Галина Гончарова - Проверка для магистров [litres]

– Откуда?!

– Отец делает. Попробуешь?

И кто бы устоял? Трезвенники или язвенники, не иначе. А Далларен был нормальным мужчиной.

Он подхватил стопку, опрокинул в рот, зажевал подсунутым Линдой бутербродом (кусок хлеба, на нем ломтик сала и перышко зеленого лука) и блаженно зажмурился:

– Счастье есть…

– По второй?

И кто бы смог отказаться?

Матерился его высочество, как грузчик, которому на ногу комод уронили. Вдохновенно и прочувствованно.

А кто бы на его месте этого не сделал?!

Вас бы по ушам! И за что?!

Он этой дряни честь оказал! Фактически – возвысил до себя! Позволил до себя дотронуться! А она?!

Гадюка!!!

Уши болели. И голова. И… и вообще! Лучше б по яйцам пнула!

– Помолчи, дурак. – Его величество Жамон тоже был недоволен. Да, он подозревал о намерениях сына. Но… надо же действовать наверняка! А не справиться с бабой – вовсе уж дураком быть надо.

Позор!

Вот Жамон наверняка справился бы… ладно! Теперь дело за дочерью.

– Адела, слушай меня внимательно.

– Да, папенька…

Адела! Вот еще боль зубная! Жамон с отвращением покосился на дочь. Да, Эвержанна другой была! Умной, хищной – в отца. А что прокололась – бывает. Надо было настоять, отнять у нее все эликсиры, глядишь, и сидел бы сейчас на троне Франда его внук. А Жамон милостиво помогал бы дочери с регентством.

Не сообразил. Думал, есть еще время. А теперь приходится делать ставку на эту немочь!

– Сядь, – обронил Жамон.

Дочь послушно опустила костлявую попу, куда сказал отец. Замерла, словно ожидая оплеухи. Такое тоже случалось – на руку Жамон был скор.

– Ваше величество?

– Слушаю, – кивнул Жамон.

Мужчина, который все это время находился в комнате, шагнул вперед. Неприметное лицо, светлые волосы, ливрея дворцового слуги – да он и был слугой. Не личным, императора, но доступ в его покои имел. В чем-то императорский дворец весьма схож с проходным двором. Не сам же император белье стирает или гладит, не сам пыль вытирает, а уж про мытье окон и вообще молчим.

– Сегодня ночью у императора будет его фаворитка. Но спать они будут порознь.

– Почему? – не утерпела Адела.

Жамон дочку одергивать не стал – самому было любопытно.

– Они пока еще не спят вместе. Император просто приблизил ее, но не огулял, ваше высочество, – пояснил слуга.

Адела поморщилась от простонародного выражения, но промолчала. Главное – понятно. Это придворным голову морочьте и народу! А от слуг не скроешь. Кто, кого, сколько раз…

– Ты покажешь дочери спальню императора?

– Да, государь. Но потом…

Жамон сделал жест рукой, который должен был символизировать великодушие.

– Ты уйдешь. А если все сложится благополучно – я тебя не забуду. Верные люди нужны…

Верные.

И обещание весьма двусмысленное. Не забуду? Помяну в молитвах, как вариант. Или упрячу в тюрьму. Верные-то люди нужны, да какой ты, к Садорену, верный?!

Своего хозяина продал за малую сумму и остальных продашь. Предал один раз? Предашь каждый раз!

Слуга тонкого намека не понял и рассыпался в благодарностях и уверениях. Жамон отпустил его и кивнул дочери:

– Иди одевайся… то есть раздевайся… ты поняла?

Адела – поняла. Что тут сложного? Ночная сорочка, пеньюар – и кровать. В которой мирно спит император.

Если повезет – он сразу и того-с… когда рядом с молодым здоровым мужчиной в кровати оказывается молодая и здоровая женщина, они не романы читают.

Если не повезет… а все равно – сложится! Потому как его величество Жамон тут же начнет розыск пропавшей дочери. И застигнет ее у императора.

Неглиже…

А дальше вопрос ставится так: или женись добровольно, или все равно женись. Принцесса же! Чего тебе еще надо?

Аделе остается только побыстрее родить ребенка. А там уж возможны вариации.

Самогон – отличная штука.

Но когда вы устали, когда у вас нервная работа и тяжелый период в жизни, когда вы не высыпаетесь регулярно…

Далларена свалило с четвертой стопки.

Линда посмотрела на это дело и занялась вполне привычной работой. Да, не раз случалось, что товарищи по каравану напивались. А что может сделать в таких случаях боевая подруга?

Уложить на диван или на лежанку. Снять сапоги (император хотя бы носки менял ежедневно, это радовало), укрыть одеялом и поставить рядом стопку «похмелина» и немного закуски.

Свет приглушить, но не выключать – еще навернется спросонок.

А сама Линда…

Линда прошлась по императорским покоям.

М-да. Роскошно, конечно. Но… роскошь эта – производственная, иначе и не скажешь. Положено императору так жить – Далларен и живет. А сам он, похоже, в быту неприхотлив. Полностью обжиты несколько комнат, в остальных – так, следы присутствия…

Одиноко человеку. И тоскливо.

Хоть ты и император, а одиночеству все равно. Оно подползает и больно кусается. Линда в курсе.

Ей после путешествия стало легче, но дороги и не такую боль пылью засыпали. А император не путешествовал. В чем-то он хуже любого узника – те еще могут получить свободу, а Далларен и после смерти обречен работать на благо государства.

Линда решила не углубляться в психологию и направилась в спальню. Там подумала…

Придет камердинер или кто еще… начнут искать императора, помешают человеку спать… а мы сейчас вот что сделаем!

Линда ловко соорудила куклу из подушек.

Замаскировала одеялом, полюбовалась.

Со стороны – как спящий человек. Иллюзию – и ту не надо! Хорошо получилось! О, вот еще халатик прихватим с собой!

В кабинет.

Она же обещала не оставлять императора надолго? И не будет! В кабинете переоденется!

Платье – отличная штука. Но… неудобно же!

А потому корсет был расшнурован (магички это могут и без служанок), крючки расстегнуты, и Линда осталась в весьма провокационном комплекте белья.

Движений-то оно не стесняет. Но холодно!

Линда придирчиво обнюхала халат его императорского величества – и надела. Обычный запах чистого мужского тела, ну и мыла. Кажется, фиалкового. Был у девушки такой пунктик, ей жутко не нравилось носить грязные пропотевшие вещи. Халат, конечно, не лучшее решение, ей бы штаны и рубашку, но искать гардеробную? Когда со стороны спальни доносится подозрительный шорох?

Э нет!

Некогда искать, надо разобраться, что там за мышки такие шебуршатся! Кошки на них нет!

Линда насторожилась, прикрыла Далларена одеялом уже с головой, прикрутила лампу и пошла на разведку. Естественно, закрыв дверь кабинета и даже заклинание насторожив, чтобы никто, кроме нее и Далларена, не открыл.

Тихо-тихо, сливаясь с тенями (темно-серый халат императора весьма этому помогал).

Увиденное заставило ее застыть в гневном изумлении.