Тим Скоренко - Стекло [litres]

Он захотел доказательств.

Вы знаете, о ком я говорю. У него больше нет имени – он потерял право на имя. У него больше нет лица – он потерял право на лицо. У него больше нет ничего, потому что он потерял право на то, чтобы быть среди нас, чтобы быть собой.

Но вы можете задать себе вопрос – а не изменился ли он так, как должны измениться мы? Ведь мы упрекаем его – значит, он платит цену упрёка. Он сломал себя прежнего, избавился от всего, что у него было, значит, он заплатил цену разрушения. Осталась лишь цена ожидания – он надеется, что время даст ему успокоение, а нам – мир. В свете сказанного мной ранее вы можете подумать, что я считаю его правым, что именно он отправился верной дорогой, а мы по-прежнему то ли стоим на перепутье, то ли плетёмся по истоптанной тропе, жалкой и поросшей быльём. Вы можете подумать, что Тьма в сердце – это и есть то изменение, которое способно обновить нашу веру, убить старые ткани и сформировать новые. Тьма – это митоз веры, её бесконечная репродукция, неотъемлемая часть онтогенеза, формирования нас как системы мыслящих существ. Так думаете вы? Или это я предлагаю вам новое толкование?

Нет, всё не так. Нельзя путать дорогу, ведущую во Тьму, с дорогой, тянущейся вдоль неё. Это разные дороги, хотя со стороны Стекла они кажутся одинаковыми. У первой есть окончание, и поверьте, никто из вас не хочет знать, что там, впереди. Вторая бесконечная – она не путь к Стеклу, но протянутая им линия, пунктир света, лучшая стезя из возможных.

Тот, о ком мы говорим, ушёл во Тьму. Мы изгнали его из города, мы закрыли за ним врата и больше никогда его не увидим – Стекло заберёт его, сожрёт, раздавит, убьёт. Он не достигнет своей цели, он не найдёт искомого, он канет во Тьму и разложится в слякоть и пепел. Та же участь постигнет и его спутников – заблудших глупцов, неспособных отличить добро от зла, чёрное от белого, истинную веру от пустословия мошенника. Неважно, кто они и откуда пришли; важно, что город исторг их подобно тому, как наше тело отторгает мёртвую ткань.

Но теперь вы задаёте мне новый вопрос – о каком изменении я говорил? В чём состоит цена упрёка, которую мы должны заплатить? В чём состоит наша цена разрушения? И чего нам придётся ждать?

Я скажу вам.

Мы должны отринуть милосердие.

Испокон веков милосердие было нашей слабостью, прорехой в щите, зазубриной на мече. Мы не прощали врагов, но и не казнили их – лишь изгоняли, порицали, проклинали. Мы боялись самостоятельно наказывать их, мы боялись рассеивать Тьму своими руками, оставляя всю грязную работу Стеклу. Мы гнали еретика прочь – и он погибал в пустыне, но мы ли убивали его? Мы ли вершили правосудие? Нет, нет и нет. Мы лишь отходили в сторону, пропуская его к пропасти, а он, слепец, бежал к ней сам. Стекло оставляло наши руки чистыми, не позволяло замарать их кровью виновных. Мы боялись стать инструментами Стекла, боялись слушать его и вершить правосудие по его канонам – мы были слабы, потому что нашими сердцами владел страх.

Страх перед земным правосудием – мы не хотели ни в тюрьму, ни на эшафот.

Страх перед отражением – мы верили в то, что за оком следует око, а за зубом – зуб.

Страх перед самими собой – мы боялись не решиться, сдаться, отступить в последний момент.

Но сегодня этих страхов быть не может. Мы – высшая власть, и нет того, кто пошлёт нас на плаху. Нет никаких отражений – есть только Стекло и его воля, и мы должны быть инструментами этой воли. Нет нерешительности – мы способны на всё, мы абсолютны, мы отринули сомнения и обрели волю – волю Стекла.

И потому мы должны измениться.

Люди осудят нас. Они будут смотреть на нас исподлобья, будут прятаться от нас в подворотнях, переходить на другую сторону улицы, трястись при нашем приближении, запирать двери и ставни. Они будут знать, кто мы и на что способны, они будут чувствовать власть Стекла в каждом нашем движении – и бояться её. Это и есть наша цена упрёка, и когда мы заплатим её, мир изменится. Единственным способом не бояться нас будет – стать нами. И они придут. Они будут вливаться в наши ряды, они будут чувствовать волю и энергию Стекла, а мы станем их апостолами, их властителями, их хозяевами. Они обретут страх, а потом страх превратится в веру – потому что в основе любой веры лежит страх. В древнем мире люди боялись молний – и придумали бога, который ведал молниями, чтобы объяснить их природу и перестать бояться. Люди боялись смерти – и придумали мир, наступавший вслед за жизнью. Страх диктовал им, во что верить и чему поклоняться.

Мы – другие. Нам диктует не страх, но величие. Не каждый может стать одним из нас без страха, и потому мы должны обрушить этот страх на каждого. Мы должны стать властью, которая вдавит их в Стекло, сделает его частью, его последователями, его горечью и славой. Вот она, наша цена упрёка.

Цена разрушения страшнее. Потому что мы должны разрушить то, что впитали с молоком матери, то, чему учил любого из нас отец, то, о чём говорили наши учителя. Изгоняя милосердие, мы становимся твёрдыми как камень, мы лишаемся сердца, перестаём любить. Лишённый милосердия может убить свою мать, свою жену, своего ребёнка – и ничего не почувствует. Но именно он станет самым мощным оружием Стекла, его главным адептом, его наиважнейшим инструментом.

Нужно задушить в себе всё теплое, всё доброе, всё человеческое, втоптать свою душу в грязь, вырвать сердце из груди. Стать чудовищем, каменным големом, джаггернаутом, выжечь всё внутри – и впустить Стекло. Стекло заполнит вас – и вы впервые в жизни почувствуете единение с ним, осознаете его любовь, проникнетесь его властью. Вы станете другими и потеряете всё, с чем были связаны доселе, но ведь к этому и нужно стремиться, не так ли? Именно к этому мы идём все те годы, что Стекло пребывает с нами, именно это – очередной шаг к слиянию с вечностью, к абсолютному величию, к стеклянной Вселенной.

Что такое цена разрушения для каждого из вас? Вы должны убить. Да, убить.

Стекло скажет: убейте свою мать. Вы войдёте в её спальню. Она будет лежать с закрытыми глазами, такая мирная во сне, и вы вспомните все те прекрасные часы, дни и годы, которая она посвятила вам. Вы вспомните, как она звала вас ужинать, как она прижимала вас к себе, когда вам было плохо, и как беспокоилась, тепло ли вы одеты, когда на улице шёл снег. Вы вспомните её объятия, вспомните запах её духов, и сердце ваше наполнится теплом. И тогда вы задушите её подушкой.

Стекло скажет: убейте свою женщину. Вы войдёте на кухню – она как раз будет готовить обед. Вы почувствуете запах жареного мяса и свежих овощей, и она обернётся – и улыбнётся вам. И вы вспомните всё, что было между вами – первую встречу на вечеринке у друзей, нерешительный поцелуй у подъезда, неловкость первой ночной страсти, а потом – вашу свадьбу, детей, несущих пред вами посохи, и тот день, когда она говорит вам: у нас будет ребёнок. И тогда вы поднимете молоток – и ударите её по голове, и ещё, ещё, пока от неё не останется ничего, кроме кровавого месива.