Вадим Панов - Последний адмирал Заграты

— Ну? — требовательно поинтересовался Слим.

Для него и остальных наблюдателей поверхность слитка лишь слегка покраснела.

— Всё в порядке.

— В таком случае…

— Я еще не закончил.

Золото металл мягкий, но, тем не менее — металл, и сверлить его ручной дрелью удовольствие невеликое. Однако ИХ сказал — надо, и Мерсе пришлось постараться. Алхимик проделал отверстие до середины слитка, поменял в гоглах линзы, после чего капнул внутрь желтого кусаку. Из отверстия полезла синяя пена, которая показалась окружающим белой.

— Двадцатичетырехкаратное золото.

— Очень хорошо.

Слим захлопнул крышку ящика и жестко приказал:

— Теперь покажи бумаги.

— Теперь покажу.

Бабарский оглушительно свистнул, и в переулок вошел высокий мужчина в широкополой шляпе и длинном, до самых пят, плаще. На его плече висела большая сумка.

— Это еще кто? — недовольно поинтересовался Слим.

Его бандиты положили руки на оружие.

— Это мой посыльный, — хихикнул ИХ. — От слова «посылка».

Мужчина остановился в пяти шагах от повозки и вежливо приподнял шляпу. И Мерса вздрогнул: огромные зеленые глаза окружены точечками красных язв, рот слишком широк, еще бы чуть-чуть, и он протянулся бы от уха до уха, тончайшие, почти незаметные губы неспособны прикрыть крупные желтые зубы. Кожа землистая, на шее — струпья…

Спорки!

— Какого муля ты связался с нечистыми? — прошипел Слим.

— Потому что я им доверяю, — объяснил Бабарский. — А в чем дело?

Мужчина медленно, не сделав ни одного угрожающего движения, расстегнул сумку и показал лежащий в ней планшет.

Слим покраснел. Его бандиты глухо заворчали. Мерса торопливо собрал в поясную сумку свое имущество и встал рядом с Бабарским.

Теперь карты на столе. Теперь абсолютно ясно, что Слим собирался их убить. Теперь все зависит от того, рискнет ли молодой бандит связываться со спорки.

И теперь Мерса почувствовал страх.

А вот ИХ вел себя так, словно ничего не заметил. Он негромко чихнул, извинился, высморкался, снова извинился и поинтересовался:

— Где изумруды?

Никогда в жизни Иоахим Христофор Бабарский не был человеком известным, никогда не привлекал к себе внимания. Всегда оставался в тени.

Он вел дела со всеми контрабандистами Герметикона, лично знал крупнейших заправил преступного сообщества, проворачивал рискованные операции и… И никогда не попадался и не попадал. Ни на бандитские разборки, ни в полицейские сводки. Он был скользким, словно угорь, и осторожным, как пещерный вель. Он не оставлял следов, и против него никогда не давали показаний. Он был чист, как обкакавшийся младенец.

А все потому, что Иоахим Христофор Бабарский никогда не забывал составить «план Б».

— Умный Зум не только гарантирует сделки, он обязательно присылает арбитра. — Бабарский смотрел Слиму в глаза. Не улыбался, но тоном говорил язвительным. — А когда я узнал, что Большой Флим ненавидит спорки, то уговорил Зума назначить арбитрами именно их. Но ты не переживай, долго терпеть их общество тебе не придется.

Молодой бандит промолчал.

— Ты упоминал о моем благоразумии, Слим, теперь ты знаешь, что оно у меня есть.

В переулок вошли еще двое нечистых. Как и подручные молодого бандита, они были наряжены в кожаные штаны и жилеты, однако выглядели куда внушительнее. Помощники арбитра оказались настоящими гигантами, которые рождались только среди спорки, — два с лишним метра ростом, примерно столько же в плечах, бугрящиеся мышцы, длинные, почти до колен и толстые, как бычьи ляжки, руки. На фоне такой массы тяжелые дробовики казались игрушечными.

— Где мои изумруды? Надеюсь, ты не забыл их дома?

— Как бы… как бы…

На простецкой физиономии Слима, как в зеркале, отразился нехитрый замысел: вот он, смышленый Слим, пересчитывает векселя, вот он убивает тупых цепарей, вот он уезжает праздновать грандиозный успех в компании верных головорезов. Вот ему хорошо. А Умному Зуму — если этот человек и впрямь существует, он объяснит, что в Альбурге беспорядки и куда делись цепари, ему неведомо.

Слим не просто составил план, он уже счел его исполненным. Он пришел забрать свое, и эта решительность сыграла с ним злую шутку.

Ну, и жадность, конечно, куда ж без нее?

— Как бы…

— Как бы изумруды не нужны, нужны настоящие.

— Они в задней комнате. — Слим кивнул на дверь.

— Неси, — усмехнулся ИХ. — Мы подождем.

Алхимик пошатнулся и прикоснулся рукой ко лбу.

«Ему плохо? — Слим прищурился. — Тем лучше…»

Бабарский почувствовал движение и тихо бросил:

— Мерса?

«Нечистых мало, толстый и умник не в счет, значит, трое против шестерых. Вооружены двое, первый все еще держит в руке планшет…»

— Мерса? — упавшим голосом повторил Бабарский.

А тот огляделся с таким видом, будто только что оказался в переулке. Вытащил из кармана очки, надел их. Отшатнулся от повозки, раскрыл рот, увидев вооруженных людей, с трудом подавил крик, повернулся к суперкарго и жалобно спросил:

— Что я тут делаю?

«Сейчас или никогда!»

— Где бумаги?

— А где золото?

— Договоримся так: я показываю золото, а ты…

— Нет, Слим, так мы не договоримся, — мягко перебил бандита Бабарский. — Сначала я должен проверить слитки. Ты уж извини.

— Хорошо, — покладисто кивнул бандит. — Проверяй.

— Заснул?

— Он изучает внешний вид, — поспешил объяснить Бабарский, незаметно наступая алхимику на ногу. — Мой парень — настоящий эксперт.

— Оно и видно.

Говорят, в бою следует быть сильным. Это неплохо, когда нужно сломать противнику шею. Еще говорят, что в бою следует быть метким. Отличное, между нами говоря, качество — спасло немало жизней. Еще в бою следует быть хладнокровным. Здесь спорить не о чем: паникеры и в мирное-то время выживают плохо. И еще в бою следует быть удачливым.

Но самое главное — следует быть быстрым. Желательно, конечно, быстрым, сильным, метким, хладнокровным и удачливым, но идеал недостижим, приходится обходиться тем, что есть, а потому многие солдаты делают ставку на скорость. Скорость движения, скорость изготовки к стрельбе, скорость принятия решения — чем меньше мгновений на всё это уходит, тем выше шансы спастись.

Бабарский в солдатах никогда не служил, но со скоростью у него всё было в порядке.

Именно он начал драку, взорвав свою бомбу за миг до того, как Слим открыл огонь.

— Что я тут делаю?

— Кретин двуглавый!

ИХ бьет Мерсу в грудь и валит на землю.

Грохочут дробовики. Вопль. Картечь — не пуля, она повсюду. Мерса визжит. Ему вторят перепуганные лошади.

— Я ничего не вижу!

Дым повсюду, лезет в нос и рот. Заставляет слезиться глаза, которые и так ничего не видят. Бабарский нащупывает в кармане алхимика еще одну бомбу и швыряет ее в ближайшую стену. Грохот. От бомбы, дробовиков, пистолетов. Дыма становится больше. Мерса пытается подняться.