Юрий Никитин - Откровение

— Со скотами так всегда, — согласился Олег. — Либо растопчут, либо забодают, либо в слюнях утопят. Но настоящее искусство, как видишь, не гибнет. Возрождается.

Говорил чересчур серьезно, надувал щеки как епископ, Томас на всякий случай нахмурился и пораздувал ноздри. У язычников нет в душе святого, над чем только не глумятся! Потому и должна святая церковь железной дланью искоренить все не свое, истребить, а что не удастся сжечь и пустить по ветру, то растащить по камешку. Чтобы даже соблазна не осталось.

Пот заливал глаза, Томас смахивал его горстью. Случайно вскинул лицо, взгляд зацепился за нечто блеснувшее в небе, от чего по всему телу прошла странная волна свежести и непонятного возбуждения. В то же время он чувствовал, как страх вздыбил волосы на руках и по всему телу. Кто-то могучий и властный смотрел на него, как ему показалось, с недоумением и насмешливой жалостью. Томас ощетинился, ладонь метнулась к рукояти меча.

Ощущение чужого взгляда пропало, но Томас чувствовал, что неизвестный гигант просто потерял к нему интерес, как он, Томас, не слишком интересуется заботами муравьев, через которых перешагивает ежечасно. Калика шел неторопливо, давал ему поспевать в его железе.

— Ты видел? — спросил Томас.

— Чего?

— Кто-то смотрел на нас.

Калика повел плечами:

— А что? Мы мужики видные.

Томас рассердился:

— Кто-то огромный! И сильный, как... как ураган, как землетрясение.

— Да ну, — сказал калика спокойно, и на Томаса сразу пахнуло ледяным ветром Гипербореи. Калика отвел глаза, но Томас уже знал отшельника, тот наверняка ощутил опасность много раньше. И сейчас держится так, будто уже давно заметил, как кто-то поглядывает на них время от времени.

— Кто это? — спросил он сдавленным голосом.

Калика не замедлил шага:

— Не знаю.

Томас благочестиво перекрестился, даже испустил глубокий вздох облегчения:

— Славе тебе, Господи!.. Хвала Пресвятой Деве!.. Виват сорока мученикам!..

— Что с тобой, — буркнул Олег удивленно. — Такой прилив благочестия! Хоть сейчас в монастырь. Опять воздух колыхнул?

— Да нет, я уж боялся, что все на свете знаешь. А с таким спутником от тоски удавиться разве что. Да и всякое знание от Сатаны, всяк знает!

Ноги все труднее отрывались от земли, подошвы шаркали, как у старика. Калика остановился лишь на короткую трапезу, снова безжалостно поднял, и так навстречу заходящему солнцу, распухшему и багровому, уже небо запылало как сарацинская крепость, а они все шли, даже когда на темнеющем небе высыпали звезды. Томас стискивал зубы, молчал, калика в языческих размышлениях перепутал день с ночью, но пусть дьявол придет за его душой, если калика услышит мольбу об отдыхе!

Луна поднялась по-южному крупная, сразу залила мир серебряным светом, мертвым и призрачным, в котором все знакомое стало непривычным, пугающим, но вместе с тем загадочно красочным. Даже калика, что все так же шагает впереди, выглядит не человеком, а существом из другого мира, где живут по своим законам, странным и причудливым, но привычным для тех людей... если они люди.

Он зябко повел плечами, хотя все еще не остыл от дневного жара. Сейчас некогда, а когда все закончится, он сядет и все вспомнит, о чем говорил и что делал калика. Да и дядя Эдвин, жадный на странности мира,

вытащит подробности как клещами.

От шагающего калики внезапно упали две тени. Одна полупрозрачная, другая чернее самой ночи. Где она двигалась, там исчезало все, а потом выныривало как будто из бездны. Бесшумно носились летучие мыши, и чем дальше продвигались в ночи, тем луна становилась огромнее, а мыши пролетали как летающие кабаны, волна воздуха едва не сбивала Томаса с ног.

Он догадывался, что калика неспроста не остановился на ночь, и что с каждым шагом вторгаются в странные земли, где ночью совсем другой мир, другие звери, другие законы, и куда свет христовой веры не проник и, возможно, никогда не проникнет.

На всякий случай перекрестился, пробормотал хвалу Пречистой. Пусть летают, хоть головы себе поразбивают о его железные плечи. Все-таки ущерб нечистой силе, а христианскому воинству меньше махать топорами, когда и сюда придут с огнем, мечом и крестом.

За ночь дважды останавливались на отдых, поспали по очереди, а когда звезды начали блекнуть, уже шагали по утренней свежести быстро и напористо. Когда начала приближаться полоска деревьев, что растут обычно по берегам рек, Томас уже мог примерно сказать, что за река, хоть и меньше калики скитался по белу свету.

Однако, когда нетерпеливо взбежал на берег, то замер, будто наткнулся на стену. Олег поднялся неторопливо, без охоты.

Река катила волны крупные, светлые, а лучи полуночного солнца упырей и мертвых пронизывали до самого дна. Подводные камешки и снующие рыбки видны не только возле берега, но и дальше по реке. Томас, присмотревшись, готов был поклясться, что видит всю реку насквозь от берега до берега.

— Какая чистая вода, — сказал он с восторгом, что смешивался со страхом. — Так именно эта река совсем близко к царству мертвых? Невероятно...

— Придется поверить, — сказал Олег угрюмо. — Оно на том берегу.

Томасу померещилось, что на том берегу реют в клочьях грязного тумана, странные уродливые птицы.

— Наконец-то, — прошептал Томас. Сердце его застучало чаще. — Как переправимся? Вплавь или найдем лодку?

Калика спустился к самой воде. Томас шел следом, глаза не отрывались от рук калики. Олег подобрал сухой прутик, зачем-то понюхал. Томас проследил за ним настороженным взглядом, когда калика вдруг бросил в реку.

К удивлению Томаса, легчайший прутик плюхнулся как будто его сто тысяч кузнецов ковали из железа. Калика вопросительно осмотрел на Томаса. Тот хмыкнул, мало ли какое колдовство прицепил к несчастной хворостинке, подобрал другой сам, небрежно бросил. Он чувствовал легкость, это даже не прутик, а высохший стебель чертополоха, пустой внутри, наполненный воздухом... но его хворостинка пошла ко дну с такой поспешностью, будто пыталась догнать и удушить прутик калики.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Томас.

— Жошуй, — ответил Олег.

— Что-что?

— Оглох, сэр рыцарь? Жошуй, говорю. Придется поискать мост.

Томас смотрел то на прут, что просвечивал со дна, то на калику:

— Жошуй?.. А... гм... да. Если Жошуй, то тогда конечно... Жошуй — это понятно, раз уж Жошуй... Никуда не деться. А ты уверен, что где-то есть мост?

Калика буркнул:

— Человек такая тварь, что обязательно постарается перебраться на ту сторону. Надо или не надо. Особенно, если не надо.

Томас побрел за ним следом, на бегущие волны косился недоверчиво и зло. Теперь видно, что чересчур быстро несутся, слишком легко плещутся, брызги взлетают и падают очень медленно. А потом у самого берега над водой пролетела птица, Томас понаблюдал за ней, вздрогнул, догнал калику: