Вадим Панов - Последний адмирал Заграты

— К чему вы клоните?

Роллинг покусал кончик уса, но ответил честно:

— Мы несвободны в своих решениях, ваше величество. У Нестора есть план войны от первого выстрела до последнего, и мы, получается, действуем в полном соответствии с его планом. Мы вышли из Касбриджа маршем, как того хотел мятежник, и потеряли импакто. Гибель крейсеров — прямое следствие принятого в Касбридже решения. Дальше будет хуже, а значит, нам необходимо сделать ход, ваше величество, свой собственный ход. Нужно остановиться и подождать генерала Махони. Или вернуться назад. Нам нужен собственный план войны.

— Будем называть вещи своими именами, полковник, — негромко произнес король. — У нас карательная экспедиция. Наша задача — раздавить мятежников, которые уступают нам и в численности, и в оснащении. Может сложиться так, что одного нашего появления под стенами Зюйдбурга будет достаточно для победы. — Он испытующе посмотрел на офицера и веско закончил: — Я не веду войну.

— Это ключевая ошибка, ваше величество, — не согласился Роллинг. — Война начинается не по вашему желанию, а в тот самый миг, когда раздается первый выстрел. А в идеальном случае — еще раньше, на этапе планирования.

— Вы считаете меня непредусмотрительным?

— Для этого я недостаточно дерзок, ваше величество, — наемник вновь поклонился. — Я принес присягу и буду подчиняться любым вашим приказам. Меня так учили, и я считаю это правильным. Но я хочу, чтобы мой опыт помог вам победить, ваше величество, а не просто выжить.

Фляга все еще оставалась в руках Генриха, и он сделал из нее глоток. Помолчал, наблюдая за окончанием ремонта бронетяга, после чего заметил:

— Для беспокойства должна быть причина, полковник.

Вместо ответа Роллинг достал из оказавшегося под боком планшета карту и расстелил ее перед монархом:

— Завтра мы подойдем к Салуанским холмам. Это идеальное для нападения место, а Нестор, как вы правильно заметили, ваше величество, большой мастер диверсий и засад. Салуанские холмы — последняя перед Зюйдбургом естественная преграда, дальше нас ждут двести лиг ровной, как стол, степи. Поэтому удар будет нанесен здесь.

— И что вы предлагаете?

— Обогнуть холмы по дальней дороге, ваше величество, с севера. Мы потеряем два дня, но нарушим планы Нестора.

— А если он ждет этого, полковник? Что тогда?

— Ничего, — пожал плечами Роллинг. — Северная дорога пролегает через степь, там нет удобных для засады мест. Нестору придется отступить и открыть нам путь на Зюйдбург.

— Если он вообще здесь.

— Ваше величество? — Наемник вопросительно поднял брови.

— Вы опытный офицер, полковник, — медленно произнес король. — А потому должны знать, какую огромную роль играет в современной войне разведка.

— Я знаю об этой роли, ваше величество.

— В Зюйдбурге есть много людей, сохранивших мне верность. И все они докладывают, что Нестор готовит город к обороне. У нас десять бронетягов, полковник, десять! Ни в степи, ни в холмах их не остановить, и Нестор это понимает. Его единственная надежда — глубокая, тщательно спланированная оборона. — Генрих сделал еще один глоток воды. — Вам известен расклад сил, полковник, а он, в свою очередь, диктует ход войны, ее логику. И разведка это подтверждает.

— Война — это путь обмана, ваше величество, — тихо произнес Роллинг. — Если бы Нестор не выучил эту аксиому, он не считался бы одним из самых талантливых военачальников Герметикона.

«Мне всегда говорили, что быть астрологом способен не всякий. Не стать астрологом, а именно быть им. То есть ходить по Пустоте. Мне говорили, а я слушал вполуха, не видел разницы между „стать“ и „быть“. Я смотрел на астрологов со своей колокольни. Я не понимал, что закончивший обучение алхимик просто перемещается из одной лаборатории в другую, из университетской — в свою собственную, а вот астролог проваливается в Пустоту, алкагест ее раствори. Не каждый, разумеется, астролог, совсем не каждый. Многие никогда не покидают свои миры, выбирают не цеппели, а обыкновенные дирижабли, получая презрительное прозвище „наземники“. Некоторые уходят в теоретическую науку, таращатся на звезды в телескопы или идут преподавать, ездить по ушам студентам…

Разницу между „стать“ и „быть“ наземники знают понаслышке, им объяснили ее на занятиях, и они решили не рисковать, проверяя себя на полное соответствие профессии. Они испугались прикоснуться к Пустоте, которая точно знает, способен ли ты БЫТЬ астрологом.

И когда я, алхимик, алкагест меня раствори, эту разницу понял, я стал иначе смотреть на корабельных астрологов. Они ведь ради своей мечты в такое дерьмо лезут, что остальным не в каждом кошмаре приснится…»

— Ты, что ли, новый цепарь?

— Новый алхимик, — уточнил Мерса и дружелюбно улыбнулся. — А ты…

— Ипать-копошить, цепарь, не надо меня грузить, внятно? Ты цепарь, а на остальное мне класть, внятно? Вот сбежишь, снова станешь нецепарь, тогда…

Парень сморщил нос, выдал негромкое «а-а» и чихнул с ревом, которому позавидовал бы игуаский стерч.

Мерса вздрогнул. Парень же невозмутимо извлек из кармана платок, вытер нос и пожаловался:

— Жадные каатианцы опять ухитрились так свую разбодяжить, что даже я не просек. Глотку дерет, а толку на десять минут. Зарекался же ничего не покупать у этих скупердяев…

Он спрятал платок, достал из того же кармана маленькую коробочку, взял щепотку бурого порошка и с шумом втянул его в левую ноздрю.

— И что тогда? — поинтересовался Мерса.

— Через десять минут снова чихну, выругаюсь и снова понюхаю, — объяснил парень. — Или не врубаешься, для чего свуя нужна?

— Ты сказал, что, если я сбегу и перестану быть цепарем, тогда…

Парень нахмурился, с очевидным трудом припоминая подробности только что состоявшегося диалога, после чего выдал:

— Тогда мне будет на тебя трижды класть, цепарь, внятно?

— Да как тебе сказать…

Алхимик внимательно оглядел нахального гостя.

Не парень, конечно же, не парень — мужик, лет тридцати пяти, однако выглядит моложаво, можно сказать, как юноша. Такие вот моложавые мужики стареют поздно, зато очень некрасиво, превращаясь в сморщенную версию двадцатилетнего мальчика. Но это у гостя еще впереди.

Пока же парень выглядел нормально. Немного болезненно, но в целом — нормально. У него было узкое лицо, большие темно-серые глаза и слегка оттопыренные уши. Волосы русые, короткие, плотно лежащие на голове, а мягкий подбородок прикрыт короткой бородкой. Могучим телосложением гость тоже не отличался: невысокий, узкоплечий, с вялыми жестами. Под тонким трикотажным тельником с длинными рукавами отчетливо прорисовывалось наметившееся, но еще не оформившееся брюшко. Штаны были с накладными карманами, а на шее парень таскал ярко-зеленый шарфик.