Мария Семенова - Истовик-Камень

Вставать не хотелось: любое движение отзывалось головной болью и отвратительной тошнотой. Гвалиор попробовал сообразить, как очутился здесь, на этих мешках. Вспомнить удалось не особенно много. Они вышли из Колодца… То есть он вышел первым – и сразу угодил в объятия дяди Харгелла, и, понятное дело, не смог воспротивиться, когда тот, обрадованный спасением племянника, потащил его выпить «капельку малую» за счастливое возвращение. «Погоди, там ещё двое! Серый Пёс и Тиргей…» – «А куда они денутся? Сейчас подойдут. Я тут твоего любимого халисунского припас…» Дальнейшие воспоминания очень быстро сделались смутными…

Поборов тошноту, Гвалиор встал на четвереньки, подобрался к бортику и выпрыгнул наружу. Дневной свет – а солнце уже клонилось к закату – показался ему ослепительным, больно режущим глаза. Молодой нардарец прищурился, озираясь. Он с первого взгляда узнал стиснутую обрывами долину и дорогу, плавно змеившуюся к предгорьям. Шесть зим и лет он мечтал, как будет спускаться по ней, всё реже оглядываясь на острые пики Самоцветных гор… как сияющая пирамида Южного Зуба будет отодвигаться и отодвигаться назад, за спину… в прошлое… Неужели сбылось?!! Как-то иначе виделось ему окончание опостылевшей службы… Но, если подумать, – что происходит в точности так, как мы себе представляли?.. Гвалиор узнал пегую кобылу, верхом на которой рысил впереди каравана купец Ксоо Тарким. Надсмотрщики и наёмные стражники, сопровождавшие купца, частью шли пешком, частью тоже ехали на лошадях. Рядом с повозкой размеренно и неутомимо шагал Харгелл, с детства не любивший седла.

Ни Тиргея, ни Серого Пса не было видно.

– Здоров же ты дрыхнуть, родич, – сказал Гвалиору Харгелл. И добавил с восхищением: – Но и пьёшь, точно бездонная бочка! Сразу видно нашу породу!

«И зачем я опрокинул ту первую кружку…»

– Дядя, а где двое, с которыми я пришёл из Колодца?

Харгелл отмахнулся:

– Мальчик мой, ты там больше не служишь. Мы едем домой! Стоит ли вспоминать о каких-то рабах?

Он старался говорить весело, но от его тона у Гвалиора ёкнуло сердце. Он присмотрелся и увидел на руке Харгелла знакомые ножны. Очень знакомые ножны…

– Не о «каких-то», – сказал он упрямо. – Венн и аррант выручили меня. Им за это обещали свободу, и они были поистине достойны освобождения! Разве с них не сняли ошейники?

– Нашёл о чём беспокоиться…

Гвалиор даже остановился.

– Так Церагат не сдержал слова! Почему?..

– Парень, ты меня удивляешь. Слово, данное рабу, не считается настоящим словом, которое надо держать. Никто не притянет тебя к ответу, если ты нарушишь его.

– Не учи меня, дядя. Я просто к тому – кто у них там следующий раз полезет в дыру вроде Колодца, если Церагат сулит свободу, а потом её не даёт?

– А я тебе, молокосос, на то и старший родственник, чтобы учить, пока своего ума не наживёшь!.. Церагат, если хочешь знать, тут вообще ни при чём. Он велел собрать в большом зале сотенную толпу невольников и поставил перед ними твоих дружков. И сказал: эти двое, мол, утверждают, будто до конца прошли Бездонный Колодец и никакого выхода наружу там не нашли! Зато-де разыскали мёртвые кости всех тех беглецов, о ком вы сложили свои дурацкие легенды, что якобы они выбрались, – какого-то Шестипалого и других!.. Он называл имена, но я не запомнил.

– Ясно…

– И что сам, дескать, Колодец пробит в камне вовсе не Кривобоким Проходчиком или как там его, а промыт водой, как все природные пещеры. Да ещё и удостоверить эти россказни больше нельзя, потому что там очень кстати загорелся пласт горючего камня и всё как есть начисто замуровал! Словом, вот вам ваш Колодец и все ваши надежды! Ну так как – дадим этим ребятам свободу?..

– И каторжники сказали – нет?

– Ха!.. Да они их камнями закидали бы, если бы не стража. Вот что получается, когда людям открывают всю правду про то, во что они так долго верили!.. Только крик стоял: «На ворот их!.. На ворот!..» Короче, Церагат никакого слова не нарушал… – Харгелл усмехнулся, мотнул головой, погладил усы. На руке блеснула рукоять боевого ножа. Он всё косился на неё, словно она царапала его совесть. Он сказал: – Аррант, хилый этот, с него что взять… только заплакал. Но венн!.. Одно слово – дикарь. Я уж думал, не иначе кого-нибудь убьёт, пока скрутят!.. Ну и чего добился? Глядишь, отправили бы обратно в забой… а так – измордовали до полусмерти и приковали вдвоём с тем же аррантом водяной ворот крутить. Не позавидуешь…

– Да, – пробормотал Гвалиор. – Не позавидуешь.

У него холодным глиняным комом лежало в душе то особое ощущение, которое люди описывают просто и коротко: всё пропало. Сверкающий самородок оказался обманкой, золотом дураков… Наверное, Серый Пёс и Тиргей чувствовали примерно то же. Только гораздо, гораздо больней и острей… У них ведь речь шла не о сбежавшей дуре-невесте и не об окончании добровольной, в общем-то, службы. Он посмотрел на повозку и увидел свой заплечный мешок, куда заботливый родственник уложил все его пожитки. Гвалиор молча выволок мешок через бортик и взвалил на спину.

– Погоди!.. – остановился Харгелл. – Ты куда это ладишься?

– Я не пойду с тобой, дядя, – спокойно сказал Гвалиор. «Я уже дважды сглупил, послушав тебя. Я зря нанялся в надсмотрщики. И стократ зря соблазнился твоей „капелькой малой“. Третьего раза не будет…»

– Ты дурак! – рассердился Харгелл. – Неблагодарный притом. Змеев хвост и скользкое брюхо! Тебя дома ждут!.. Я им обещал тебя привезти!

Гвалиор поправил широкие ремённые лямки.

– Мне уже не пять зим, дядя, чтобы меня привозить-отвозить… предварительно напоив до бесчувствия…

– Я о тебе заботился, недоумок! Ты там ещё бы в драку полез!

– А что касается дома… – не слушая, продолжал Гвалиор. Выудил из поясного кармашка перстенёк с потрескавшимся перламутром, подаренный когда-то Эрезе, и со всего плеча закинул далеко на розовеющий снежник: – Ей, если спросит, так и передай: мол, плюнул да и выкинул в Проклятые Снега. А матери с отцом я за эти годы столько денег прислал, что в нашей Богами забытой глуши им до смерти всего не потратить. Теперь себе на жизнь что-нибудь заработаю. Может, с этими новыми законами и вправду женюсь…

– Мне-то не ври, племянник. Ты ведь не ради денег хочешь остаться, а из-за этих двоих! Во имя Священного Огня, золы и углей!.. Как есть круглый дурак!..

Гвалиор с ним спорить не стал. Он сказал:

– Отцу с матерью от меня поклонись.

Повернулся и зашагал назад по дороге, туда, где в лучах вечернего солнца ослепительным огнём горели три Зуба. Караван Ксоо Таркима не успел как следует отдалиться от Западных-Верхних ворот – Гвалиору предстояло идти всего ночь и ещё полдня. «Может, я и в самом деле дурак…»