Наталья Павлищева - Кровь и пепел

Никола сокрушенно покачал головой:

– В пятый раз проверяем, все сходится. Причем ведь кто бы что ни задумал, ответ у всех один!

Я невольно рассмеялась:

– Никола, хочешь понять, в чем дело?

Тот кивнул. Пришлось объяснять фокус. Поняв, что по ходу ему пришлось отнять задуманное число, отчего оно просто исчезло из подсчетов, Никола расхохотался:

– Ай и ловкие девки! Кто придумал-то?

Лушка шмыгнула носом, сознаваться в том, что просто воспользовалась моим опытом, не хотелось. Я милостиво сообщила:

– Это мы вместе.

Анею заинтересовал другой участник интеллектуальных развлечений, она сразу заметила внимательно прислушивающегося к Лушкиным разглагольствованиям деда:

– Ефрем, ты ли?

– Я, Анея Евсеевна, кому же еще?

– Откуда ты у Николы?

– Здеся живу. Ну, не совсем живу, а так вот, бываю…

По усмешке Авдотьи я поняла, что бывает почти круглосуточно. Но общее отношение к деду было явно благожелательным. Это заставило и меня приглядеться внимательней. Седенький, невысокого росточка, видно, давно потерявший большинство зубов во рту, он был весьма разговорчив, обо всем имел собственное суждение и явно любил рассуждать. Особенно, как выяснилось, о себе и своей нелегкой, но такой интересной жизни. Нелегкой жизнь оказалась только по его собственному мнению, да и интересной тоже, но слушать рассуждения деда Ефрема любили, похоже, все.

Анея неожиданно обратилась к Николе:

– Никола, я свой терем князю Ингварю подарила, о том слышал?

– Дык… как не слышать? Вся Рязань о том шумит. А Маштака-то куда?

– А в его собственный, пусть не ленится, а подновит после пожара свой. Но я не о том. Я ведь теперь своего жилья в городе не имею. Не продашь ли мне старый дом?

– Тебе? – вытаращил почему-то глаза на тетку Ефрем, словно продавать предстояло ему, а не Николе. – Да ведь у него не княжий терем, а простой дом. Был.

– То мое дело. Так продашь или нет? Хорошую цену дам.

– Новый на его месте ставить будешь?

– Да нет, оставлю этот стоять, только что подновлю. Чтоб было куда приезжать.

– А чего ж терем не оставила? – снова влез Ефрем. Удивительно, но никто не противился вот таким его «встреваниям».

– На терем Маштак всю жизнь зарился бы, такова его гнилая натура. А так – терем княжий, не подступишься, а мне жить где-то надо.

– Ну, продам.

Через минуту они уже сговорились о цене, причем дед Ефрем даже по ляжкам себя шлепнул, сокрушенно качая головой и переводя взгляд с Николы на Анею и обратно. Я пыталась сообразить, продешевил Никола или нет. Анея рассмеялась:

– Ефрем, ты чего маешься, знаю, что двойную цену плачу, но хочу, чтоб Никола приглядывал за моим домом, пока меня нет. А еще хочу, чтобы ты в нем жил, а не в своей землянке, печи топил исправно, чтоб гниль не заводилась, и пауков по углам гонял. Пойдешь ли ко мне в услужение? Платить хорошо стану, на жизнь хватит.

Ефрем неожиданно прослезился:

– Дык как же это? Анеюшка, как же?

О, еще один Анеюшкой зовет. И это тетку, всего пару часов назад разыгрывавшую из себя королеву Елизавету перед Маштаком. Анея отнеслась к такой фамильярности спокойно, собственно, я другого и не ожидала, уже было понятно, что если Ефрем так называет, значит, знает, что сойдет.

– Ну, так пойдешь?

– А то как же?

