Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

Насколько редка храбрость! Насколько могущественно перемешенное, бредущее, унылое, гонимое пастухом стадо!

Мы с Евой и Джейн обменялись испуганными взглядами.

Странно, но я в этот момент задавалась вопросом, которую из нас могли бы найти самой красивой на сцене гореанского рабского аукциона. А разве женщины не задают себе этого вопроса?

А что насчёт Норы и других моих соперниц по институту?

Так ли уж отличались бы они от меня, стоя босиком в опилках, крутясь в свете факела под плетью аукциониста и показывая себя предлагающим цену покупателям?

— Позор! — воскликнула миссис Роулинсон, указывая на книги, лежавшие на столе перед нею. — Какой позор! У вас есть, что сказать в своё оправдание?

Как выяснилось, ни одна из нас не нашла, что сказать. Я почувствовала, как по моим щекам бегут слезы стыда. Ева и Джейн тоже всхлипывали.

— Я так и думала, — кивнула женщина. — Надеюсь, вы понимаете, что для таких как вы в нашем институте нет и не может быть места. Это ужасно, немыслимо! Вы — оскорбление института, ваших коллег, всей национальной организации. Вам здесь не место. Сейчас вы пойдёте в свои комнаты, упакуете вещи и покинете помещение до заката.

— Нет, — в один голос зарыдали мы. — Пожалуйста, нет!

— Завтра же утром я вынесу этот вопрос на всеобщее внимание. На всех досках информации будут представлены доказательства вашего падения. Уверена, после такого ваши сокурсницы проголосуют за ваше изгнание из нашего дома, сообщества и национальной организации.

— Простите нас! — взмолилась Ева.

— Мы сожалеем о случившемся! — поспешила присоединиться к ней Джейн.

— У нас изгоняли за нарушения куда менее значимые и менее отвратительное, — заявила миссис Роулинсон.

— Неужели это действительно настолько важный вопрос? — всхлипнула я.

— Более чем, — заверила меня она. — Можете теперь покинуть мой кабинет.

— Пожалуйста, нет! — заплакали мы.

Женщина указала на дверь, и мы обернулись и побрели в указанном направлении, оцепенев, дрожа и запинаясь, неспособные ни говорить, ни постичь крушение нашей реальности, внезапную и катастрофическую потерю нашего положения и статуса, всего несколько мгновений назад принимаемого как непререкаемая данность.

Мы были всем, и вот, мгновение спустя, должны стать ничем. Мы превратимся в презираемых и незначительных, таких же, как все остальные, кого мы всегда считали ниже себя. Позор такого изгнания быстро станет общим достоянием и предметом пересудов для наших сокурсниц, думала я, уж Нора и её подруги проследят, чтобы причина нашего исключения из института была доведена до сведения всех и каждого. Наше дальнейшее присутствие здесь было бы невыносимо.

— А что вы думали о себе, — вдруг спросила миссис Роулинсон, — читая такие книги?

Мы замерли, словно уперевшись в стену, и повернулись к ней.

Что-то новое, особенное послышалось в её голосе. Она внезапно показалась кем-то другим, не той, кем была.

— Мы сожалеем, — с отчаянной надеждой в голосе сказала Ева. — Нам очень жаль!

— Вы — глупые маленькие стервы, — заявила администратор общежития. — Интересно было бы выяснить, для чего вы годитесь.

Это было сказано не тем тоном в голосе, не с той интонацией, к которой мы привыкли. Её манера держаться неуловимо изменилась. Странно, но теперь её фигура казалась тоньше и гибче, а её голос моложе.

В институте она появилась совсем недавно, не далее начала семестра. Внезапно, у меня появились сомнения относительно её возраста.

— Итак, хотите ли вы огласки и последующего отчисления? — осведомилась она.

— Нет, — в один голос воскликнули мы. — Нет!

— Разувайтесь, — внезапно потребовала женщина.

Мы испуганно уставились друг на дружку.

— Ага, я вижу, что вы предпочитаете покинуть помещение, — заключила она.

Мы тут же скинули свои туфли.

— Теперь, — удовлетворённо кивнув, продолжила она, — становитесь передо мной на колени.

Мы замерли с открытыми от удивления ртами.

— Это приемлемо, — заявила миссис Роулинсон. — Я — свободная женщина.

Эти её слова были мне совершенно не понятны, впрочем, подозреваю, как и для Евы и Джейн. Конечно, мы все были свободны, все мы. А что, кто-то мог быть не свободен?

Она вышла из-за стола и, ткнув пальцем в коврик у её ног, бросила:

— Сюда.

Едва понимая, что мы делали, словно впав в какое-то оцепенение, мы опустились перед нею на колени.

Впервые в своей жизни я стояла на коленях перед другим человеком. И меня внезапно, всецело, захлестнула волна понимания значимости этого, нахождения перед другим человеком, в том, что было однозначной позой подчинения. Я была потрясена до глубины души. Это было подобно удару, нанесённому мне самой природой. Я что, оказалась на своём месте? И Ева с Джейн тоже? Я чуть не упала в обморок от понимания случившегося и переполняющих меня не поддающихся контролю эмоций.

— Итак, — сказала женщина, — вы думаете, что знаете что-то о гореанском мире?

Мы удивлённо посмотрели на неё, возвышающуюся над нами.

— А ну опустите головы! — прикрикнула на нас она. — Да не так. Лбом в пол! И ладони положите около головы.

Получилось, что мы стояли перед нею на коленях в том, что, как я позже узнала, называется первое положение почтения.

— Вот теперь, — усмехнулась миссис Роулинсон, — вы там, где и должны быть.

Её слова заставили нас задрожать, но также теперь казалось ясным, что никакое отчисление нам больше не грозит, что вопрос нашего изгнания, поднятый этим утром, снят с повестки дня, что ни на каких досках не появится информация о нашим проступке, что наши сокурсницы останутся без повода для сплетен.

— Значит, Вы решили, что знаете что-то о гореанском мире, — сказала она, — но на самом деле вы о нём ничего не знаете.

Внезапно до меня дошло, что женщина, перед которой мы стояли на колени, была весьма осведомлена о том мире, о котором говорила. Похоже, что она тоже была читательницей этой необычной литературы, повествовавшей об ином, отличном от нашего мире, мире природы, далёком от нигилизма и искусственности нашего собственного.

Ворс ковра колол мой, прижатый к нему лоб.

— Какие же вы мелкие шлюхи, — съязвила миссис Роулинсон. — Ясно для чего вы годитесь, и, что характерно, это единственное для чего вы годитесь.

Как смела она, называть нас «шлюхами»?

А затем, к нашему удивлению, мы услышали её смех.

— Девушки всегда остаются девушками, — сказала она, отсмеявшись.

Истеричный смешок облегчения вырвался и у меня. Веселую она сыграла с нами шутку. Тем не менее ни одна из нас не решилась поднять головы вплоть до того момента, пока не услышали её над собой её насмешливый голос:

— Выпрямляйтесь уже, — сказала миссис Роулинсон.