Гай Кей - Тигана [litres]

Брандин был в прекрасном настроении. Дианора могла бы определить это с противоположного конца зала, даже не получив намека от Руна. Сердце ее ускоренно забилось. Оно всегда билось так, когда Брандин входил в ту комнату, где она находилась. Даже через двенадцать лет. Даже сейчас, несмотря ни на что. Так много линий ее жизни вело к этому человеку и уводило от него или сходилось, безнадежно переплетаясь, в нем.

Сначала он посмотрел на д’Эймона, как всегда, и тот с непроницаемым лицом низко поклонился ему на игратский манер. Потом, как обычно, повернулся к Солорес и улыбнулся ей.

Затем к Дианоре. Как она ни владела собой, как ни старалась, ей по-прежнему не вполне удавалось справиться с тем, что с ней происходило, когда взгляд его серых глаз находил ее глаза и погружался в них. Его взгляд был похож на прикосновение, мимолетное, но ощутимое, одновременно жгучее и ледяное, как сам Брандин.

И все это в одном взгляде, брошенном через переполненную комнату.

Однажды, много лет назад, в постели она осмелилась задать ему вопрос, который давно мучил ее:

– Ты пользуешься магией, когда любишь меня здесь или когда мы встречаемся в общественном месте?

Дианора не знала, какой ответ ей хотелось бы получить и какой реакции стоило ожидать. Она думала, что подобное предположение может ему польстить или, по крайней мере, позабавит его. Но с Брандином никогда нельзя было знать наверняка, его мысли бежали слишком прихотливо, а ум был слишком изощренным. Вот почему задавать ему вопросы, особенно откровенные, было опасно. Но для нее это было важно: если он ответит «да», она попытается снова раздуть свой смертоносный гнев. Гнев, который, по-видимому, угас в ней здесь, в странном мире этого острова.

Наверное, у Дианоры было очень серьезное лицо; он повернулся на своей подушке, подперев голову одной рукой, и посмотрел на нее из-под ровных бровей. Потом покачал головой:

– Не так, как ты думаешь. Я ни на что не действую и ничего не контролирую своими чарами, кроме зачатия. У меня больше не будет наследников, ты же знаешь. – Она действительно знала об этом; все его женщины знали. После паузы он осторожно спросил: – Почему ты спрашиваешь? Что с тобой происходит?

На мгновение ей показалось, что она уловила в его голосе неуверенность.

– Слишком многое, – ответила она. – Происходит слишком многое.

В тот единственный раз она сказала чистую правду, правду потерявшего невинность сердца. Его проницательные, ясные глаза светились пониманием. И это ее испугало. Она снова скользнула поближе к его телу, движимая своим страстным порывом, потом легла на него сверху, чтобы все началось опять. Все – предательство и воспоминания, смешанные с желанием, как в том янтарном вине, которое, как говорят, пьют боги Триады, – слишком крепком для простых смертных.

– Ты серьезно насчет этой должности в Азоли?

Голос Рамануса звучал тихо. Брандин не взошел на трон, а непринужденно прохаживался по залу – еще одно свидетельство его благожелательного расположения духа. Рун с кривой ухмылкой тащился следом за ним.

– Признаюсь, я никогда даже не думал об этом, – прибавил бывший капитан.

Дианора с усилием вернулась мыслями к нему. На секунду она забыла о своем вопросе. Так действовал на нее Брандин. Это нехорошо, подумала она. По многим причинам нехорошо.

Она снова повернулась к Раманусу:

– Я говорю совершенно серьезно, – сказала она. – Но я не была уверена, что ты захочешь получить эту должность, даже если это возможно. Твое нынешнее положение выше, и это, в конце концов, Кьяра. Азоли может дать тебе шанс разбогатеть, но полагаю, ты представляешь себе, что с этим связано. Что для тебя имеет значение, Раманус?

Вопрос был задан в лоб, что было недопустимо с точки зрения вежливости, особенно в отношениях с другом.

Он мигнул и стал теребить одну из своих цепочек, знак должности.

– Вот к чему это сводится? – неуверенно спросил он. – Ты так на это смотришь? Разве не могут двигать мужчиной перспективы нового, трудного дела или даже – рискуя показаться глупым – желание служить своему королю?

Теперь заморгала Дианора.

– Ты меня пристыдил, Раманус, клянусь, – через секунду просто ответила она. И положила ладонь на его рукав, чтобы остановить возражения. – Иногда меня удивляет то, что со мной происходит. Все эти интриги, которые здесь процветают.

Дианора услышала приближающиеся шаги, и следующие слова предназначались столько же для человека за ее спиной, сколько для стоящего перед ней.

– Иногда я спрашиваю себя: что этот двор со мной делает?

– Могу ли я тоже поинтересоваться этим? – спросил Брандин Игратский. Улыбаясь, он присоединился к ним. Но не прикоснулся к ней. Он очень редко прикасался к женщинам сейшана при посторонних, а это был игратский прием. Они знали его правила. Вся их жизнь подчинялась его правилам.

– Милорд, – произнесла Дианора, оборачиваясь и приветствуя его жестом. В ее голосе звучали провокационные нотки. – Вы находите меня более циничной, чем я была тогда, когда этот ужасный человек привез меня сюда?

Насмешливый взгляд Брандина переместился с нее на Рамануса. Не то чтобы ему нужно было напоминать, какой именно капитан привез ему Дианору. Она знала это, и он знал, что она знает. Все это являлось неотъемлемой частью их словесного танца. Его ум заставлял ее напрягать свой до последних пределов, а потом отодвигал эти пределы еще дальше. Она заметила, возможно потому, что только что говорила об этом с Раманусом, что в бороде Брандина появилось столько же седых волос, сколько осталось черных.

Он задумчиво кивнул, притворяясь, что серьезно обдумывает этот вопрос.

– Да, мне придется это признать. Ты стала циничной интриганкой почти до такой же степени, до какой этот ужасный человек растолстел.

– До такой степени? – запротестовала Дианора. – Милорд, но он очень толстый!

Мужчины рассмеялись. Раманус любовно похлопал себя по животу.

– Вот что случается, если двадцать лет кормить человека холодной солониной в море, а потом подвергнуть соблазнам королевского города.

– Ну, в таком случае, – сказал Брандин, – нам придется отослать тебя куда-нибудь до тех пор, пока ты не станешь снова стройным, как тюлень.

– Милорд, – мгновенно отреагировал Раманус, – я готов отправиться, куда вы прикажете. – Выражение его лица было серьезным и напряженным.

Брандин это заметил, и его тон тоже изменился.

– Я это знаю, – пробормотал он. – Хотелось бы чаще видеть тебя при дворе. При обоих моих дворах. Тучный ты или худой, Раманус, я о тебе не забываю, что бы ни думала Дианора.

Очень высокая похвала, нечто вроде обещания и разрешение в данный момент удалиться. Глаза Рамануса засияли, он отвесил официальный поклон и отошел. Брандин сделал несколько шагов в сторону, Рун шаркал рядом с ним. Дианора пошла следом, как он и ожидал. Оказавшись вне досягаемости ушей всех остальных, кроме шута, Брандин повернулся к ней. Она с сожалением увидела, что он пытается сдержать улыбку.