Илья Слобожанский - Зайтан-Бродяга. Тихий город

Поначалу растерялся, хотел было выскочить. Посидел, чуть пообвык и улёгся. Щиплют рыбёшки за пальцы рук и ног. Особо настойчиво клюют в пятки. Щекотно конечно, но и приятно, врать не стану понравилось мне.

Разморило, уснул. Не знаю сколько прошло времени, может несколько минут, а может и весь час с хвостиком. Разбудили громкие голоса и улюлюканье. Такое УЛЮ-УЛЮ я уже слыхал на болоте прошлой ночью. Лежу, слушаю, глаза не могу открыть, спать хочется.

— Бродяга! — Зовёт Карлуха. — Вылезай. Праздник начинается. Там эти. — Коротун взъерошил волосы. — Мохнорылые пожаловали. Колпаки надели, одежды по полу волочатся.

— Какие ещё мохнорылые? — Спросонку трудно понять о чём лопочет мелкий.

— Какие-какие? Болотники. — Злится Карлуха. — Одевайся, вещи просохли.

Вылез из воды, холодно. Гляжу по сторонам, вода, камни. Карлуха ботинки суёт. Взял штаны. Чистые они и сухие, стало быть спал долго. А вот ботинки всё ещё мокрые. Ну да ничего, на мне досохнут.

— Пошли. — Торопит Коротун, тянет за руку. — Девку притащили, голую. Сам видал.

— Какую девку? — Сбрендил мелкий, лопочет невесть что. Шагаю в полудрёме. Тащит меня приятель за руку, спотыкаюсь на гладком полу.

— Голую. — Повторил Коротун и остановился. Стукнул меня ногой и потребовал. — Просыпайся. Хватит дрыхнуть.

— Не сплю я. — Выдохнул, потираю лодыжку. — Чего дерёшься, больно же.

— Переживёшь. — Шипит Карлуха. — Девку что мы поймали, притащили на верёвке. Теперь понял?

— Понял. — Я кивнул. — Зачем притащили?

— А я почём знаю? Может, тебя ещё рас стукнуть? — Карлуха почесал нос, зарылся маленькой ладошкой в шевелюру и давай чесаться. — Не проснёшься, в коленку садану.

— Я тебе садану. — Потёр глаза и пригрозил кулаком. — Разморило. Вздремнул самую малость.

— Ага. — Коротун улыбнулся, выставил напоказ кривые зубы. — Видал я, как ты вздремнул. Спишь на ходу.

— Сплю. — Отпираться нет смысла. — А где наши?

— Сюндель был там. — Палец указал на камни, из-за них и слышится улюлюканье. Сейчас оно не такое громкое как минуту назад. Коротун поковырял пальцем в ухе и криво улыбаясь, объявил. — Михалыч трёкнулся.

— Это как?

— А вот так. — Карлуха покрутил пальцем у виска. — Свихнулся он. Насобирал пригоршню стекляшек. Перебирает их как крупу и лыбится.

— Лыбится?

— Ага. Радуется. — Карлуха пошёл вперёд, тронул рукой синее стекло в стене. — Он и к этой штуке прикладывался. Вырвать хотел, болотники отогнали.

— Зачем ему? — Я подошёл к стекляшке, потрогал. Холодная, светит голубым, по краям чуть мутное. Наверное, из таких штук делали бутылки? Не все конечно, зелёные, красные и чёрные из другого стекла.

— Пошли. — Торопит Карлуха. — Вон они у стола. Дармовую еду трескают.

Михалыч, Сюндель и Гунька трутся возле столов с едой, расхаживают, кушают. Неподалёку столпились болотники. Много их. Здесь и здоровенные с завитушками и мелкие вроде тех что лопатины у нас отобрали. Стоят болотники в остроконечных шапках. Одни только шапки и видать.

— Здорово. — Михалыч вытер о штаны руку и протянул мне. — Ты как? Рёбра не болят?

— Нормально. — Кивнул, пожал крепкую ладонь. — А чего так шумно? Что там?

— Да чёрт их знает? — Полным ртом ответил Сюндель. — Девку притащили. Раздели догола, теперь чем-то мажут. Чувствуешь, болотом потянуло?

