Э. Дж Меллоу - Песня вечных дождей [litres]

В то же время представляя, что каждый кусочек Хейзара станет для него последним.

Забудь, что я существую.

Перед глазами Ларкиры стоял пронизанный мукой взгляд Дариуса. Его боль казалась отражением ее собственной злости, что заставляло лишь быстрее идти сквозь полуночный ливень, сопровождаемый яростными порывами ветра и вспышками молний, освещающих дорожку вдоль западного крыла замка. Однако девушка ни капли не промокла, пока пела, создавая вокруг себя защитный пузырь беззвучной невидимости. Ее песня рассказывала о лете в полях; гул голоса был подобен солнцу, висевшему высоко в небе и согревающему все вокруг. Ларкира вытолкнула свою магию наружу, теплая ласка скользнула по ее коже как раз в тот момент, когда буря, налетевшая на нее, попытался проникнуть внутрь. Но все было тщетно, вода стекала по поверхности воздушного щита, окружавшего девушку. После сцены за ужином отец, несомненно, поймет, что время прятать свои силы истекло. Пост закончился.

Ларкира не знала точно, какая из дверей вела в спальню Дариуса, но, войдя в крыло, позволила интуиции вести ее вперед. Она прошла мимо скромно обставленной приемной, небольшой личной библиотеки и детской, застеленной белыми простынями. Ничего, для изучения комнат будут и другие ночи. Нынешняя предназначалась для кое-чего более важного.

Продолжая идти, Ларкира наконец направилась к закрытым двойным дверям в конце коридора. Снизу просачивалось теплое оранжевое свечение.

«Он здесь», – подумала она. Хотя Дариус был лишен даров, Ларкира начала распознавать его личную энергию; она взывала к ней, нагревала ее кожу, как будто молодой лорд и вправду обладал магией.

Девушка прижала руку к твердому дереву, и дверь со скрипом приоткрылась. Песня Ларкиры замерла у нее на губах, а сердце продолжало бешено колотиться, когда она неуверенно вошла внутрь.

Здесь, в его комнатах, присущий Дариусу аромат гвоздик казался более насыщенным, и на мгновение это отвлекло Ларкиру.

– Дариус, – тихо позвала Ларкира.

Возможно Ларкире было неуместно находиться в его покоях, но приличия больше не имели значения. Она хотела убедиться, что с ним все в порядке и, если будет на то воля богов, он жив!

Ее взгляд пробежался по огромной комнате, стульям и столам. Балконные двери были распахнуты настежь, впуская сильный ветер, который боролся с пылающим камином, расположенным у дальней стены. Затем взгляд девушки остановился на кровати в центре и лежащей там фигуре.

Ларкира затаила дыхание, устремилась к Дариусу, но сердце с облегчением забилось быстрее, стоило ей увидеть, как он дышит во сне.

Она быстро сочинила новую песню, колыбельную, которая еще глубже погрузила его разум в сон. Только тогда Ларкира осмелилась расслабиться, и, властно взмахнув рукой, со свистом закрыла балконную дверь, заперев ее на засов. Пространство, казалось, вздохнуло с облегчением, спальня наполнилась теплом и тишиной.

Тем не менее зрелище, представшее перед ней, было далеко не приятным, и пропитанное яростью напряжение сжало ее горло, когда она увидела уродливые пятна на коже и опухшие глаза лорда. Все выглядело не так плохо, как за ужином, но Дариус запутался в простынях, как будто даже во сне все еще боролся со своим монстром. Ларкира подошла ближе. У нее не было точного плана, когда она изначально направлялась сюда, но теперь, увидев Дариуса, обнаружив его без сознания, она знала, что должна сделать.

Ларкира сделала глубокий вдох, прежде чем выдавить песню, которую отец обычно пел ей с сестрами, ту, которую, по его словам, любила их мать. Мелодия всегда успокаивала Ларкиру по ночам, и, присев на край кровати Дариуса, она окутала его звуками музыки, словно теплым компрессом.

Магия полилась из рта Ларкиры, превращая песню в заклинание, играя на ее языке и губах, и когда энергия, заключенная в ее крови, устремилась вперед, девушка послала мягкие медово-желтые нити своего голоса проникнуть в уши Дариуса и ему на глаза.

Она направляла свою магию сквозь пальцы, легко касаясь лба Дариуса, идя по его щеке, вниз по шее, к каждой красной отметине, которая свидетельствовала о его мучениях. Девушка разделила свой голос на две благозвучно связанные части, высокую ноту и низкую, наблюдая, как кожа в тех местах, которых коснулась ее песня, становится гладкой и чистой. Разум Ларкиры гудел от ее песен и пребывания в состоянии эйфории из-за исходящей от нее целительной энергии, ее сердце неистово билось, когда она пыталась не отвлекаться от цели, сосредоточившись на теплом, сильном мужчине рядом с ней и на текущем действе. Ларкира могла вылечить свежие раны. Исцеление было одним из первых настоящих заклинаний, которым ее научили Ачак.

Подобное требовало больше концентрации и контроля, чем выступления, но она могла это сделать. Она бы сделала это ради него.

Когда Ларкира добралась до последнего видимого глазу участка сыпи, ее взгляд скользнул вниз, к остальным отметинам аллергии, простирающимся под рубашкой, и вдруг песня затихла. Осмелится ли она опуститься ниже?

Дариус тихо застонал, мечась из стороны в сторону, словно уже скучал по ее голосу, и от этого звука кожа Ларкиры покрылась мурашками.

Она долго смотрела на пуговицы на рубашке Дариуса, на упругие мышцы его груди, видимые сквозь изношенную ткань. «Мне придется убрать ее, если я хочу закончить работу должным образом, – подумала она. – Под ней наверняка есть и другие следы сыпи » . Мгновение спустя Ларкира обнаружила, что расстегивает все до последней пуговицы.

Рубашка Дариуса распахнулась, и Ларкира вскинула руку, чтобы прикрыть рот. Там, отмечая красивую бледную кожу и жилистые мышцы лорда, зияли десятки зарубцевавшихся порезов. Некоторые были маленькими, словно трещинки, другие – большими, уродливыми глубокими порезами или их сплетением. Ларкира понимала, все они сделаны различными инструментами. Ее взгляд пробежал по четырем параллельным линиям, походившим на след от… зубцов вилки.