Джон Норман - Мятежники Гора [ЛП]

— А что, если эта полевая рабыня всё же окажется Сумомо? — полюбопытствовал Казумицу.

— Вы же не серьёзно, — отмахнулся Ясуси.

— И всё же, если это Сумомо?

— Тогда, — развёл руками Ясуси, — Вы доставите их к сёгуну, выполнив своё столь удачно завершённое задание, и примете его благодарность.

— В таком случае, — заключил Казумицу, — до утра.

Вежливо поклонившись, офицер сёгуна оставил Ясуси в одиночестве стоять у толстых, тяжёлых столбов частокола.

— Не бойтесь, друзья мои, — сказал констебль, поворачиваясь к нам. — К полудню завтрашнего дня вы будете свободны.

Прижавшись к узкой щели между двумя крепкими вертикальными столбами, я окликнул собравшегося уходить офицера:

— Послушайте, благородный.

— Да? — обернулся Ясуси.

— Возможно, комендант лагеря никогда не видел дочь великого сёгуна.

— Не волнуйтесь, — успокоил меня Ясуси. — Он — один из самых приближённых к сёгуну людей. Он даймё, часто бывающий во дворце. Он был довольно близко знаком с Леди Сумомо. Не берите в голову. Он мгновенно определит, что эта полевая рабыня не может быть Сумомо.

— Хорошо, — вздохнул я.

— И тогда вы все окажетесь на свободе, — заверил меня Ясуси.

— Замечательно, — улыбнулся я. — А как зовут коменданта лагеря?

— Вряд ли вам что-то скажет его имя, — пожал плечами Ясуси. — Он — высокопоставленная персона, самый близкий и доверенный даймё, Лорд Акио.

— Нам конец! — констатировал Таджима, сидевший на земле со скрещенными ногами посреди огороженной частоколом области. — Вряд ли Лорд Акио забыл моё лицо со времени ужина с Лордом Ямадой. А уж Сумомо он узнает наверняка. Так что завтра он объявит меня тарнсмэном, похитившим дочь сёгуна, и публично объявит о том, что моя рабыня это и есть Сумомо. А затем я буду казнен, и сомневаюсь, что это будет быстрая смерть, а Незуми вернут Лорду Ямаде, где её ждёт не менее пугающая судьба, возможно, снова угри, хотя теперь, по-видимому, она пойдёт к ним на корм раздетая, как и подобает рабыне.

Незуми, кстати, с нами не было. Не стоило помещать привлекательную девушку, пусть и полевую рабыню, пусть и коротко остриженную, в загон с более чем полусотней зрелых мужчин, если только не в качестве наказания. Случается, что свободную женщину из завоеванного, враждебного города бросают голой в клетку или в загон рабов мужчин. Позже, когда потрясённую и дрожащую пленницу вытаскивают оттуда, она полностью готова к ошейнику.

Разумеется, местонахождение Незуми нам известно не было.

— Мне, — вздохнул Харуки, — поскольку Лорд Акио не раз меня видел, и наверняка знает об инциденте с почтовым вуло, тоже не стоит ожидать ничего хорошего. Вряд ли мне удастся ещё раз избежать от соломенной куртки.

— Вам, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, могут сохранить жизнь, — сказал Таджима.

— Я бы не особо надеялся на это, — покачал я головой. — Всё указывает на то, что моя ценность в глазах Лорда Ямады сильно понизилась. Он пошёл войной на земли Темму, следовательно, по некоторым причинам, которых я не понимаю, он рассчитывает каким-то образом нейтрализовать опасность тарновой кавалерии. Похоже, ему больше не важно, нахожусь я в его власти или нет. К тому же, я подозреваю, что освобождение приговорённых к долгой и мучительной смерти в соломенных куртках, было вменено мне в вину. Они просто не могли не связать это происшествие с моим побегом. Очевидно, что я повел себя не как его союзник, или даже не как возможный союзник.

— Боюсь, есть и другие соображения, — сказал Таджима.

— Что Ты имеешь в виду? — спросил я.

— Наш друг Ясуси, — ответил он, — в своей попытке защитить нас, всех нас, сделал предположение, что мы никак не связаны друг с другом, или же, если мы всё же путешествуем вчетвером, то мы ничего общего не имеем с теми четырьмя, кого они разыскивают.

— И что? — не понял я, к чему он ведёт.

— Соответственно, — продолжил Таджима, — Лорду Акио, который, несомненно, может предположить, кто именно попал в его лагерь, а если будет не уверен, то легко расследует этот вопрос, а вот станет ли он сообщать о нашем присутствии здесь Лорду Ямаде, это большой вопрос. Он, с вероломной невинностью, вполне может, сделав вид, что принял утверждение благородного Ясуси, не доложить о нас. Это развяжет ему руки поступать с нами так, как ему вздумается, оставаясь совершенно безнаказанным.

— Не думаю, — проворчал Харуки, — что благородный лорд питает тёплые чувства к садовнику, к тому же к тому, который зачем-то посещал сарай почтовых вуло.

— Вот и я сомневаюсь, — хмыкнул я, — в его тёплых чувствах к тарнсмэну, да ещё и варвару, который сражался в седле на стороне Лорда Темму.

