Вадим Панов - Последний адмирал Заграты

— Меня учили быть реалистом, ваше величество. Не восхищаться, а знать сильные и слабые стороны.

— Разве у бронетягов есть слабые стороны?

— Они есть у всех, ваше величество, даже у королей.

— Оставьте, полковник, или мы поссоримся.

— Прошу меня извинить, ваше величество.

Слабые стороны? Откуда? Мерное гудение кузеля — дрожь передавалась всему бронетягу — действовало успокаивающе. А длинный ствол главного калибра — стомиллиметровой пушки, внушал уважение одним своим видом. А ведь были еще и пулеметы: курсовой в лобовом отсеке, по одному в кормовых башнях, прикрывающих машинное отделение бронетяга, и еще один, спаренный, на главной башне — из него можно было вести огонь по воздушным целям. Двенадцатиметровый, закованный в броню и ощетинившийся стволами «Джабрас», был самой мощью — откуда у него слабые стороны? Где они?

— Вы слишком серьезны, полковник, слишком прагматичны. В этом ваша сила, но в этом же — недостаток. К тому же вы всегда предполагаете худшее.

— Такой уж я человек, ваше величество.

— И еще вы не умеете признавать ошибки.

— Ошибки, ваше величество? — Это замечание наемника задело. — Боюсь, я не понимаю.

— Я ведь говорил, что Нестор не рискнет покинуть Зюйдбург, помните? И я оказался прав. Нестор не самоубийца.

— Совершенно согласен, ваше величество, — отозвался Роллинг. — Не самоубийца.

Однако отозвался мрачно, не продемонстрировав даже тени уставного оптимизма, который следует извергать любому солдату в присутствии коронованной особы. Роллинг был недоволен и не считал нужным это скрывать.

— Вы действительно согласны со мной? — прищурился король.

— Да как вам сказать…

В Салуанских холмах Южный тракт существенно сужался, превращаясь в узкую, прилепившуюся к железнодорожной насыпи дорожку, ширины которой едва хватало бронетягам. Видимости никакой: слева насыпь, справа же почти сразу начинаются склоны, а сама дорога постоянно петляет. И пространства для маневра почти нет, поскольку пологими холмы были только у подошвы.

Все эти обстоятельства не могли не портить Роллингу настроения, и он постоянно напоминал о них Генриху.

— Я просто уточняю, ваше величество, что мы еще не прошли холмы.

— Мы втянулись в них вчера утром, полковник. И до сих пор все идет по плану.

— Я успокоюсь лишь после того, как мы из них вытянемся, ваше величество.

— Полковник, вы все-таки ужасный перестраховщик.

— Я уже говорил, ваше величество, что предпочитаю выживать. А это искусство основано на осторожности и перестраховке.

— Война любит риск, полковник.

— Победа любит риск, ваше величество. Война любит выживших.

— Нет, полковник, война любит победителей.

Тем не менее, колонну Генрих выстроил в полном соответствии с советами Роллинга. Отправил далеко вперед усиленные разъезды драгун — они шли примерно в полутора лигах перед авангардом, состоящим из «Джабраса» и пяти кавалерийских эскадронов. За ними, примерно в половине лиги, шли основные силы: шесть «Джабрасов» и пять драгунских полков. Арьергард состоял из трех бронетягов, два из которых были быстроходными колесными «Киттерами», и пяти эскадронов, за которыми тащился небольшой обоз. На холмы и насыпь постоянно высылались конные разведчики, которые обязательно заметили бы приближение противника.

Король был уверен в принятых мерах безопасности, а потому решил сменить тему разговора: ему надоел мрачный скулеж Роллинга.

— Знаете, полковник, у моего деда, Густава III, было прелестное хобби — он рисовал. Причем, поверьте на слово, рисовал отлично. Во дворце есть галерея его работ, пейзажи в основном, и в юности мне нравилось проводить в ней время.

— Изучали свою будущую страну, ваше величество?

— Совершенно верно, полковник, — кивнул король. — Я смотрел на холсты и думал, насколько красива моя Заграта. Насколько разнообразна она в своем величии: густые северные леса, бескрайние южные степи, снежные шапки Инкийских гор и мрачная бесплодность Азеанской пустыни… Я наслаждался пейзажами, полковник, но потом, когда повзрослел, я понял, что красоту моего королевства неспособен передать даже самый талантливый художник. Потому что истинная красота — здесь. — Король обвел рукой холмы. — Посмотрите на это голубое небо, полковник, посмотрите, как затягивают его облака… Сегодня ночь будет темной, и это печально. Мой адъютант, молодой Хопкинс, — многообещающий поэт. Вам нужно обязательно послушать оду, которую он сочинил, оказавшись под звездным южным небом…

— А вот мне облака совсем не нравятся, ваше величество, — пробурчал Роллинг, с кислой миной изучая заинтриговавшее монарха небо. — Они кажутся опасными.

— Полковник, опять вы за свое, — всплеснул руками Генрих.

— Нестор не просто так лишил нас поддержки с воздуха, ваше величество. Кто знает, что он задумал?

— Он просто предотвратил бомбардировку Зюйдбурга, полковник. У Нестора нет боевых цеппелей.

— Он мог реквизировать стоявшие в Зюйдбурге транспорты и переделать их под бомбовозы, — не согласился Роллинг.

— И где бы он взял бомбовые платформы? И сами бомбы? — Король покачал головой. — Или же он станет сбрасывать на нас ящики со взрывчаткой?

— Почему нет, ваше величество?

— Потому что для этого ему придется опустить цеппели почти к самой земле, и они попадут под огонь ваших пулеметов, полковник. Разве не так?

— Именно так, ваше величество, — подтвердил Роллинг. — Но для защиты у нас есть только «Шурхакены», я просил вас приобрести хотя бы один зенитный бронетяг…

— Полковник, не злоупотребляйте моим хорошим к вам отношением, — усмехнулся Генрих. — Вернемся к этому разговору позже.

— Да, ваше величество, — покорно согласился Роллинг.

— А пока вы должны признать, что без настоящего бомбардировщика Нестор не сможет атаковать нас с воздуха.

— Признаю, ваше величество.

— Согласитесь, я быстро учусь?

— Согласен, ваше величество.

— Но вы все равно хмуритесь, полковник.

— Вы быстро учитесь, ваше величество, — медленно произнес наемник. — Но вы сами выбираете предметы, которые хотите изучать.

— Потому что я король.

Роллинг вздохнул:

— Надеюсь, вы простите мне дерзость, ваше величество, но я не могу не отметить одно обстоятельство. Вы — король, вы с младых ногтей впитали в себя власть, она стала частью вас, она стала такой же привычной, как способность дышать…

— Всё так, полковник, всё именно так. — Монарху понравилась бесхитростная лесть наемника. — В чем дерзость?

— В том, ваше величество, что в Нестора впиталась война, а сейчас это важнее. — Роллинг замолчал, но, поскольку Генрих не возражал, продолжил: — На войне, ваше величество, такие люди, как Нестор, ничего не делают просто так. Любое их действие имеет цель, и победа — лишь последнее звено в цепочке достигнутых целей.