Ядвига Симанова - Восход памяти [litres]

– Ты предупреждал, знаю… – чуть слышно выдавила она, не узнавая собственного голоса. – Ты же не думаешь, что это в действительности…

– Бутафория, – однозначно заключил Константин. – Мерзостная, бесспорно, но бутафория. Да и все это место похоже на добротно сконструированную декорацию.

– А если нет? Если это и в самом деле ведьмина кожа? Помнишь, что Тимур Сардокович говорил о Проводнике? Проводника больше нет, бесам нужен новый. Бабки нет. Она умерла. Она – хранительница Элизиума, она могла служить Проводником.

– Проводник – это тот, кто присылает маршрутку? Иными словами, обеспечивает непрерывную циркуляцию вихревого потока. Вполне возможно, что Проводник – старуха. И, судя по запущенному состоянию ее жилища, ее, скорее всего, и вправду нет в живых. Но то, что лежит там, – Константин указал на избушку, – не она! Бутафория – даже не сомневайся!

– Ты себе не представляешь, как бы мне хотелось вспомнить… – проговорила Марианна, глядя вслед уплывающим облакам.

В кармане девушки завибрировал телефон.

– Галя? Что случилось? – ответила она на вызов, включив громкую связь.

– Илья Вадимович ваш совсем сбрендил! – послышался полный возмущения голос подруги.

– Что значит, сбрендил? Ты о чем?

Константин заметно напрягся, стараясь не упустить ничего из Галиного сообщения, перебиваемого скрипом умирающих осин.

– Истерика с ним приключилась. Сидел он в своем телефоне, потом ни с того ни с сего стал головой о стену биться, бормотал про какую-то маршрутку, голоса ему чудились, он пытался их прогнать, но не смог.

– Что с ним сейчас? – Константин вмешался в разговор.

– Спать завалился. Как биться в стену перестал, сказал, мол, «простите» незнамо кому, утих, башку свесил и спать.

– Ты случайно не припомнишь, что конкретно он говорил про маршрутку?

– Обижаешь! У меня все записано на диктофон. Включить этот бред?

– Ты молодчина, Галя! Включи, сделай одолжение! – воскликнул Константин, просияв от радости.

Из динамика донесся треск, и в представлении словно наяву возникла белесая шевелюра медиума, затравленный взгляд воспаленных глаз, а слух уловил знакомую отрывистую речь, местами срывавшуюся на крик:

– Вороны, три черные вороны. – Пауза. – Каркают. Голоса. Не умолкают. Воронье. Нет мочи терпеть. – Всхлипы. – Я уступил. Маршрутка в пути. Простите. Они знают, где Вихрь. Они забрали Элизиум. – Тишина.

– Спасибо, Галя! Ты нам очень помогла, – сказал Константин, убедившись, что прослушал запись до конца. – Если хочешь, я подъеду сегодня, заберу Илью.

– Можешь не торопиться! Потерплю его до утра. Он сейчас такой тихий, умиротворенный. Пар выпустил и теперь спит себе спокойно. Да и пока ты доедешь… Только моих разбудишь. Давай до завтра!

На том и распрощались.

– Трое свернули с водокачки, – сказала Марианна.

– Не понял.

– Что тут непонятного? Вороны – это гастарбайтеры на велосипедах. Они мне сразу ворон напомнили. Ты подстрелил ворону. Из лечебницы нас провожала стая ворон. Помнишь, стекло поцарапали? Повсюду воронье. Это велосипедисты забрали Элизиум, статуэтки были у них в рюкзаке. Я обратила внимание, как один из них вцепился в рюкзак, стоило тебе их окликнуть. И нас они намеренно пустили по ложному пути.

– А везут они статуэтки к тому месту, где находится Вихрь, – к месту, которое указал Илья. Как говорил Мансуров, Элизиум и Вихрь должны соединиться. Но кому, когда и каким образом он обозначил местонахождение Вихря, я никак не возьму в толк.

– Голоса звучали в его голове – так он сам говорил.

Константин только отмахнулся:

– У всего должно быть логическое рациональное объяснение. Голоса я допускаю – это сопутствующая симптоматика. Но как связать воображаемые голоса и кражу статуэток? – Константин ударил себя ладонью по лбу: – Какой же я балда! Есть же Интернет! Вспомни: Галя говорила, что он сидел в телефоне перед тем, как с ним случилась истерика. Видимо, с ним кто-то связался. И этот кто-то повлиял на Илью настолько, что тому ничего не оставалось, как выдать всю имевшуюся у него информацию о Вихре. И неизвестный преуспел в отличие от меня: – я за все время так и не смог ничего из него вытащить. Надо будет просмотреть его мессенджеры.

Марианна не стала вступать в спор, несмотря на твердую убежденность, что все мессенджеры находятся у медиума в голове. К тому времени сгустились сумерки. Лес замер в молчаливом безветрии, ожидая восхода луны. Константин поднял Марианну, и они выдвинулись обратно к автомобилю, оставленному у фельдшерской ограды.

Старушкин склеп, поросший мхом, остался позади, как и скрывавшие его сети разросшегося кустарника. Впереди петляла узенькая тропинка, сырая от подступивших к самой поверхности грунтовых вод под слоем тающего снега. Константин молчал, напряженно размышляя о чем-то, потом резко остановился рядом со срубленным деревом, от которого остался гладкий пенек.

– Картотека осталась в избе. Надо ее забрать, – сказал он, опуская Марианну на пенек. – Я вернусь за ней. Подожди здесь, хорошо? Я скоро. Пять минут – не больше.

– Постой! Я не останусь тут одна. Не бросай меня! Бог с ней, с картотекой! – Марианна пришла в ужас. От перспективы куковать одной в холодном темном лесу начинали стучать зубы.

Но Константин ушел, не обернувшись, словно не слышал ее возражений. Его исчезновение было настолько стремительным, неделикатным по своей сути, совсем нехарактерным для него. Несвойственность такого поступка его натуре пугала больше, чем обреченность провести ближайшие несколько минут среди голых ветвей во мраке леса.

Пульс Марианны отсчитывал секунду за секундой. Деревья скрипели, колыхание ветвей от легкого ветерка обещало надежду на скорое возвращение Константина. Но тот не спешил. Пять минут тянулись долго. Они давно миновали. За ними следующие пять, потом еще и еще, а Константин все не появлялся.

Марианна, устав ждать, решила позвонить. Каково же было ее разочарование, когда она нащупала рукой пустой карман. «У него мой телефон. Он так и не успел отдать мне его после разговора с Галей». Слезы досады и боли заволокли глаза. «Не успел или не захотел отдать?» – нехорошие мысли лезли в голову. «С ним наверняка что-то случилось», – прогоняли их другие. Но плохие тут же возвращались, резонно отвечая: «Не обманывай себя! Ты все поняла, когда он оставил тебя. Бросил! Не первый и не последний, а очередной тебя бросил! Так происходит всегда. От проклятия не избавиться!» Но другой голос возражал: «Оставить тебя тут – преступление, он не мог! Зачем? Для чего?»

Ночь накрыла землю черным покрывалом. Над верхушками деревьев нависал серп холодной убывающей луны, время от времени появляясь и исчезая среди непрерывного каравана туч, серебристых в ледяном отсвете взошедшего на небесный престол месяца. Неумолимо подступал холод. Пальцы на руках окоченели. Тщетно она пыталась согреть дыханием замерзшие ладони – все без толку, словно в ней самой не осталось нисколечко тепла. Ни тепла, ни надежды…