Роберт Джордан - Корона мечей [litres]

– Если мне будет позволено спросить… – слишком робко начала Мерана, но начинать снова было бы еще хуже. – Какие у тебя намерения, Кадсуане? – Мерана изо всех сил старалась сохранить достоинство. – Очевидно… ты до самого последнего времени… держалась в стороне. Почему ты решила… явиться к ал'Тору… в это необычное время? Ты вела себя… с ним… не очень-то тактично.

– С таким же успехом ты могла бы дать ему пощечину, – вмешалась Анноура, и Мерана покраснела. Из них двоих Анноуре, похоже, было значительно труднее разговаривать с Кадсуане, но она, по крайней мере, не спотыкалась на каждом слове.

Кадсуане с видом сожаления покачала головой:

– Если хочешь посмотреть, на что способен мужчина, поступи так, как он не ожидает. Полагаю, этот мальчик отлит из прочного металла, но с ним, должно быть, очень и очень нелегко. – Сложив пальцы рук домиком, она задумчиво смотрела сквозь них на стену. – В нем бушует ярость, способная спалить мир, и он еле-еле удерживает ее на самой грани. Стоит легонько подтолкнуть его, и это равновесие нарушится… Пф! Ал'Тор пока еще не так жесток и упрям, как Логайн Аблар или Мазрим Таим, но, боюсь, с ним во сто крат труднее.

Когда Мерана услышала эти три имени, поставленные в один ряд, у нее язык прилип к гортани.

– Ты видела обоих, и Логайна, и Таима? – изумленно спросила Анноура. – Таим – сторонник ал'Тора, так я слышала.

Мерана с трудом подавила вздох облегчения. Слухи о произошедшем у Колодцев Дюмай, должно быть, еще не успели распространиться. Хотя это вопрос нескольких дней, конечно.

– У меня тоже есть уши, Анноура, так что слухи и до меня доходят, – резко сказала Кадсуане. – Хотя мне не раз хотелось, чтобы их не было – ни Логайна, ни Таима. Все мои труды пошли прахом, придется переделывать. Остальные тоже хороши, но тут я принимала непосредственное участие. И потом, есть еще эти в черных мундирах, Аша'маны.

Взяв у Дайгиан чашку, Кадсуане тепло улыбнулась ей и пробормотала слова благодарности. Круглощекая Белая сестра, казалось, готова была сделать реверанс, но лишь вернулась в свой угол и сложила руки. Она пробыла в послушницах, а затем в принятых дольше, чем кто-либо на памяти ныне живущих; ей едва позволили остаться в Башне, и она заработала свое кольцо ногтями, которыми скребла котлы, а шаль – угодливостью. Дайгиан всегда держалась униженно с другими сестрами.

Вдыхая поднимающийся над чашкой пар, Кадсуане продолжила неожиданно непринужденным, дружеским тоном:

– Именно Логайн, армия которого подступила почти к моему порогу, отвлек меня от моих роз. Уф! Даже драка на овечьей ярмарке могла соблазнить меня бросить эти про́клятые Светом растения. Суть в том, что если ты способна использовать Силу, но делаешь что-то, не прибегая к ней, и к тому же это что-то состоит в выращивании цветов, у которых по десять тысяч колючек на каждом стебле… Уф! Я даже начала подумывать о том, чтобы дать клятву охотницы за Рогом, если бы Совет девяти позволил. Ладно. Это были прекрасные несколько месяцев – погоня за Логайном, но как только его поймали, доставка пленника в Тар Валон привлекала меня не больше, чем эти самые розы. Я постранствовала немножко, чтобы посмотреть, не подвернется ли кто-нибудь, может новый Страж, хотя, полагаю, сколь они ни хороши, мне поздновато иметь дело с мужчиной. Потом я услышала о Таиме и со всей возможной быстротой отправилась в Салдэйю. Ничто так не волнует, как мужчина, способный направлять Силу. – Внезапно взгляд ее, казалось, застыл, и голос зазвучал ему под стать. – Участвовал ли кто-то из вас в этой… низости… сразу после Айильской войны?

Не чувствуя за собой никакой вины, Мерана тем не менее вздрогнула и смутилась. В осуждающем взгляде Кадсуане ей померещились плаха и топор палача.

– Какая низость? Не понимаю, о чем ты говоришь.

Обвиняющий взгляд теперь был устремлен на Анноуру, и та чуть не упала на постель.

– Айильская война? – задыхаясь, пролепетала она, изо всех сил пытаясь взять себя в руки. – После ее окончания я потратила годы, добиваясь того, чтобы так называемая Великая коалиция не осталась только громким названием.

Мерана с интересом взглянула на Анноуру. Очень многие сестры из Серой Айя после войны сновали из столицы в столицу в бесплодных усилиях сохранить союз, который был создан против Айил, но ей никогда не приходило в голову, что Анноура – одна из них. Если это так, она и впрямь должна уметь вести переговоры.

– Я делала то же самое, – сказала Мерана. Достоинство. После того как она отправилась за ал'Тором из Кэймлина, от ее достоинства осталось не так уж много. Несколько уцелевших клочков его слишком ценны, и их нельзя потерять. Она заставила себя говорить спокойно и решительно. – Какую низость ты имеешь в виду, Кадсуане?

Седовласая женщина в своей обычной манере просто отмахнулась от ее вопроса, будто вовсе и не произносила этого слова – «низость».

У Мераны мелькнула мысль, в своем ли уме Кадсуане. Мерана никогда не слышала, чтобы сестры сходили с ума, но большинство Айз Седай, которые в конце жизни удалялись в уединение, держались подальше от бурных приключений и мирских дел, тем более таких, с которыми не каждой сестре и сталкиваться-то доводилось. Как правило, они вообще держались подальше от всех. Кто знает, что случалось с ними незадолго до конца? Однако один-единственный взгляд в ясные, спокойные глаза напротив, устремленные на нее поверх чашки с чаем, заставил Мерану тут же выбросить из головы эту идею. О какой бы низости двадцатилетней давности ни шла речь – если она вообще имела место, – несомненно, не она заставила мир свернуть с пути в сторону тех раздоров, которые раздирали его сейчас. И Кадсуане все еще не ответила на вопросы, которые ей задавали раньше. Каковы ее намерения? И почему именно сейчас?

Однако, прежде чем Мерана успела повторить свои вопросы, дверь распахнулась, и вошли Бера с Кируной. За их спинами маячила Кореле Ховиан, худенькая, как мальчишка, Желтая сестра с густыми черными бровями и пышными волосами цвета воронова крыла, которые придавали ее облику что-то дикое, хотя она всегда одевалась с большим изяществом, будто собиралась на танцы, – рукава, корсаж и бока юбок украшала богатая вышивка. В маленькой комнате сразу стало очень тесно. Кореле редко что забавляло, но сейчас она широко улыбалась, почти смеялась. Глаза Кируны сверкали, на лице застыло холодное высокомерие, а Бера так и полыхала от злости – губы сжаты, лоб наморщен. Так было до тех пор, пока они не увидели Кадсуане. Для них, полагала Мерана, это было все равно что для нее самой столкнуться лицом к лицу с Алинд Дифелле, или Севланой Месей, или даже Мабриам эн Шириид. Они вытаращили глаза, у Кируны отвисла челюсть.