Наталья Павлищева - Кровь и пепел

Я поймала себя на том, что пристально глазею на князя, потребовалось усилие воли, чтобы заставить себя опустить глаза. Одно дело жить в Козельске и общаться с теми, о ком ничего не знаешь. Если не считать маленького козельского князя Васю, остальные на страницах летописи следа не оставили. А вот сейчас передо мной стоял князь, который известен. Пусть не всем, только тем, кто специально изучал историю, но все равно. Вот этот князь поедет в Чернигов просить у черниговского князя Михаила Всеволодовича помощи и не получит ее. Вроде с ним вместе будет Евпатий Коловрат…

А Анея тем временем вызнавала что ей нужно. Оказалось, что князя Юрия Игоревича в Рязани нет, уехал куда-то.

– А сын твой Роман где, в Коломне?

– Нет, ныне в Рязани, по делам приехал. Как Федор в Козельске?

– А что Федор? Он воевода.

– Да он при маленьком князе, небось, не просто воевода.

– Есть такое…

И вдруг в глазах Анеи что-то блеснуло, я поняла, что она придумала нечто… Так и есть.

– Князь Ингварь Игоревич, хочу я тебе подарок сделать.

– Да с чего это?

– А вот так! Мой терем знаешь?

– Кто ж в Рязани его не знает?

– Вот его тебе и дарю.

– Да ты что, Анея Евсеевна? Тому терему цены нет, ровно княжеский…

– Дарю. Ныне грамоту напишу. Только у меня просьба к тебе: пошли своих людей прямо сейчас, чтоб Маштака поторопили с выездом, мне самой, как понимаешь, не с руки.

Князь Ингварь расхохотался:

– Ай и ловка ты, Анея Евсеевна! Но за такой дар готов тебе помочь Маштака выкинуть, у самого на него руки чешутся. А есть куда?

– Есть! – отрезала Анея тоном, не терпящим возражений.

Вот тебе и женская незаметность, может, кто и незаметен, только не моя тетка, такую и князья вон побаиваются.

Но выкинуть в тот же день не удалось, Маштак на коленях умолял князя и Анею оставить его хоть на неделю, пока подновят после пожара его собственный дом. Он предлагал тетке освободить для нее любые комнаты, но Анея, осмотрев терем, поморщилась:

– Тут после тебя неделю отмывать и проветривать надо. Грязищу-то развел!

Маштак, сменивший утренний хозяйский тон на униженный, льстиво восхищался:

– Строга ты, Анея Евсеевна, ох, строга…

Тетка, посоветовав князю не держать Маштака в хоромах дольше сказанного, предпочла удалиться. Но нам надо было где-то ночевать самим. Такое место нашлось у сестры Степана Авдотьи. Златокузнец Никола, тот самый, что сажал золотые капельки размером с десятую часть булавочной головки в колечко из проволочки толщиной с волос, имел на дворе два дома, просто новый построили, а старый еще не разрушили. Видно, Анея подозревала исход переговоров с Маштаком, потому что приказала девкам привести этот пустующий дом в порядок и хорошенько протопить. Я ломала голову над тем, что заставило Анею уехать из Рязани, где с ней так считались, в далекий Козельск? Лушка на вопрос только плечами пожала. Было ясно, что здесь какая-то тайна, спрашивать о которой не рекомендуется. Ладно, потерпим…

Утром тетка распорядилась, чтобы я одевалась и отправлялась с ней.

– А я?

Анея к Лушке даже оборачиваться не стала, фыркнула:

– Дома подождешь, мы по делу.

Конечно, сестрица обиженно надула губы, но мать на такие мелочи как недовольство дочери внимания не обращала, она принялась наказывать мне, во что одеться. Согласно ее ценным указаниям, получалось парадно, да не очень. Ясно, дресс-код изменен ввиду нецелесообразности обвешивания золотыми и серебряными побрякушками. В результате их все равно оказалось немало, но не столько, как первый раз.

Когда я была готова, тетка критически оглядела результат общих стараний моих и двух сенных девок и кивнула:

– Ладно.

Мы отправились пешком. Ясно, операция под грифом «Сов. секретно», не только Лушку не допустили, но и Трофима тоже. Сзади все же вышагивал один из дружинников, приданных Анее отцом для охраны, хотя я полагала, что тетка куда больше надеялась на свой авторитет, чем на его меч. Тетке то и дело кланялись, она с кем-то здоровалась.

На крыльце Успенского собора мы увидели богато одетых людей. Ясно, княжья семья. Оказалось, так и чуть не так. Вчерашнего знакомого Ингваря Игоревича среди них не было, скорее это младшая поросль князей.

Анея вдруг кивнула:

– Вот к кому мы пойдем. К Роману Ингваревичу Ты не гляди, что он молод – толков, как никто другой.

Я проследила за взглядом тетки и… пропала! Окончательно и бесповоротно! Потому что Роман Ингваревич олицетворял собой именно тот тип мужчин, от которого я без ума. Таким иногда изображают Александра Невского – высоким, стройным синеглазым красавцем с мужественным лицом (на сей раз это вовсе не признак предателя!) и спокойной уверенностью в каждом движении. Неужели красотка, стоящая чуть правее, его княгиня?! Стало так больно и горько… Конечно, влюбиться в князя с первого взгляда нелепо что для пятнадцатилетней дочери воеводы, что для тридцатилетней бизнес-леди из XXI века, но когда это сердце спрашивало?

– А… кто это рядом с ним?

– Князь Федор Юрьевич, сын Юрия Игоревича Рязанского.

– Нет, женщина?

– А… это княгиня Евпраксия.

Кажется, я с облегчением выдохнула. Та самая Евпраксия, что шагнет с высокого терема вниз с ребенком на руках, только чтобы не достаться татарам… А женщина и правда красавица, причем не русской, нездешней красотой. Понятно, она же византийка. Совершенный овал лица, большущие темные глаза, даже на расстоянии видно, что ресницы густые и длинные, на щеках нежный румянец. Погубить такую красоту! Вот гад! За одно это Батыя следовало бы кастрировать!

А Анея уже пробивалась сквозь толпу ближе к князю, сделав знак мне, чтобы не отставала. Я почти скорбно вздохнула: несчастная любовь мне и дома не нравилась, а уж в далеком тринадцатом…

– Здрав будь, князь Роман.

– И ты здравствуй, Анея Евсеевна, – поклон не только по необходимости, заметно, что больше из уважения.

– Князь Роман, разговор есть. Серьезный.

– Пойдем в терем.

– Нет, лучше подале. В домах лишние бревна есть, услышать могут.

– Кого мне бояться?

– Дело говорю.

– Ну хорошо, пойдем.

К этому времени я пробилась ближе и встала, не зная, можно ли подходить. Но тетка вдруг сделала знак, чтобы подошла.

– Князь Роман, ты моего брата Федора Евсеича помнишь?

– Как не помнить, все звал к себе в дружину, да он к черниговскому князю сбежал.

– Не к черниговскому, а в Козельск, – уточнила не терпящим возражений тоном Анея. – А это вот его дочь Настасья.

Мои глаза встретились с двумя синими омутами и утонули в них окончательно. Единственной мыслью было: как же с тех пор измельчал народ! В двадцать первом веке таких синих глаз уже не встретишь, разве что у голливудских красавцев с их цветными линзами. И такая густая русая чуть вьющаяся бородка бывает только у киногероев стараниями гримеров. Но князь, похоже, не задумывался над своей внешностью, она не главное. Глаза внимательные, пытливые и еще умные-умные…