Роберт Джордан - Корона мечей [litres]

Он протянул руку к открытому вороту рубашки, и… ее язык прилип к гортани. Могидин не могла оторвать взгляда от маленькой клетки из золотой проволоки и кроваво-красного хрусталя, которая висела у него на шнурке. Мелькнула смутная мысль, что, может, это вовсе не ее клетка, просто очень похожая; но нет, определенно та самая. Моридин погладил клетку большим пальцем, и у Могидин возникло ощущение, будто кто-то ласково прикасается к ее сознанию, к ее душе. Разрушить ловушку для разума очень легко – стоит лишь нажать чуть-чуть посильнее, чем он сейчас. Она могла находиться на другом конце мира, даже дальше, и это ни на волос ничего не изменит. Часть Могидин, которая в некотором роде тоже была ею , словно отделилась от нее; она продолжала видеть собственными глазами, слышать собственными ушами, чувствовать вкус с помощью своего языка и ощущать прикосновение, но стала беспомощным автоматом, полностью повинующимся тому, кто владел кор'соврой. Существует ли способ освободиться от нее или не существует, ловушка для разума есть именно то, о чем говорит ее название. Могидин почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица.

– Теперь понимаешь? – произнес Моридин. – Ты по-прежнему служишь Великому повелителю, но теперь будешь делать то, что я скажу.

– Понимаю, миа'кова, – механически произнесла она.

И снова он засмеялся – глубоким, сочным, язвительным смехом – и спрятал ловушку обратно под рубашку.

– Вот это совсем не обязательно – теперь, когда ты усвоила урок. Я буду звать тебя Могидин, а ты меня – Моридин. Ты все еще одна из Избранных. Кто на свете способен заменить тебя?

– Да, конечно, Моридин, – равнодушно произнесла Могидин.

Он мог говорить что угодно. Все равно она – его собственность, в этом у нее не было никаких сомнений.

Моргейз лежала без сна, глядя в потолок сквозь пронизанную лунным светом тьму и пытаясь думать о дочери. Жара давала о себе знать, хотя Моргейз была укрыта лишь светлой льняной простыней. Обливаясь потом, она тем не менее не сняла плотной шерстяной ночной рубашки, зашнурованной до самого горла. Пот – это ерунда; сколько бы и какой бы горячей водой Моргейз ни мылась, она все время чувствовала себя грязной. Илэйн сейчас должна быть в Белой Башне, где ей ничто не угрожает. Временами казалось, что прошли годы с тех пор, как Моргейз могла заставить себя доверять Айз Седай, но, как ни парадоксально, Башня, несомненно, являлась единственным местом, где Илэйн будет в полной безопасности. Моргейз стала думать о Гавине – он тоже должен быть в Тар Валоне вместе с нею, преисполненный гордости за сестру и полный страстного желания при необходимости защитить ее от кого угодно, – и о Галаде: почему ей не позволяют увидеться с ним? Моргейз любила его так, будто он был плотью ее и кровью, и – ей казалось – эта любовь нужна ему, как никому другому. Она пыталась думать обо всех троих. Но трудно было думать о чем-то, кроме… Широко раскрытые глаза смотрели во тьму, мерцая невыплаканными слезами.

Моргейз всегда считала, что ей достанет храбрости, чтобы делать все, что требуется, глядя в лицо любой надвигающейся опасности; она была убеждена, что в любых обстоятельствах сумеет выстоять и продолжать борьбу. За один час, который длился, казалось, целую вечность и оставил на ее теле всего несколько синяков, Радам Асунава доказал ей, что это не так. Эамон Валда довершил обучение, учинив один-единственный допрос. Кровоподтек, оставшийся на сердце от ее собственного ответа, в отличие от синяков на теле, не проходил. Ей следовало самой отправиться к Асунаве и рассказать ему обо всем, чтобы ударить побольнее. Ей следовало… Моргейз молилась, чтобы с Илэйн не произошло ничего плохого. Может, это нехорошо – уповать больше на Илэйн, чем на Галада или Гавина, но Илэйн должна стать следующей королевой Андора. Башня не упустит возможности посадить Айз Седай на Львиный трон. Если бы только она могла увидеть Илэйн, увидеть всех своих детей еще хоть раз.

Что-то зашелестело в темноте спальни, и Моргейз затаила дыхание, стараясь не дрожать. В слабом лунном свете она едва различала даже столбики кровати. Вчера Валда вместе с Асунавой и тысячами белоплащников ускакал на север от Амадора, надеясь поймать там пророка, но если он вернулся, если он…

Смутная фигура во мраке теперь сделалась отчетливей. Женщина, ростом гораздо ниже Лини.

– Я подумала, может, вы еще не спите, – мягко произнесла Бриане. – Выпейте, это поможет.

Кайриэнка попыталась вложить в руку Моргейз серебряную чашу, от которой исходил слабый кислый запах.

– Нечего лезть со своим питьем, пока тебя не зовут! – резко сказала Моргейз, оттолкнув чашу. Теплая жидкость пролилась на руку, на льняную простыню. – Я уже почти заснула, когда ты начала тут топать, – солгала она. – Оставь меня!

Вместо того чтобы подчиниться, Бриане продолжала стоять, глядя на Моргейз сверху вниз; ее лицо скрывала тень. Моргейз не нравилась эта женщина. Была ли Бриане Таборвин благородного происхождения и постепенно скатилась вниз, как сама утверждала, или она самая обычная служанка, как бы то ни было, приказания она исполняла когда и как заблагорассудится и вечно распускала язык. Так случилось и сейчас.

– Ты стонешь, точно овца, Моргейз Траканд. – Хотя голос ее звучал едва слышно, в нем явственно кипел гнев. Она с тяжелым стуком поставила чашу на маленький столик рядом с кроватью; бо́льшая часть содержимого чаши выплеснулась на столешницу. – Ба! Многим случалось видеть вещи похуже. Ты жива. Кости не раздроблены, голова тоже в порядке. Терпи, пусть прошлое останется позади, продолжай жить. Ты последнее время в таком состоянии, что мужчины ходят вокруг на цыпочках, даже мастер Гилл. Ламгвин вообще за последние три ночи глаз не сомкнул.

Моргейз вспыхнула от раздражения; даже в Андоре слуги не позволяли себе таких разговоров. Она схватила и крепко сжала руку женщины, но беспокойство взяло верх над неприязнью.

– Им ведь ничего не известно? – Если бы они узнали, то попытались бы отомстить за нее, освободить ее. И могли погибнуть. Талланвор мог погибнуть.

– Мы с Лини напустили туману, – усмехнулась Бриане и выдернула руку. – Но если потребуется для спасения Ламгвина, я расскажу им все. Если ты и дальше будешь только блеять, как овца. Он чуть голову не сломал, пытаясь понять, что такое с вами творится. А все очень просто. Передо мной женщина, у которой нет мужества встретить завтрашний день. Я не допущу, чтобы из-за своего малодушия вы погубили его.