Сэмюел Сайкс - Десять железных стрел [litres]

Иногда ты чувствуешь это и останавливаешься. Иногда чувствуешь – и продолжаешь. А иногда даже не замечаешь, пока ноги не становятся чужими, а глазами ты и не помнишь, как пользоваться.

– Сэл. – Нет, голос все еще ее, но только в нем больше не было смешинок. – Нам пора идти. Вракилайт сказал…

– Враки подождет, – перебила я ее, как частенько делала раньше. – Я не видела тебя целую вечность. Надеялась, смогу…

Нет, так неправильно.

– Я хотела…

И так тоже.

– Где ты была?

Не то, что я хотела сказать, не то, что было нужно сказать. Но так уж получилось. И именно это заставило ее поднять на меня запавшие глаза.

– Война, – ответила Дарришана тихо. – Я была на войне.

– Да, это… – Я поморщилась. – Было трудно.

Она ничего не ответила. Только снова опустила взгляд, уставившись в пустоту. В никуда.

Последние остатки таланта дипломатии меня покинули вместе с тяжким вздохом.

– Слушай, – заговорила я, – мне жаль, что так случилось. И как это случилось. Я не знаю, просто…

Разочарование просочилось наружу горячим дыханием сквозь стиснутые зубы.

– У меня плохо получается. Мне никогда раньше не приходилось. Я летела, я сжигала и возвращалась назад. И все было хорошо. Может, ты это имела в виду. Может, мне никогда не стоило учиться быть…

Я замолчала, разгоряченная гневом. На этом моменте она всегда брала меня за руку и помогала. Говорила что-то ободряющее, потом я вворачивала что-нибудь остроумное, и все возвращалось на круги своя. Мы так привыкли.

Наверное, какая-то часть меня считала, что так будет всегда.

Но нет. Теперь я это знаю. Она больше не была Дарришаной. Черт, да может я уже и не была Алым Облаком. Алое Облако легко решала проблемы, а когда не могла, то попросту улетала, растворялась в небе. И маленькие людишки с этими проблемами превращались в муравьев на земле.

Я могла бы так поступить. И, скорее всего, это избавило бы меня от большой боли.

Но вместо этого…

– Я не знаю, что тебе сказать, – произнесла я, и собственный голос показался мне болезненно ломким. – Я не знаю, как объяснить, или что сказать, какие правильные слова подобрать для этого. Я никогда не могла. И не знаю, смогу ли когда-нибудь. Но ты мне нужна…

Я сглотнула что-то горькое, застрявшее в горле.

– Мне нужна твоя помощь. Что сказать, что мне сделать и сколько раз повторить, чтобы ты… – Я закрыла глаза, не в силах больше на нее смотреть. – Мне нужно, чтобы ты не питала ко мне ненависти, Дарришана.

– Во мне нет ненависти к тебе, Сэл.

Тем вечером в ее голосе было что-то печальное. Не сожалеющее, не душераздирающее, какое бывает после потери. Было… пустое, механическое, эхо того, что когда-то было живым. То, как она смотрела в никуда, когда говорила…

Мне следовало быть внимательнее.

– Не знаю, осталась ли во мне хоть капля ненависти после того, что я видела, – сказала Дарришана. – Я больше не различаю, кто мои враги, а кто мои союзники. Я не знаю, кого должна защищать, и кто те, кого мне надо убить. Эта война… этот Империум… Императрица…

Ее глаза расширились. До такой степени, что я видела остатки страха, клубящиеся у границы пустоты. Ее слова вырвались с испуганным вздохом.

– И так повсюду, – продолжала она. – Куда бы я ни пошла, везде одно и то же. Они меняются. Превращаются в тебя. В меня. Что бы я ни делала, как бы я ни пыталась им помочь, что бы ни изменяла, я не могу… не могу…

Тут должны были хлынуть слезы. Душераздирающие рыдания, которые я могла бы попробовать остановить, прижав ее к себе. Но из нее вырвался лишь самый долгий, самый усталый вздох, что я слышала.

Ничего значительного в Мене мастеров щита нет. Большинство об этом даже не думает, правда. Никаких физических изменений, как например, мастера неба не могут дышать, никаких изменений личности, как у осадников, что теряют чувства. Но потеря возможности чувствовать себя в безопасности, ходить, не беспокоясь, что кто-то крадется за тобой, смотреть на людей без осознания, насколько они уязвимы, не возвращаться домой без страха его однажды утратить…

Я как-то спрашивала себя, каково это, смотреть на мир и видеть лишь боль, которую он может причинить?

Если бы я спросила себя и той ночью, может, все сложилось бы иначе.

– Сэл, – прошептала она, – ты меня простишь?

Я отшатнулась, вопрос показался мне пощечиной.

– За что?

– За… – Дарришана с трудом сглотнула. – За все, что угодно.

Иногда я задумывалась…

Знай я, о чем она спрашивает на самом деле, знай я, что произойдет, сказала бы я то, что сказала? Взяла бы ее за руку, бережно держа, как держала, улыбалась бы ей так, как улыбалась?

– Никогда меня не бросай, – произнесла я, – и я никогда тебя не брошу.

Не знаю.

И не думаю, что когда-нибудь узнаю.

Мне хотелось, чтобы она улыбнулась. Хотелось, хоть мельком, увидеть, как все было раньше. Притвориться, что как-нибудь все вернется на круги своя.

Но она не улыбнулась. Ничего не сказала. Ничего не сделала.

Она просто… смотрела.

Пока я не выпустила ее руку. Моя улыбка увяла. Замкнувшись, она ушла в темноту, ее силуэт истаивал во мраке до тех пор, пока не исчез совсем, и я не могла его различить.

Не помню, сколько я там простояла, глядя ей вслед. Только то, что стояла, пока не услышала песнь Госпожи, пока не почувствовала, как ветер всколыхнулся за моей спиной, когда кто-то вышагнул из небытия.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

– Да, – соврала я, вытирая лицо тыльной стороной ладони. – Она в порядке, я в порядке.

– Она – нет, – сказал он. – Она все отдала войне Императрицы. За ее сына-ноля. Теперь ничего не осталось.

Еще несколько недель назад это была наша война. Всех нас.

– Но мы сделаем мир лучше. Для нее.

Его рука оказалась на моем плече. Я склонилась к ней, вдыхая смешанный запах его пальцев, кожи эфеса и смазанного маслом металла. Он притянул меня ближе, и я ему позволила.

– Для нас, – прошептал он мне на ухо.

– Для нас, – повторила я.

Так мы и стояли, сколько смогли себе позволить. Пока одна его рука крепко не взяла мою, а вторая не легла на клинок, и он увлек меня в глубь сада.

– Нам пора, – сказал он. – Враки и остальные будут ждать.

Я кивнула. Стиснула его руку.

И последовала за Джинду.

Прочь из той ночи.

В темное место.

Она выглядела не так, как должна.

Она зажимала рану в боку. Дыхание было прерывистым, а лицо осунулось. Она гордо стояла на готовых подкоситься ногах, смотрела готовыми закрыться глазами. Она не была чудовищем из моего списка, тенью из моих снов, женщиной из моего прошлого.

Она была Дарришаной. Стоящей там. Живой. И по ее лицу катились слезы.

– И чем все закончится? – спросила она.

Джеро скривился. У меня отвисла челюсть. Никто из нас тогда не понял, что она обращается к обоим. И оба мы не могли ей ответить.