Ядвига Симанова - Восход памяти [litres]

Пес с опаской ступал на незнакомую территорию. Неотесанный вид и стойкий запах псины никак не вписывались в строгий порядок квартиры отставного военного, отца Акима. Пес понимал, что чужд этому месту и в первую очередь – хозяину дома, запах которого безошибочно уловил чуткий нюх. Лохматик пристроил в углу прихожей мощный зад и сидел смирно в глубокой печали, ожидая скорого изгнания. А тут и хозяин не замедлил явиться. «Сильный был когда-то, потом сломался», – подумал пес.

– Ты охренел? – раскатисто гаркнул отец на сына. – Быстро! Чтоб духу не было тут этой блохастой образины!

Пес поднялся на лапы и, поджав нечесаный хвост, ткнул носом в ногу мальчика, словно пеняя: «Я так и знал. Неважная идея – привести меня сюда. Идем назад! Как хорошо нам было у пустых гаражей!» Но у мальчика имелись другие планы. Он почесал пса за ухом и взглянул на отца.

– Лохматик – мой друг. Он будет жить здесь, – твердо заявил Аким.

– Ты – бухой? – спросил отец, с ходу объяснив для себя причину разительной перемены в поведении сына. – Так и есть! По глазам вижу!

Отец приготовился выслушивать оправдания, но они не последовали. Вместо того мальчик потянул пса за ошейник; минуя негодующего хозяина квартиры, Аким и Лохматик прошли в ванную. Отец покраснел, вены вздулись на шее; терпению пришел конец.

– Ты что творишь, недомерок?! – разъяренно завопил он, хватая сына за шиворот.

Стоило ему коснуться мальчика, пес среагировал незамедлительно: он подпрыгнул с быстротой молнии, отшвырнув отца могучей головой, злобно огрызнулся, готовый до последнего защищать юного друга. Но мальчик вовремя остановил пса, дернув за ошейник.

– Не стоит раздражать Лохматика, папа! Не надо, – деловито произнес Аким. – В следующий раз я могу не успеть.

– Следующего раза не будет! – выкрикнул отец срывающимся голосом.

Он, стараясь не делать резких движений, покинул ванную. Через минуту вернулся, держа в руках давно знакомое Акиму охотничье ружье.

– Уйди с дороги! – приказал он сыну, держа на прицеле пса. – Пристрелю гада!

Все давалось Акиму легко в тот день. Он был словно опьянен новым ощущением самого себя. Безоговорочная уверенность, что отныне все непременно должно сложиться по его воле, отражалась в каждом его движении, повороте головы, осанке и, разумеется, голосе. Уверенность и спокойствие на грани безразличия создавали вокруг него особую ауру – мальчика хотелось слушать, видеть, но никак не противостоять ему.

Аким стоял в ванной комнате, загородив собой пса.

– Папа, пожалуйста, положи ружье! – подчеркнуто вежливо проговорил мальчик, не сводя глаз с отца. – Я помою собаку, приведу Лохматика в порядок. Уверен, он тебе понравится! Я сам стану ухаживать за ним. С ним не будет проблем. Только польза! Знаешь, какой он хороший сторож! В деревню его летом возьмем. Ты полюбишь его! Пожалуйста, пап!

Все это время отец держал сына на прицеле, и все это время на лице мальчика играла безмятежная улыбка, исполненная ангельского спокойствия.

– Чтоб тебя! – выругался отец, опуская ружье. – Учти, нассыт дома – пристрелю!

Он удалился, хлопнув дверью.

«Я остаюсь! – подумал Лохматик, виляя хвостом. – Я – дома!» От его возни расставленные в тесной ванной банные принадлежности полетели с мест.

– Ты все понял? Ссать на улице! А теперь марш сюда! – строго скомандовал Аким, включая воду.

Прошли недели. Отец по-прежнему вел параллельную жизнь, не заботясь о делах сына и стараясь не обращать внимания на Лохматика. Лишь изредка из-за двери слышалось его недовольное ворчание: жаловался, что никак не выветривается вонь от псины, а когда к ней примешался запах шампуня, вонь усилилась троекратно. «Гляди-ка, неужто мужиком становится, – говаривал он кому-то по телефону, то ли бурчал самому себе, – бухать стал, пса приютил – морда что будка, – страх потерял, дерзит…» – и далее в том же духе. Временами отец с интересом поглядывал на Акима, словно желая убедиться, что перед ним все еще его сын. Не желая рушить столь удобно выстроенную стену из обвинения сына в никчемности, слабости и мягкотелости, отставной военный, скупой на сантименты, по привычке тотчас отводил взгляд. Новым было то, что теперь он делал это против воли – ему хотелось смотреть.

События последних дней изменили цвет жизни Акима, в которой, несмотря на хмурые осенние зарисовки, настойчиво пробивались яркие лучи. На новом пути рождались неплохие мысли. Так мальчика посетила догадка, кто способен объяснить смысл странных посланий медиума, которые все время вертелись в его голове, докучая напоминанием о своей важности. Он помнил, что направление пути дала девочка из зазеркалья, которая осталась, отвернувшись от обещаний нового мира. И Аким, пребывая наедине с зеркалом, вызывал ее. И она пришла – в том же платье в белый горошек Марийка сидела на невидимом стуле, перебирая в руках колоду карт.

Аким зачитывал ей обрывки бессвязных фраз, избегая повторений: «Закрыть может тот, кто открыл», «Вихрь», «Близко», «Пополам земля», «Бусинки», «Собери бусинки». Девочка долго молчала. Опустив голову, перемешивала колоду.

– Я помню Вихрь ! – произнесла она в гробовой тиши. – Смотри!

Девочка подняла на Акима серо-зеленые глаза и резким движением швырнула карту; мальчик машинально заслонил лицо, забыв о зеркальном барьере. Он, опомнившись, заглянул в зеркало – Марийка исчезла, вся поверхность зеркальной глади являла отражение карты, изображавшей падающую башню. В башню ударила молния, и она накренилась. Из охваченной дымом и огнем твердыни срываются вниз люди, на их лицах застыла гримаса ужаса. Вниз летит сорванная с башни корона. И горизонт объяла тьма, и последняя странным образом притягивала. Аким помнил манящее чувство, грозящее заточением в холодной пустоте, и спешно отвел взгляд, обратив его на пламя догорающей у зеркала свечи.

– Это и есть Вихрь! – произнес голос Марийки, и Акиму послышалось, будто звук его доносился сквозь треск горящего костра. – Тот человек говорит, он близко, и я ему верю. Чувствую.

– Вихрь — это нечто ужасное, ведь так? Медиум предупреждает о нем.

К тому моменту зеркало вновь отразило Марийку. Девочка снова сделала паузу.

– Знаешь… Когда-то Вихрь спас меня. Он изначально содержал в себе потенциал энергии невероятной мощи. В равной степени он может являть собой как прорыв, так и стихийное бедствие. С момента зарождения Вихрь впитывает все новые и новые силы. Он, накапливая потенциал, разрастаясь вовне, подпитываясь новыми привнесенными энергиями, способен эволюционировать во зло.

– Ты говоришь образами. Я потерялся, совсем тебя не понимаю. Что случится на практике, если Вихрь обратится во зло?