Вадим Панов - Последний адмирал Заграты

Он счастлив. Он не слабак.

Выстрел.

— Скорее! — кричит Лилиан. Ей кажется, что трос наматывается на барабан слишком медленно. Ужасающе медленно. — Скорее!!

Валентин не отвечает, он шепчет молитву, потому что сейчас от него ничего не зависит.

Выстрел.

«Хвостик» вонзается в Сферу Шкуровича, Свемла ждет, но Галилей медлит, ведь капитан сказал — пять минут. Его руки дрожат, глаза слезятся и кровоточат и уши кровоточат. Красное заливает астринг, но Галилей ждет. А потом понимает, что карта начинает терять объем — планеты расходятся…

Выстрел.

Самолет заходит сзади, открывает огонь издалека. Несколько пуль прошивают корзину, но не бамбадао. Помпилио видит отверстия, поворачивается и наводит «Трех сестер» на врага.

Выстрел.

Тяжелая пуля бьет летчика в грудь, вминает в кресло, и мертвые руки тянут штурвал на себя. Самолет забирает вверх, врезается в пуповину, связывающую корзину с цеппелем, и винт рубит трос, а трос рубит двигатель.

— Нет!! — кричит Лилиан.

Валентин белеет.

Изображение Свемлы едва различимо, и Галилей запускает второй контур астринга.

— Где мессер? — орет в трубу Базза.

— Они успели, — шепчет Нестор.

«Окно» втягивает «Амуш» в Пустоту, а корзина летит в океан.

— Где наш мессер?!

Они успели, но не все.

«Мы ушли, а он остался.

И осознание этого простого факта ударило гораздо сильнее, чем могла бы врезать Пустота. В разы сильнее. Тем более что Пустота, словно извиняясь за свою выходку, привела наш цеппель на Свемлу всего за две минуты и не показала ни одного Знака. Пустота просила прощения, но изменить ничего не могла.

Мы ушли, а он остался.

Я не видел, как рыдали принцы и Лилиан. Сам не видел, мне рассказывал потом Валентин, потому что я в это время помогал медикусу приводить в чувство Галилея. Сорок минут у астринга — это не шутка, это запредельный удар по организму, самая настоящая „злая вахта“, без скидок, но Квадрига ее отстоял. Мы нашли его в коридоре — скрюченного, грызущего ногти, перепачканного кровью и блевотиной, тихо скулящего, но живого. Хасина вколол ему три кубика какой-то дряни и велел нести в каюту. Сказал, что выкарабкается. А еще Хасина сказал, что Галилей всех спас, и я с ним согласился. Все согласились, потому что если кто и мог отстоять сорок минут у астринга, то только он — приемный сын Пустоты из Тринадцатой Астрологической. Только он…

Извини, Олли, мысли путаются… Ты долго не приходил, накопилось много новостей, а до дневника я только что добрался… Извини… Не было настроения писать.

На Свемле мы не задержались, наняли астролога и прыгнули на Каату. Потом этот парень говорил, что впервые на его памяти переход прошел настолько гладко и быстро. Две с половиной минуты, и никаких Знаков. Он говорил, что Пустота нас любит. А мы кивали и молчали.

Потому что мы ушли, а он остался.

Наш мессер.

Мы распрощались с наемниками — вулениты были такими же мрачными, как мы. Мы распрощались с принцами — их встречал один из каатианских даров. Мы распрощались с Лилиан, я видел ее жениха — ничего особенного. Мы завершили все дела нашего мессера, мы доставили на Каату всех, кого он хотел спасти, и распрощались с ними.

И остались совсем одни.

Кто-то заперся в каюте, кто-то отправился пить — Базза дал сутки на отдых. Кто-то искал компанию, кто-то хотел побыть один, а лично я потратил все это время на размышления.

Я не хотел никуда идти и никого видеть.

Я должен был осознать всё, что произошло. Я должен был разобраться.

Знаешь, Олли, я пришел к выводу, что Помпилио должен был сделать то, что он сделал. И еще мне кажется, он хотел, чтобы всё закончилось именно так, он хотел сбросить с себя груз, который тащил последние годы. Помпилио не искал смерти, но и не сворачивал при виде нее. Он должен был отдать долг, который сам на себя повесил. А кому отдать — знает только Помпилио. Лингиец, адиген, прожигатель жизни, путешественник, командор, бамбадао, а также первый и последний адмирал королевского военно-воздушного флота Заграты.

Наш мессер…»

Расселившись по мирам Ожерелья, а позже — Бисера, люди надолго утратили единый календарь, каковым теперь стал календарь Герметикона. Периоды обращения планет вокруг звезд не совпадали, обитатели каждой из них считали свой мир наиглавнейшим, отказываясь привязываться к календарю соседей, а потому историю человечества принято делить на Эпохи. Данный подход весьма условен, однако ничего лучшего пока не придумано.

Включает в себя период, когда люди жили в одном-единственном Изначальном мире и лишь мечтали о звездах. К сожалению, время и события последующих Эпох практически полностью уничтожили и память об этом этапе развития человечества, и документы. В настоящее время достоверной информации об Изначальной Эпохе нет. Неизвестно даже местонахождение Изначального мира.

Начало Эпохи: создание Вечных Дыр.

Окончание Эпохи: первые сведения о Белом Море.

Продолжительность: приблизительно 400 лет.

Если строго придерживаться фактов, то Эпоха началась примерно за сто лет до создания первой Вечной Дыры — с обнаружения в Изначальном мире астрелия. Почти век понадобился алхимикам, чтобы изучить уникальные свойства металла, и неизвестно, получилось бы у них, если бы не легендарный Гермес Трисмегист. Под его руководством была построена Вечная Дыра, соединившая Изначальный мир с Бадорией — первой планетой Ожерелья, и человечество вышло во Вселенную.

Поскольку Изначальный мир находился в дальнем рукаве Галактики и около него не нашлось других, кроме Бадории, подходящих для колонизации планет, в следующий мир люди отправились с нее. В течение ста лет было открыто и заселено девять планет, известных теперь как миры Ожерелья, после чего у алхимиков закончился запас астрелия, и экспансия закончилась. Началось освоение новых миров.

Начало Эпохи: первые сведения о Белом Море.

Окончание Эпохи: прекращение сообщений между мирами Ожерелья.

Продолжительность: около 4 лет.

Никто не знает, откуда пришел Белый Мор и почему он, в конце концов, закончился. Зато все знают, что он оставил после себя: ужас, смерть и опустошение.

Белый Мор косил людей десятками тысяч и положил начало второй волне колонизации, вызванной отчаянием и страхом. Сначала власти, надеясь остановить распространение болезни, высылали из миров зараженных, однако эта мера эффекта не дала, и вскоре из Ожерелья побежали все. Перепуганные люди готовы были идти в любой более-менее подходящий для жизни мир, лишь бы оказаться подальше от пожираемого чумой Ожерелья. Астрологи лихорадочно подыскивали планеты и наводили на них Вечные Дыры. Пути назад не было, ибо для двусторонней связи требовалось построить на новой планете Вечную Дыру, а запас астрелия к тому времени закончился. Так вокруг Ожерелья сложился пояс миров, который впоследствии назовут Бисером. По самым скромным подсчетам, в Эпоху Белого Мора люди колонизировали не менее семи десятков планет, однако многие из них до сих пор не найдены.