Сон в родне со смертью... Давай проверять твою пустоту.

Калика поскреб затылок.

— Сдается мне, что там вовсе не обязательно выход...

— Как это?

— Ну, просто пещера... А то и пещерка.

Томас подполз к камню, ухватился, уперся. Голос его был тяжелым, с придыханием:

— Пусть даже норка. Я сам ее пророю дальше. Зубами, когтями! Когда ждет Крижана, то стойкое британское сердце англа из племени германцев ничто не остановит!

С легким скрежетом глыба поддалась по каменному основанию. Изнутри пахнуло теплом: каменная стена за день вобрала много солнца, но дальше Томас ощутил струю холодного воздуха.

— Гореть мне в аду, если там не выход, — прошептал он горячо.

— Выхода нет, — прошептал калика грустно.

Ноги Томаса примерзли к земле. В сердце кольнуло, как будто туда всадили нож по самую рукоятку.

— Знаешь точно?

— Ну, надежда всегда есть... Еще Гильгамеш искал выход, а потом и Аристотель, великий Пифагор искал в математике, а гениальный Гиппократ видел в идеальном здоровье, но тоже...

Томас заскрежетал зубами. Когда-нибудь он придушит этого философа собственными руками.

Ноги его исчезли в тени. Калика пригнулся, пополз за ним. Через десяток саженей пустота в камне расширилась, он сперва смог встать на колени, затем пошел за Томасом, сильно пригнувшись. Темнота была полная, он слышал впереди только проклятия и ругань рыцаря. Томас торопился выбраться, похоже, не было выступа, о который он бы не шарахнулся, не стесал, не закруглил, не затупил.

Они были мокрыми от усилий, и струйка воздуха чувствовалась сильнее. Калика наконец дождался местечка шире, обогнал Томаса. Гора была пронизана пустотами, как многие старые горы в этой части света — это не молодые горы Гималаев.

— Постой, — велел калика.

— Погоня?

— Не шуми.

Томас прислушался, сказал нетерпеливо:

— Сэр калика, здесь только один ход. Один конец ведет вперед, другой — назад в каменоломню.

Голос калики был полон ядовитого восхищения:

— Хотел бы я, чтобы у меня тоже все было так просто!

— А что не так? — насторожился Томас.

— Ну... шарахнись со всей дури в стенку, перед которой стоишь. Нет-нет, не поворачивайся, я же чувствую.

Томас обиделся.

— Ты на что намекаешь? На меднолобость?

— Я даю ответ.

В жажде посрамить оппонента Томас повернулся, ощупал стену — гладкая, глаза не выбьет о наросты и выступы — отступил и, оттолкнувшись от стены сзади, ринулся в стену.

В плече хрустнуло, как кнутом стегнуло болью. Стена проломилась, Томас рухнул вместе с градом мелких камней, повис, как мокрое белье на плетне. В голове был грохот, он расчихался от удушливой пыли. А сзади калика уже хлопал по плечу.

— Ну, хватит висеть, как убитая гадюка на ветке... Развесился!.. Мне на ту сторону надо, а тут висят всякие...

— Сэр калика, — простонал Томас, — ты жесток. Теперь вижу, куда там всяким сарацинам перед славянами...

Он перевалился через тонкий край, упал по ту сторону. Пещера — но здесь был слабый рассеянный свет. Далеко вверху Томас разглядел слабое пятно.

— Почему я не летучая мышь? — сказал он с досадой.

— Превратить? — предложил калика.

Томас замахал в испуге обеими руками:

— С тебя станется! Как я общаюсь с таким человеком?

— Как хошь, — ответил калика хладнокровно, — тогда нам не больше версты по прямой.

— Как ворона летит?

— Как гадюка ползет.

— К зиме выйдем?

— К большой или к малой?

— А чем они различны?

— Малых ты несколько уже пережил, а большая наступит, когда с севера вернется Большой Лед. Это такая льдина, верст шесть в высоту, что прет себе и прет, стирая с лица земли леса, холмы, засыпая реки, болота, а потом промораживая под собой землю на версту вглубь... Аль я тебе о ней уже говорил?

Томас шел следом, все еще натыкался на выступы, хоть уже и реже, немного воспрянул духом. Свет становился сильнее, а движение воздуха уже чувствовалось всей кожей.

— Избавь меня от своих воспоминаний детства... Не знаешь, куда ход выведет? Уже день, не хотелось бы вот на солнечный свет на глазах у целой толпы.

— Да брось ты!.. Не один ты голый, вон у меня как-то был козел...

Томас фыркнул:

— Здесь нет достойных женщин, чтобы я прятал от них свои чресла. Но кроме дам здесь есть и стражи. А я только без меча чувствую себя голым.

— Да ладно тебе... В каменоломне уже все знакомо. И заботятся о нас. Еду прямо на веревке опускают, как императорам.

Свет становился ярче. Наконец блеснуло ослепительное небо, неровные края скалы на выходе выглядели раскаленными. До выхода осталось не больше десятка саженей, но стены смыкались, обдирали плечи, бока. Томас покрылся липким потом от страха. Все тело кровоточило, ссадины саднило, покрытые грязью и кровью, замешанные на соленом поту.

Он поморгал слезящимися глазами, заставляя их побыстрее привыкнуть к солнечному свету, осторожно выглянул.

Перед глазами была сухие стебли травы, ползали жуки и муравьи. Сильно пахло клевером. Чирикали воробьи. Серые неопрятные глыбы наползали одна на другую, как исполинские черепахи в брачный период, только что не стонали. Легкие ветерок посвистывал в стеблях, стряхивал перезревшие семена.

За ноги что-то ухватило. Томас подпрыгнул от неожиданности и сразу увидел, что каменная россыпь находится неподалеку от стены замка. Калика высунул голову следом, сказал саркастически:

— Разочарован?

— Ну, почему же...

— По роже вижу. Мечтал вылезти прямо в спальне этого ночного дятла!.. Или хотя бы на кухне.