Сергей Москвичев - Лев Бессердечный и хозяйка механического кота [litres]

– Рун на твоём теле прибавилось.

– И ты воплотился в нечто иное.

– Ты руководишь ведьмами, вторгшимися в Эбонхэбэн?

– Нет никаких ведьм. Мои пилигримы только мои. Ваша лживая Богиня веками управляет людьми острова, заставляя идти по пути конфликта. Она стравливает прогресс и природу, избирает палачей, которые, будучи уверенными в своей правоте, уничтожают тех, кто смеет бросить вызов доисторическому созданию.

– Я не понимаю, Богиня не та за кого себя выдаёт?

– Браво, госпожа Мотидзуки, напророченная, – Магдэ ухмыльнулся. – Призванная направлять огненный меч чёрной козы лесов. Существо, которое чтят в городе механических чудес – это потомок древних, владевших Землей ещё до появления людей. В скуке от вечности, выделенной ей, ваша Богиня играет и манипулирует людьми, ради забавы. Раздаёт награды тем, кто ей подыгрывает и карает идущих против её воли.

– Этого не может быть!

– Смирись, девочка.

– И что же ты хочешь? Бросить ей вызов?

– Я лишу её оружия, собью спесь и заставлю убраться отсюда.

Магдэ ударил Акико по лицу, обезоружил, подобрал пистолет и выстрелил. Девушка почувствовала жуткую боль в животе, она упала, сжимая руками кровоточащую рану. Сквозь слёзы, застилающие взор, Мотидзуки видела пламя, извергнутое Львом, от болевого шока Акико потеряла сознание.

Лев дышал непрерывным потоком горящего газа в течении минуты. Он был уверен, что от Магдэ останется лишь горстка пепла после такого напора. Однако, в рассеивающемся дыме, татуированный падший пилигрим стоял невредим:

– Эти руны я наносил не для красоты, Лев. На моём теле защита от всего. Магия, столь же древняя, как и твоя Богиня, сделала меня неуязвимым.

– Почему же ты не покончил с мэром сам?

– Хотел убедиться, что меч чёрной козы в действии, прежде чем сломать его.

Магдэ мгновенно приблизился к механическому дракону вплотную, сначала оторвал одно крыла, затем другое. Противник Льва прижал его голову к полу, а потом вырвал из металлического корпуса ядро, в котором была сохранена сама суть Бессердечного.

Акико брела куда-то в кромешной тьме:

«Я умерла? Магдэ выстрелил в меня. Льву удалось его одолеть? Или же безумец сломал оружие Богини?»

Непонятно было ни где низ, ни где верх. Ощущения напоминали Акико время, проведенное в мире сиреневой вьюги.

– Мой меч сломан, – это была Богиня.

– Что же теперь? Мы проиграли?

– Я проиграла. Придётся найти себе новый дом.

– Значит, то, что сказал Магдэ правда?

– Отчасти. Я заигралась людскими судьбами. И не заметила, что давно уже не нужна здесь.

– А как же противостояние природы и технологий? Люди уничтожат друг друга в бессмысленной борьбе.

– Нет, вы не настолько глупы. Эгоистичны, безразличны ко многому, но не к самим себе. Прогресс и природа неразделимы, они примирятся и пойдут нога в ногу, если не прямо сейчас, то чуть позже.

Игра, в которую Акико втянули, подходила к концу. В ней пострадало очень много людей. Погибли смельчаки, и негодяи, и кто знает, сколько тех, кто вообще не знал об этой игре.

– Что со Львом?

– Он погиб, как и ты. Магдэ разрушил творение Сато Хато-Ресу и Хатори Риу.

«Значит, всё-таки смерть. Вот она какая, тёмная и безликая, наполненная сожалениями. Уж лучше бы не было абсолютно ничего за гранью жизни».

– Не думай так. Я проведу тебя в то место, где ты будешь по-настоящему счастлива. Я проиграла, но и ты, и Лев, были верны до конца мне. Вы достойны награды.

Оплот среди алмазных, хрустальных и изумрудных хребтов, где под аметистовым небом кружат фениксы, камни источают слёзы счастья, а крылатые статуи обдуваются лиловыми ветрами, распахнул свои двери перед Акико и Львом.

Любимый госпожи Мотидзуки стоял рядом с ней в своём человеческом обличье, юный, с глазами, которые Акико видела в своих снах.

– У меня есть ещё одна просьба, – Лев обратился к Богине. – Профессор Артизан, друг отца моей музы, он исполнил мою просьбу ценой собственной жизни. Я хочу, чтобы он узнал, что умер не напрасно. Под силу ли тебе, лесная дева, это?

– Профессор Акио узнал, что всё было не впустую.

Акико обрадовала эта весть. Теперь она с абсолютной легкостью, под руку со своей любовью вошла внутрь твердыни.

Госпожа Мотидзуки больше не хозяйка механического кота, она – хозяйка сиреневой вьюги и сердца Льва. Поцеловав своего суженного, Акико ощутила, что их разумы, их души, их сердца – едины и вечны.

С ночи, когда Эбонхэбэн полыхал разноцветным ведовским огнём, когда небо озарялось постоянными вспышками взрывов, а улицы полнились криками, прошёл месяц.

Хатори каждый день покупал корреспонденцию, в надежде найти объяснения разгулявшемуся тогда хаосу со стороны правительства.

– Опустевшие маслёнки! – выругался механик, когда, наконец, прочитал на главной полосе газеты: «Ночь, которую мы не забудем».

…Вторжение со стороны Атертона было не актом вандализма, террора и насилия. Это был освободительный поход, который возглавил наш новый мэр, господин Магдэ Мацумото.

Ложная религия, восхвалявшая лживую Богиню, была искоренена. Теперь Эбонхэбэн берёт курс на непрерывное развитие и совершенствование во всех сферах, опустив предрассудки.

Следует отдельное внимание уделить героям, отдавшим свои жизни, для нашего светлого будущего…

Список был внушительным, среди прочих, Хатори отыскал известные имена: Сумико Ямамото, Кайоши и Эйуми Като погибли, сдерживая натиск врага.

Никаких упоминаний Артизана Акио, Иошито Мотидзуки, сирот Джеро и Кенджи, которые также погибли в борьбе.

Акико, совсем юная дочь астронома, была застрелена в доме мэра Тэссю Ямаока. Лев, точнее автоматон, в которого Хатори переправил сознание Льва, был полностью разрушен.

Ни слова о людях, выступивших на передовой.

«Многое было не так, – возмутился Хатори и выбросил газету. – Возможно, стоит поискать какого-нибудь журналиста или писателя, чтобы рассказать моё видение истории. Но, не сегодня».

Над Эбонхэбэном светило солнце. Оно слепило Хатори, запрокинувшего голову вверх, лучами, сравнимыми великолепием с золотой львиной гривой.

Сезон дождей остался в прошлом, но не только он. Всё вокруг изменилось. Казалось, что столь незначительно, но всё же: небо было не столь лазурным, туман улетучился с мостовых, по которым стелился, бродячие коты и собаки реже попадались на глаза, в воздухе царили иные запахи, подобные разбавленному яду. Неужели Богиня на самом деле оставила Эбонхэбэн?

Хатори свернул в узкий переулок, ведущий в сторону мастерской, доставшейся по наследству от Сато. Через открытое окно многоэтажного дома старец услышал храп. Один из небогатых граждан, каких в этом городе большинство, ещё спал. Со звуками, вырывавшимися из гортани и глотки, лилась мелодия безразличия. Вот что осталось неизменным: всем плевать на всех.