Э. Дж Меллоу - Песня вечных дождей [litres]

Ларкира вспомнила поведение Хейзара за ужином, то, как он поглаживал нож рядом со своей тарелкой.

Ее желудок скрутило.

Посмел бы он?

Если бы Ларкира не видела происшествия с супом, она бы засомневалась, но… у нее в голове всплыло другое воспоминание, – Дариус гребет на лодке, тем самым открывая шрам, ползущий вдоль предплечья – и Ларкира без каких-либо дальнейших колебаний вытащила одну его руку, затем другую, полностью освободив молодого лорда от рубашки.

Дариус повернулся, все еще оставаясь без сознания, и Ларкира безмолвно ахнула.

Здесь ситуация обстояла еще хуже. Казалось невозможно найти какую-либо часть его рук или бицепсов, не покрытую отметинами. А потом она увидела тот шрам на верхней части его правого предплечья, тот, который она заметила в лодке, он казался самым глубоким и старым. Слезы навернулись на глаза, затуманивая зрение. У Ларкиры перехватило дыхание, и она поняла, что освещение в комнате потускнело. Ее магия превратилась в печальное, унылое облако, вторя бушующей снаружи непогоде.

В этом месте не сыскать и крупицы счастья.

Вспышка гнева поднялась в груди Ларкиры, крайне опасное чувство. Магия нашептывала ей, что месть может быть очень сладкой, и напоминала, что у нее есть сила превратить свои заклинания света во что-то темное.

Причини бо-о-оль, – прошептало оно. – Рань их так, как ранят они. Забирай так, как забирают они.

Извращенной частью разума Ларкира воображала, что сдается, становясь человеком, которым, как она знала, способна быть – вспыльчивой и опасной. Ведь так приятно было бы поставить Хейзара – мужчину, которому, очевидно, нравилось причинять боль, – на колени. Король Воров наверняка понял бы, так ведь? Ибо, если бы подобное насилие случилось там, в его королевстве, возмездие оказалось бы быстрым. И Ларкире, без сомнения, выпал бы шанс исполнить его.

Дариус снова пошевелился, и Ларкира прогнала свое темное видение, погасив тошнотворно-сладкое чувство мести. «Спокойно, – подумала она, – спокойное сердце, спокойная голова». Пока она повторяла эти слова, перед глазами всплыло новое воспоминание из прошлого, первый раз, когда она исцелила.

– Та же энергия, которую ты, дитя мое, используешь, чтобы ломать и разрушать, также может исцелять, – объяснили Ачак, когда Ларкира с сестрами сидела в одной из своих маленьких тайных библиотек в доме в Джабари. Заполненная старыми томами и свитками комната, в которой пахло благовониями, а также магией и секретами, использовалась лишь в качестве класса, когда Ачак приходили учить сестер. – Ты можешь исцелить того, кого ранишь.

– Правда? – Ларкира выпрямилась, в ее груди зародилась надежда.

Ей было всего девять, но она уже очень устала от ущерба, который оставляла после себя.

– Мы можем показать тебе прямо сейчас, – сказал брат, его платье развевалось при движении. – Кто-нибудь из вас будет сегодня моим помощником? – спросил он Арабессу и Нию.

Сестры застыли.

– Нет, – быстро сказала Ларкира. – Забудь об этом.

Когда сестер просили помочь Ларкире с ее магией, все заканчивалось не очень хорошо.

– Я помогу. – Арабесса встала, подходя к Ачак.

– Ара…

– Ларк, рано или поздно нам придется это сделать, – перебила ее старшая сестра, голубые, полные любви глаза светились непреклонностью, но и теплом. – Нельзя вечно верить, будто ты животное. Даже змеи сбрасывают кожу.

– И остаются змеями, – напомнила Ларкира.

– Да, но они развиваются, – парировала Арабесса. – И ты тоже должна покорять новые вершины.

Ларкира молчала, пока Ачак усаживали Арабессу в кресло напротив. Взяв клинок из ряда, выстроившегося вдоль стены, они велели Арабессе обнажить бедро.

Воздух в комнате, казалось, сгустился, когда Арабесса сделала, как ей было сказано, ее плечи напряглись.

– Будет больно, – предупредили Ачак. – Но быстро.

Раздался свист, и лезвие рассекло бледную кожу прямо над коленом Арабессы.

Она изо всех сил вцепилась в подлокотники кресла, сдерживая крик, на ее глазах навернулись слезы.

– Почему мы должны делать это вот так? – Ларкира вскочила со своего места, боль в ее голосе разорвала воздух, удлинив порез Арабессы и вдавливая его глубже в кожу. Алая кровь стекала по ноге ее старшей сестры.

– А-а-а! – Арабесса согнулась пополам.

– Успокойся, – напомнили Ачак Ларкире. – Спокойно.

Дыхание Ларкиры вырывалось судорожными вздохами, комната перед глазами кружилась. Внезапно рядом с ней появилась Ния, мягко коснулась ее плеча. Она не произнесла ни слова, но ее присутствие сказало все.

Сестры всегда были здесь ради нее. В комнате снова стало тихо.

– Ощущаешь свой гнев и разочарование? – спросили Ачак. – А теперь ты должна изменить эти чувства и почувствовать умиротворение и спокойствие.

Но как? – хотелось закричать Ларкире, но она не осмеливалась произнести ни звука.

– Посмотри, кому больно, – продолжали Ачак. – Это Арабесса. Твоя сестра. Она сидит здесь, истекая кровью, потому что любит тебя и верит в тебя. Почувствуй ее любовь и открой свою собственную. Отыщи свою любовь, сделай это ради нее, ради своей семьи. Найди свет, Ларкира. Позволь ему наполнить твою душу, руки и ноги. Разреши сжечь весь твой гнев и сомнения. Вот и все. Дыши.

Ларкира встретилась взглядом со своей старшей сестрой, найдя решимость и уверенность в ее голубых глубинах. Я верю в тебя.

От этой безмолвной связи ее учащенное сердцебиение, казалось, замедлилось, грудь расширилась, больше не стянутая, а свободно трепещущая, когда Ларкира, успокаивая свою силу, открыла собственные мысли стоящей рядом Нии. И все это время Арабесса жертвовала плотью, чтобы прогнать демона сестры. Надежда, – прошептала магия Ларкиры. – Любовь.

– Найди в себе намерение, чтобы вылечить ее, – наставляли Ачак. – Убери ее боль с помощью своей магии. Тебе это под силу. Твой гнев наносит раны, а любовь затягивает их. Исцели свою сестру. Пой ей о своей любви.

Сначала звуки, исходившие из горла Ларкиры, получались тихими, едва слышное жужжание, но все же нежными, сердечными и красивыми. В них не было слов, только чувства – восхищение и благодарность, привязанность и решимость.

Ларкира сосредоточилась на кровоточащей ране на бедре Арабессы, пока она пела, желтые нити ее магии танцевали и вились в воздухе, лаская порез. Старшая сестра с облегчением выдохнула, когда кожа сошлась вместе. На мгновение шов засиял ярко-белым, вторя чистой воле и волнению, наполнившим сердце Ларкиры.

Стоило песне закончиться, как в комнате воцарилась тишина. Арабесса провела пальцем по красному шраму посередине бедра – единственное напоминание об имевшемся ранее порезе.