Олег Верещагин - Скажи миру – «нет!» (отрывок)

Мы помолчали. Йенс обнажил меч до половины и рассматривал его.

— Вот еще загадка, — сказал он. — Откуда тут оружие? Почему именно такое? Огнестрельное иногда попадает сюда с Земли с хозяевами. А это, холодное?

— Загадки, загадки… — пробормотал я. — Послушай, Йенс. Как ты думаешь, есть ли у всего этого цель? Или это какие-то случайности?

— Не знаю, — признался Йесн. — Один голландец, мой друг, считает, что все это, — немец повел рукой, — огромная военная школа. Ребята и девчонки копируются какой-то цивилизацией, их помещают сюда, через какое-то время тех, кто остается жив, забирают куда-то на службу.

— Вообще-то похоже… но глупо, — заметил я. — Все пущено на самотек — мол, живите, как хотите… Ну ладно, ты не знаешь, но что ты думаешь?

— А ты скажешь мне, что думаешь ты? — Я кивнул, Йенс вздохнул: — Хорошо. Я не верю в инопланетян и все такое прочее. Мне кажется, мы просто попали в какой-то пространственный разлом, канал, называй, как хочешь.

— Знаешь, я думаю так же, — сказал я. — Но это ни фига не объясняет всего остального. Оружия, того, что здесь, ты говоришь, не взрослеют…

— Объяснить можно все, — возразил Йенс.

— Притянуть за уши можно все, — ответил возражением я. — Ты не знаешь, давно ли все это действует?

— Точно не знаю, — покачал головой Йенс. — Но мы находили могилы начала XVIII века.

— А тут что, по одному отряду из каждой страны? — продолжил расспросы я.

— Нет, — ответил немец. — Неразбериха с этим, как и со многим другим. Но не по одному — точно. И не спрашивай о попытках объединения. Слишком много людей, слишком огромны расстояния. Если отряд встречает другой во время схватки с урса — так почему-то называют здесь чернокожих тварей, — помогает, чтоб по-другому было, я не слышал даже. Но это все. Ну, есть еще друзья в разных отрядах, не без этого. Но встречи нечасты, случайны даже. Знаешь, тут многие возвращаются к обычаям предков. — Йенс потянул себя за одну из кос. — А кое с кем просто становится опасно иметь дело… В какой-то степени это Нэверленд, страна, где никогда не вырастают. Читал про Питера Пэна?

— Да, — кивнул я. — Скажи, Йенс, а тут… м-м… рождаются дети?

— Ты скучаешь по дому? — вместо ответа спросил он. Я снова кивнул. — А хочешь вернуться?

— Нет, — ответил я. И объяснил: — Мне хочется домой, Йенс. Очень хочется, до… до слез. Но я понимаю, что теперь я там лишний. Я люблю маму, но она меня не может любить. Я скучаю по ней, но она по мне не может скучать. Для меня она пропала, но я-то для нее не пропадал… Если я вдруг вернусь, что я скажу ей? Она разве что поразится невероятному сходству и скажет: «Мальчик, иди домой. Олег в школе, он скоро придет…» Мне — всем нам — придется жить здесь. И я хочу знать, как и для чего.

— Как и для чего… — повторил Йенс. — Как и для чего — это вопрос… Знаешь, по чему я больше всего скучаю? По своему видеомагнитофону. Я всего месяц им попользовался. Знаешь, что такое видео?

— Нет. — Я покачал головой.

— Эх ты, человек из-за железного занавеса, — необидно усмехнулся он. — Это магнитофон, но воспроизводит не только звук, но и… изображение.

— Ого, — вежливо сказал я. — А откуда ты знаешь русский?

— Я его начал учить в восемьдесят пятом, когда у вас началась перестройка, — объяснил Йенс. — Думал съездить в Россию.

— В каком-то смысле твоя мечта сбылась, — заметил я.

Йенс хмыкнул:

— Да уж…

— Слушай. — Я сел удобнее. — А сколько вообще тут можно… ну, протянуть?