— А мне кажется, что он вас боится, — объяснил Харуки.

— Это как-то улучшает наше положение? — поинтересовался я.

— Нисколько, — ответил Таджима.

Наш вход в лагерь армии Ямады был подобен процессии. Думаю ни арестовавшему нас офицеру Казумицу, ни констеблю, благородному Ясуси, со своим пленником, атаманом разбойничьей шайки Араси, не пришло в голову, постараться войти в лагерь скромно или неприметно, скорее наоборот, они сделали всё возможное, чтобы продемонстрировать своё удовлетворение проделанной в этот день работой.

Армейский лагерь имел форму круга, по моим прикидкам, примерно в два или три пасанга в диаметре. Круг, с точки зрения геометрии, является идеальной фигурой, поскольку содержит наибольшую площадь при наименьшем периметре. На континентальном Горе войска обычно разбивают временные лагеря квадратной формы и, если возможно, окапывают его рвом и обносят частоколом с вышками по углам и двумя воротами, с сеткой прямых улиц и переулков, с точки зрения которых размещаются подразделения. Почти так же, как я смог рассмотреть, лагерь Ямады был разделён на несколько сегментов проходами, напоминавшими спицы в колесе. Мне объяснили, что здесь собрались больше десятка даймё, ранее воздерживавшихся от союза с Ямадой, но теперь присоединившимися к его армии вместе со своими офицерами, солдатами и вспомогательным персоналом. Палатки всех даймё располагались вокруг центра лагеря, образуя то, что можно было бы назвать ступицей колеса, осью которого была палатка представителя сёгуна. Его собственные силы, весьма значительные, кстати, занимали два или три сегмента. Достаточно интересно, хотя я предположил, что местность вокруг контролировалась разведчиками, пикетами, патрулями и так далее, сам лагерь не был укреплён. Не было отрыто даже глубокой канавы, земля из которой использовалась бы для создание земляного вала. Я не знал, было ли такое очевидное пренебрежение мерами безопасности следствием большой удалённости от земель Темму и понимания слабости сил противника, или всё дело было в высокомерии могущественного сёгуна. В конце концов, грозный ларл не возводит крепостные валы, за которыми можно было бы дрожать в ожидании набегов уртов. Как бы то ни было, граница фактически представляла собой относительно пористый периметр, через который отдельным людям и даже небольшим группам не стоило труда со сравнительной непринужденностью проникнуть на территорию лагеря. Фактически, в определённые моменты казалось, что имело место своего рода движение снаружи в лагерь, из лагеря наружу. Правда участниками этого движения главным образом являлись местные крестьяне, приносившие на продажу просо или вуло, пригонявшие верров или тарсков, рыбаки, поскольку до моря было недалеко, торговавшие соленой рыбы, мелкие торговцы с их повозками, различные ремесленники с продуктами своего труда и так далее. Иногда торговец позажиточнее мог прикатить свой фургон с рулонами шёлка, одеждой, а иногда и с превосходным оружием. Бывало и такое, что какой-нибудь крестьянин приводил свою дочь, чтобы сдать её в аренду или продать. Процессия, о которой я упомянул, была организована следующим образом: первым шёл разбойник Араси, обмотанный верёвками и с двумя привязями на шее, которые держали шедшие по бокам, вооружённые глефами асигару, те самые фуражиры, с которыми мы впервые встретились на постоялом дворе. За спиной Араси шёл третий асигару, который периодически подталкивал разбойника в спину наконечником своей глефы, причём особенно он начал усердствовать, когда процессия втянулась в лагерь. При этом, на каждый укол Араси, под угрозой того, что будет раздет и публично выпорот, должен был реагировать, громким ясным голосом объявляя: «Я — Араси, разбойник. Я — пленник Ясуси, двадцать третьего констебля армии Лорда Ямады, Сёгуна Островов». Следом за Араси и его конвоирами шагали Ясуси и Казумицу. Они держались рядом, ни один из них не отставал от другого и не вырывался вперёд. За ними следовал Таджима, руки которого были притянуты к торсу несколькими витками верёвки. За Таджимой шли мы с Харуки запряжённые в тяжело нагружённую рисом повозку, на передке и по бортам которой были развешены несколько голов. Большая их часть, привязанная за волосы, свисала с верхних жердей. Ещё три предмета, в которых с трудом можно было опознать человеческие головы, поскольку они были обожжены до неузнаваемости, были водружены на вертикальные балки повозки. Всего голов было восемнадцать. Привязанные к задней верхней жерди ограждения караванной верёвкой, за повозкой семенили семь девушек, чьи руки были связаны сзади. Шесть из них были одеты в туники рабынь постоялого двора, а одна, шедшая последней, в тунику полевой рабыни. Я боялся, что переход дался им с трудом. Пройти пришлось несколько пасангов, под беспощадно палящим Тор-ту-Гором, по грубой дороге, да ещё и поднимающейся в гору, причем, чем дальше на север, тем круче. По бокам и сзади эту процессию обрамляли два десятка воинов из команды Казумицу, офицера для особых поручений сёгуна.