Уже немного погодя Ефрем ругал наших девок за нерадивость, выговаривая за обнаруженную паутину. Досталось и холопам, а вот указать что-то Трофиму, самому чувствующему себя хозяином, не получилось, он зыкнул на Ефрема так, словно тот влез к нему в тарелку руками.

Тетка вдруг попросила:

– Настя, накинь что потеплее, выйдем на двор…

Лушка тревожно проводила нас взглядом, но промолчала. Вообще, после нашего дурацкого побега сестрица словно повзрослела лет на пять, стала сдержанней и не распускала язык по любому поводу. Конечно, все искоренить мигом ей не удалось, да и надо ли, но без толку языком не молола и ненужными вопросами не сыпала.

Мы вышли с теткой на крыльцо. Я вдохнула полной грудью свежий воздух. Кроме запаха дымка от печей или скотины из хлева, никаких других не было. Первое время меня чуть коробил запах навоза, но теперь вот привыкла и почти не замечала.

Немного постояли, Анея, глядя вверх на небо, а я в сторону собачьей конуры, где спокойно лежал старший из псов Буран и мотался на привязи маленький Серко. Песик был молоденький, этого года, старому Бурану страшно мешал своими взвизгиваниями и мельтешением. Ему, видно, очень хотелось побегать и поиграть, но посадили на привязь, и приходилось терпеть. Серко пытался задеть Бурана, призывая и его к игре, скакал вокруг козликом, то прилегая на передние лапы, то вскакивая, смотреть на него было уморительно, но Бурану, видно, надоело, старый пес клацнул зубами, и обескураженный Серко с перепугу отлетел прочь. Чуть постоял, видно, раздумывая, стоит ли пробовать еще раз, вздохнул и отправился проверить, не осталось ли чего поесть в плошке. Старательно изучавшая и без того пустую плошку ворона презрительно каркнула, чуть отлетела прочь и остановилась, пытаясь сообразить, стоит ли бояться этого щенка. Может, и не испугалась бы, но все равно воровать было нечего, еще раз каркнула и, хлопая большими крыльями, взлетела на ближайшее дерево.

Тетка усмехнулась. Я ждала, что она скажет.

– Настя, что ты про Козельск знаешь?

Скрывать больше нечего, я ответила:

– Его будут осаждать пятьдесят дней.

– А потом?

– Падет, и жители будут уничтожены.

– Когда?

– В марте.

– То, что ты сказала Роману и про Козельск, можно изменить, я не знаю как, но можно. Но тебе пора.

Я не успела удивиться, Анея вдруг строго посмотрела мне в глаза:

– Чтобы вернуться в Москву, нужно вернуться в Козельск, к началу.

Ее собственные глаза вдруг стали точно такими же, как у Ворона, – непонятного цвета.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я обрела способность даже соображать, не то что разговаривать. Анея?! Та, которая все знала, была все время рядом, а я, как дура, искала колдунов и бегала из дома! Вмиг стало ясно и почему она вдруг собралась вместе со мной в Рязань, и почему дальше словесной ругани ее наказания на меня не распространялись, и почему тетка не позволила отцу избить меня основательно.

– Анея…

– Ты же хочешь домой, в Москву?

Я только кивнула.

– Завтра поедем в Козельск. Только не болтай.

Снова кивок. Мне нужно было время, чтобы осознать произошедшее. Анея знает про меня все… Правильно, она же сообразила посадить рядом со мной Любаву, чтобы та рассказывала. И… и Воинтиха ее помощница, не больше! Конечно, тот разговор между ними вовсе не был странным, Анея действительно давала наставления Воинтихе. Чем больше я размышляла, тем больше обнаруживала доказательств причастности Анеи ко всему странному. И как же я раньше этого не замечала?! Просто потому, что искала необычное: Воинтиха на меня не произвела впечатления колдуньи из-за своей аккуратности и отсутствия клыков, Ворон показался внешне обычным, хотя явно мог многое, а уж Анея… Про Анею я и вовсе не могла подумать ничего такого.