— Говорят, в среднем — пять лет, — спокойно ответил Йенс. — Я видел одного финна, он попал сюда в начале века…

— В начале века?! — на этот раз я действительно был потрясен.

— Да. Но это не просто исключение. Это потрясающий случай. В среднем пять лет, — повторил он. — Хочешь еще один совет? Тренируйтесь. Учитесь стрелять. Учи своих фехтовать. Сам учись боксировать, бороться, и другие пусть учатся. Учитесь метать ножи. Учитесь. Учитесь. Учитесь. Тренируйтесь. И лучше не оставайтесь на одном месте… У тебя есть блокнот или бумага?

— Нет, — покачал я головой.

— Черт… — Он достал из кармана самодельной куртки потрепанный толстый блокнот с огрызком карандаша. — Смотри, я начерчу и напишу кое-что…

Луна светила ярко, да еще и отражалась от воды. Йенс стал быстрыми и точными движениями набрасывать карту — Европа, север Африки, Малая Азия… Местами он ставил крестики и, задумываясь, писал мелким почерком по-русски — объяснял, кого можно встретить в этих местах. Указал он и несколько постоянных поселений.

— Та зеленоглазая с аркебузой, — вдруг спросил Йенс, вырывая двойной лист из блокнота, — которая подбежала к тебе, а потом перевязывала — твоя девчонка?

— Да, — коротко ответил я. (Танюшка-то не слышит.)

— Береги ее, русский. Ты спросил — могут ли тут рождаться дети? Нет, не могут. Заниматься сексом — да, тут это делают, часто и неплохо, но дети — почему-то нет… Ну что ты смутился?

— Я? Глупости… Родиться тут, чтобы вырасти с мечом в руках и умереть? Знаешь, Йенс, я никогда не думал о своих детях. Но не уверен, что хочу для них такой жизни. Я хочу разобраться. И сделать так, чтобы… не знаю, как. — Я сбился и умолк.

— Я сказал тебе, что не верю в пришельцев и прочую чушь. — Йенс почесал нос. — Я не верю, это так. Но я не верю и в то, что здесь все происходит само по себе. За этим кто-то стоит. Это видно хотя бы по тому, как действуют урса. И еще по тому, как они интенсивно атакуют тех, кто забирается слишком далеко к югу. Мы это на себе испытали.

— Значит, есть что-то на юге? — быстро спросил я.

— Может быть, — согласился Йенс.

— Город Света, про который говорил болгарин?

— Не знаю, — признался немец. — Все, что угодно. Или все-таки ничего… Знаешь, в чем беда нашего образования? — вдруг спросил он. — Чем больше ты знаешь, тем труднее тебе принять решение. Туповатым всегда легче с этим… Вот это все, что я могу рассказать тебе.

Мы снова надолго замолчали. А костер горел, и смеялись вокруг него ребята и девчонки, и с десяток луженых мальчишеских глоток грянули:

А в ответ Игорек Северцев в ужасе завопил:

— Замолчите, несчастные! Как вы поете?!

«Пять лет, — подумал я. — В среднем пять лет». Мне стало холодно, словно от реки подул ледяной ветер.

— Олег. — Я почувствовал, как рука Йенса легла на мое колено. — Я раньше тоже думал об этом. Ты прав, мы живые люди, мы хотим жить, и как-то не утешает та мысль, что дома еще кто-то остался. В начале всего этого я просыпался в поту и плакал: «Меня не будет!» А сейчас этого нет. Просто печально — столько хочется увидеть и узнать, а времени может не хватить…

— Я не о себе подумал, — скомканно сказал я. — Знаешь, Йенс, правда не о себе… Понимаешь, эти ребята и девчонки — они не просто мои друзья. Они… как бы сказать? Попробуй понять. У меня много… было много знакомых, мне даже казалось, что они — мои друзья. А потом я понял, им было все равно, какой я. Они мной вполне довольствовались, не пытались заставить меня быть лучше, чем я есть. А с этими, — я мотнул головой назад, — я ссорился и ссорюсь. Потому что им не все равно, какой я и что со мною. И мне не все равно… Не все равно, что с ними будет…