Гай Кей - Тигана [litres]

Брандин медленно кивнул. Теперь его боль была очевидна; Дианора видела эту боль в том, как он стоял и говорил, насколько бы хорошо он ни владел собой. Ей не было необходимости смотреть на Руна.

– Хорошо, – сказал Брандин. – А ты, Изола? Что они могли предложить, чтобы заставить тебя пойти на подобный поступок? Неужели ты так сильно меня ненавидишь?

Женщина заколебалась всего на секунду. Затем, так же гордо и вызывающе, как и раньше, ответила:

– Я так сильно люблю королеву.

Брандин закрыл глаза.

– В каком смысле?

– Во всех смыслах, от которых вы отказались, когда променяли любовь и постель жены на жизнь в ссылке и любовь к мертвецу.

В любой обычной ситуации, даже отдаленно напоминающей обычную, эти слова вызвали бы реакцию двора. Ее не могло не быть. Но Дианора ничего не услышала, только осторожное дыхание множества людей, когда Брандин снова открыл глаза и посмотрел сверху вниз на певицу. На лице игратянки было написано нескрываемое торжество.

– Я звал ее, – повторил он почти печально. – Я мог бы ее принудить, но предпочел не делать этого. Она ясно выразила свои чувства, и я оставил выбор за ней. Я считал это более добрым, более справедливым. Похоже, мой грех в том, что я не приказал ей прибыть на полуостров.

Столько разных оттенков горя и боли нахлынуло на Дианору. За спиной короля она видела д’Эймона; его лицо стало болезненно-серым. Он на секунду встретился с ней взглядом и быстро отвел глаза. Позднее она, возможно, придумает способ использовать это внезапное превосходство над ним, но сейчас Дианора не чувствовала ничего, кроме жалости к этому человеку.

Она знала, что он подаст сегодня ночью в отставку. Возможно, предложит убить себя по древнему обычаю. Брандин откажется, но после все уже будет не так, как раньше.

По очень многим причинам.

– Думаю, ты сказала мне все, что мне нужно было знать.

– Кьярский поэт действовал в одиночку, – неожиданно сказала Изола. Она махнула рукой в сторону Камены, которого железной хваткой держали двое стражников у нее за спиной. – Он присоединился к нам, когда приезжал в Играт два года назад. До сих пор его и наши цели совпадали.

Брандин кивнул.

– До сих пор, – тихо повторил он. – Я так и думал. Спасибо, что подтвердила это, – серьезно прибавил он.

Воцарилось молчание.

– Вы обещали мне легкую смерть, – напомнила Изола, держась очень прямо.

– Обещал, – ответил Брандин. – Действительно обещал. – Дианора перестала дышать. Король смотрел на Изолу без всякого выражения невыносимо долгие секунды.

– Ты даже не представляешь себе, – наконец произнес он почти что шепотом, – как я был счастлив, что ты приехала снова петь для меня.

Потом махнул правой рукой, точно таким же небрежным жестом, каким отсылал прочь слугу или просителя.

Голова Изолы взорвалась, будто перезрелый плод под ударом молотка. Темная кровь выплеснулась из шеи, и тело мешком осело на пол. Дианора стояла слишком близко; кровь убитой женщины сильной струей брызнула ей на платье и в лицо. Она отшатнулась. Иллюзорные змееподобные твари извивались и корчились на том месте, где голова Изолы только что превратилась в бесформенную растекающуюся массу.

Отовсюду неслись крики обезумевших придворных, которые старались отодвинуться подальше. Одна фигура внезапно выбежала вперед. Спотыкаясь, чуть не падая в спешке, эта фигура рывком выхватила меч. Потом неуклюже, держа меч двумя руками, шут Рун начал рубить мертвое тело певицы.

Его лицо странно исказили гнев и отвращение. Пена и слюна текли изо рта и ноздрей. Одним яростным ударом мясника он отсек руку от туловища. Нечто темное, зеленое и безглазое появилось из обрубка плеча Изолы и заколыхалось, оставляя след блестящей черной слизи. За спиной Дианоры кто-то подавился от ужаса.

– Стиван! – услышала она душераздирающий вопль Руна. И среди тошноты, хаоса и ужаса ее сердце внезапно сжалось от всепоглощающей жалости. Она смотрела на лихорадочно машущего оружием шута, одетого точно так же, как король, вооруженного королевским мечом. Из его рта летели брызги слюны.

– Музыка! Стиван! Музыка! Стиван! – непрерывно кричал Рун, и с каждым свирепо вылетавшим словом его тонкий, усыпанный драгоценностями придворный меч поднимался и падал, бросая яркие отблески света, и рубил мертвое тело, словно мясо. Он поскользнулся на залитом кровью полу и рухнул на колени, подкошенный собственной яростью. Откуда-то возникла серая тварь с глазами на качающихся стебельках и присосалась к его колену, словно пиявка.

– Музыка, – в последний раз произнес Рун, мягко и неожиданно четко. Потом меч выпал из его пальцев, и он, в безнадежно испачканных бело-золотых придворных одеждах, сел в лужу крови рядом с изувеченным трупом певицы, неловко склонил лысеющую голову набок и зарыдал так, словно у него было разбито сердце.

Дианора обернулась к Брандину. Король стоял неподвижно, его руки безвольно висели по бокам. Он смотрел на ужасную сцену перед собой с пугающим равнодушием.

– Всегда приходится платить, – произнес он тихо, почти про себя, среди наполнявших Зал аудиенций несмолкающих воплей и смятения.

Дианора несмело шагнула к нему, но он уже отвернулся и вместе с быстро последовавшим за ним д’Эймоном покинул зал через дверь позади трона.

После его ухода сразу же исчезли извивающиеся маслянистые твари, но не изуродованное тело певицы и не жалкая, скорчившаяся фигурка шута. Кажется, Дианора одна осталась возле него, все остальные бросились к выходу. Кожа у нее горела там, где на нее попала кровь Изолы.

Люди спотыкались и толкали друг друга в лихорадочной спешке, стремясь покинуть зал теперь, когда король ушел. Она видела, как солдаты поспешно увели Камену ди Кьяру через боковую дверь. Другие солдаты подошли, чтобы накрыть куском ткани тело Изолы. Для этого им пришлось отодвинуть Руна. Казалось, он не понимал, что происходит. Он все еще плакал, его лицо гротескно сморщилось, как у обиженного ребенка. Дианора утерла щеку ладонью, и пальцы ее перепачкала кровь. Один из солдат решительно поднял отрубленную Руном руку и подсунул под ту же ткань. Дианора видела, как он это сделал. Ей казалось, что все ее лицо в крови. Она была на грани срыва и оглянулась в поисках помощи, любой помощи.

– Пойдемте отсюда, госпожа, – произнес рядом с ней голос, в котором она отчаянно нуждалась. – Пойдемте. Позвольте отвести вас обратно в сейшан.

– Ох, Шелто, – прошептала она. – Пожалуйста. Пожалуйста, уведи меня, Шелто.

Новость промчалась по сейшану, словно огонь по сухому хворосту, наполнив его слухами и страхом. Покушение, организованное из Играта. С участием жителя Кьяры.

И оно чуть было не увенчалось успехом.