Сэмюел Сайкс - Десять железных стрел [litres]

Дарриш широко раскинула руки, изливала из себя песнь Госпожи. Джеро бросился к ней, замахиваясь ножом. Воздух замерцал, когда он обрушил удар на ее защиту, и та задрожала, словно живое существо. От каждого удара Дарриш морщилась.

– Дарришана! – крикнула я.

– Убирайся отсюда, Сэл, – ответила она, не оборачиваясь. – Спеши.

– Ты его не остановишь, – прокричала я. – Ты не воин.

– Нет, но ты – да. – Она глянула через плечо на Лиетт. – Защити ее, Сэл. Она – твой путь отсюда.

– Дарриш, я, – судорожно подыскивая слова, мешкала я. – Хочу… я хочу простить, но…

– Это не ради прощения. – Она улыбнулась мне, совсем как прежде, совсем как в моих снах. – Это ради любви.

Щит содрогнулся. За ним Джеро издал долгий, полный ненависти вопль. Дарриш поморщилась и умоляюще посмотрела. Я держала этот взгляд так долго, как осмелилась. И на краткий миг промелькнула мысль… будет ли у нее такой взгляд, когда я снова увижу ее во сне?

Лиетт снова застонала. Я покрепче прижала ее и повернулась к двери.

Я старалась не обращать внимания, что песнь Госпожи за моей спиной становилась все тише.

Я боролась с задвижкой. Не знаю, как нам удалось. Я даже не поняла, что мы выбрались, пока в лицо не ударило ветром. Он завывал так сильно, что я уже не слышала ни песнь, ни крики Джеро, ничего.

Ничего… кроме крика одинокого голоса.

Сверкнула сталь, и по контуру аэробля появилась темно-красная ткань, глубокого, словно наполненного кровью оттенка.

– ОБРАТИ НА МЕНЯ ВЗОР, О ВИДЯЩИЙ БОГ! – проорал обительщик, перелезая через перила с высоко поднятым мачете.

Этот крик был подхвачен. Эхом отозвался другой. Следом десять.

Затем сто.

Нет.

– Разорвите их в клочья, братья! Пусть их жизни искупят их грехи!

Нет.

– Не сдавайтесь, сыны и дочери Империума! Уничтожить всех нолей!

НЕТ.

– Уничтожить фанатика! Очистить порочных! Великий Генерал с вами!

Этого не может быть. Мы же почти сбежали. Я собиралась все исправить. Мы были так близки.

Воздух пропитался звуками страданий: крики и вопли ужаса, соперничающие с перекрывающим сирены ревом Революционного гимна, звучной песнью Госпожи Негоциант, хихикающим ликованием бойни Обители.

Палуба была завалена следами кровавой жатвы: стонущие тела, растоптанные ногами, оторванные конечности, исковерканные, разбросанные, словно ошметки пепла, сломанное оружие, дымящиеся механизмы, перемешанные с плотью. Все это образовывало барьер резни, который я бы не смогла пересечь, даже будь я еще не изранена.

Как? Как?!

Я получила ответ, когда из серой мглы выступила горная вершина. Мы летели все ниже, горы стали ближе. С утесов на веревках спускались обительщики. Они карабкались на борт, чтобы вступить в бессмысленную схватку. Революционеры и имперцы были вынуждены защищаться от абордажников.

Какой бы ни был изначально порядок рукопашного боя, теперь все сломалось. Мечи превратились в хаотично молотящую сталь. Штык-ружья палили во все стороны. Крики взвивались в воздух чаще, чем арбалетные болты. Это был хаос. Настоящая резня.

Невозможная.

И как, мать его ети, мы собираемся сбежать? Как, блядь, мне из этого выбраться? Мы были слишком сильно ранены, а их слишком много. Всего было слишком много, чтобы…

– Гори, язычник!

Вспышка пламени и стали. Ко мне подбежал обительщик, размахивая факелом и клинком. Его боевой клич был злорадным смехом, ему не мешали многочисленные раны. Его шаг был бешеным скачем, ноги ожесточенно грохотали, когда он прыгал, его ухмылка была шире любого виденного мною клинка.

До мгновения, по крайней мере, как он разглядел направленного на него Какофонию.

Я нажала на спуск. Щелкнул курок. Руина ударила врага прямо в лицо. От звукового взрыва разметало зубы и раздробленные кости. Пролетев безвольной рыбиной, его тело упало в гущу схватки, и было под нею погребено.

– Глупо.

Шипение Какофонии едва слышалось на фоне грохота, но я все равно чувствовала его презрительное жжение. Он был прав – глупо. Глупо тратить выстрел на одного человека, глупо вообще было использовать револьвер. Даже то, как я нашарила патрон и зарядила его, разбередило раны.

Но у меня не оставалось выбора. Я была слишком разбита, слишком много крови потеряла, слишком глубоко ранена. Чтобы драться, бежать. Меня хватило только на то, чтобы спустить курок. Я не могла… не могла…

Я оглядела поле битвы. Револьвер заряжен и наготове, миг растянулся, как клинок ножа. Людей больше не различить. Все, что я видела – приливную волну крови и стали, в которой смешались, утонули и растворились солдаты, фанатики и маги. Больше не было людей. Больше не было битвы. Только море насилия.

Скоро оно подступит к моим ногам, накроет с головой, и я утону в нем, как все остальные.

Рука с Какофонией безвольно упала. Сердце ухнуло в живот.

Требуется многое, чтобы женщина с магическим револьвером почувствовала себя безнадежной. Но я всегда знаю, если в игре нет шансов, с первого взгляда. Даже если близнецы и Агне еще не сбежали через портал, я никогда не пройду сквозь эту резню.

Нам вдвоем не выжить. Никаких спасательных лодок, канатов, надежд на спасение в последнюю секунду. Все будет уничтожено.

Не сбежать. Эта мысль породила во мне волну ужаса. Не сбежать, не побороть, не…

Мысль прервалась волной жара, пробежавшей от кисти по локтю, к плечу, по груди. Я глянула на раскаленный кусок меди в руке. И он смотрел на меня в ответ, ухмыляясь.

Без всяких слов, он рассказал мне, чем все закончится. Как все должно закончиться.

Я серьезно кивнула. И спокойно зарядила оружие, держа Лиетт поближе к себе. Я смотрела на поле битвы.

Ждала, когда оно нас поглотит.

– Нос.

Голос Лиетт. Полный того отчаяния, с каким она цеплялась за мою руку. Она смотрела на меня, с искаженным болью лицом, прижимая к груди сердце Старейшего.

– Иди на нос корабля, – выдавила она сквозь стиснутые зубы. – Мы должны… нам надо…

Она не смогла закончить, то ли от боли, то ли потому, что не понимала, какого хера происходит вокруг. Неважно, что именно. Если бы это были наши последние мгновения, если бы это было последним, что я для нее сделала…

Я бы вырезала всех и каждого убийцу в Шраме, чтобы дать ей необходимое.

Я прижала ее крепче к себе, обмотав нас палантином, и, взяв револьвер на изготовку, повела нас вниз по лестнице, обратно на палубу, огибая кабину рулевого.

Каждый шаг отдавался болью, даже излишне резкий взгляд мог сбить меня с ног. Но я продолжала идти. Переступая через тела, мимо сломанных человеческих тел, лежащих в крови. Их разум потерялся в кромешном ужасе. Обходя очаги потасовок, пригибаясь под выстрелами, разрывавшими схватки. Вокруг всплесков магии, кровавым путем, что проложил промчавшийся сквозь поле битвы Паладин, пока обительщики, цепляясь за него, тщетно рубили металлическую оболочку.