Я принюхался, пахнет не очень, но не болотом. Чернилкой подванивает, травники эту траву на топях осенью режут. Не знаю какое зелье они из неё варят? Видал я её в каждой избе, травники вешают на пороге. Заходишь и головой цепляешься.

— Видал? — Михалыч показал мне синюю стекляшку. Глаза у Михалыча горят, улыбка до ушей. — Вон за тем камнем нашёл.

— И что? — Гляжу на Михалыча, а он в кармане роется.

— Как это что? — Хлопает глазами. — Это же алмаз. Понимаешь?

— Ага. — Я кивнул, поправил на шее бусы. Взял с тарелки кусок мяса, стручок кислухи и отошёл. Прав Карлуха, свихнулся Михалыч.

Не успел я доесть как улюлюканье стало громче. Болотники точно сошли с ума. Орут, руками машут. Те, здоровенные с завитушками выстроились вряд и оттеснили толпу к стене. Освободили проход. От арки, через которую я пришёл послышался гул и грохот, точно ветер играет листом железа. Толпа притихла.

Карлуха потянул меня за руку, не видно ему из-за стола. Вышли мы с Коротуном и встали неподалёку от болотников с завитушками. Глядим на арку. От озера слышится лёгкое шипение, и вода капает. Ластоногие почти не дышат, замерли точно окаменели. И тут как загрохочет, вода в озере забурлит, пар поднимается точно в парилке. Заволокло им всю округу.

— Чего это? — Шепчет мелкий, невидно его хоть и стоим рядом.

— Молчи. — Прошипели в ответ.

— Руки прибери. — Злится Карлуха, толкает меня в бок. Пинает ногой. — Бродяга, прибери, царапаешь.

— Какие руки? — Договорить не дали, прикрыли рот холодной ладонью.

— Молчи. — Шипят в самое ухо.

Пролился пар холодной росой, пахнуло лесом и свежескошенной травой. Карлуха сбежал, нет его рядом. Да и болотников тоже нет. Стою один, гляжу куда на арку. Вот только нет её, белое всё. Осмотрелся, столов и камней тоже не видать, всё окутано паром. И только вокруг меня его нет. Стало как-то не по себе.

— Не дай пропасть. — Слышится тихий шепот. — Спаси Бродяга. Помоги.

Стою, верчу головой. Кто говорит, откуда? Куда не глянь пар, застыл он в одной поре, точно замёрз. Сделал несколько шагов, впереди облако. Протянул руку, провалилась она, ушла, потерялась в молочном мареве.

— Помоги. — Шепчет всё тот же голос. — В долгу не останусь. Спаси.

Сердце стучит громко, колотится оно. Верчусь на месте, машу руками, рвётся марево, опадает большими хлопьями, точно не пар это, а паутина. Холодная как снег, хрупкая как первый лёд. Падает на камень, звенит, разбивается.

— Бродяга! — Окликнули сзади. — Чего застыл? Подойди.

Потёр глаза, загремели бусы. Шумно вокруг, гомонят болотники. Воняет чернилкой. Карлуха стоит рядом, дёргает за рукав. Каменные стены, столы. Михалыч, Гунька, Сюндель.

— Чего стоишь? — Толкает мелкий. — Ступай.

— А где? — Открыл было рот, хотел спросит про шепот и паутину. Поднял взгляд и увидел болотное чудище в длинном балахоне, остроконечном колпаке.

— Подойди. — Зовёт ластоногое, манит худым пальцем.

Кивнул и пошёл. Схватил меня Карлуха за куртку, придержал. Только теперь я заметил, лежит на полу в зловонной луже, что-то отдалённо напоминающее человека. Бесчувственное тело. Руки и ноги широко расставлены, привязали их к вбитым в пол штырям с кольцами. Грубые, сплетённые из корней верёвки оплели лодыжки и запястья. Измазаны мерзкой слизью волосы слиплись, на лице и по всему телу слой коричневой грязи. Повсюду разбросаны стебли чернилки.

— Обойди. — Строго приказало чудище в балахоне. Стоит оно у изголовья неподвижного тела, держит в руке кривой, длинный нож. — Иди сюда. Поможешь. — Толпа болотников разразилась криками радости и восторга. Улюлюкают, прыгают, поднимают руки. — Чего ждёшь?! Подходи! — Перекрикивая соплеменников зовёт чудище.