Аркадий Саульский - Красный Лотос [litres]

– Без колебаний? Без сомнений?

– Предательство не оставляет места сомнениям.

Хеби кивнул, допил свой чай и встал.

– В таком случае пойдем. Надо тебе кое-что показать.

Они двинулись в глубь ратуши, которую понемногу переделывали в личный дворец Хеби. Слуги уступали дорогу, чиновники падали ниц. Куртизанки, что пережили битву, сейчас выполняли обязанности служанок и смеялись, видя, как гордые бюрократы пресмыкаются перед рыжеволосым – которого лишь несколько дней назад так презирали.

Хеби привел Кентаро в жилые помещения, которые забрал под свои личные комнаты. Подошел к огромному сундуку – наверняка мангутскому, судя по непривычному замку и характерной резьбе, изображающей конных воинов. Открыл его и некоторое время в нем копался. Наконец вынул что-то из сундука.

Обернулся к Кентаро:

– Прошу, это тебе. Я это купил у торговца с юга, незадолго до того, как вы до нас добрались. Сперва не уверен был, не обманули ли меня, но знакомый знаток оружия заверил – не только настоящий экземпляр, но и высочайшего качества.

Дух принял от него длинный деревянный ящичек, поверхность которого была мастерски украшена изображениями жаб, квакающих над берегом пруда. Открыл его и ахнул.

Это был набор кёкэцу-сёгэ, но насколько же он отличался от того, что был у Кентаро раньше! Тут были не только шнур, узел и острие, но и целый сложный механизм. Несколько резных бляшек, зацепы, специальное крепление для запястья и прищепка к рукаву. И вдобавок отдельный коловорот с втягивающим механизмом. Таким снаряжением владели лишь мастера – Духи, что дожили до старости, служа своим хозяевам. И если кто-то из них расстался с ним, то лишь потому, что вместе с кёкэцу-сёгэ потерял и жизнь.

А теперь эти предметы попали к нему. К Кентаро. Держа ящичек в ладонях, он внезапно понял, что боги вовсе его не прокляли. Совсем наоборот – хотя люди и пытались спутать их намерения, у божественных сущностей все же был план для каждого, и для воскресшего Духа также.

А в конце этого плана была месть. Смерть Нобунаги Хироши.

– Ты двинешься в Железный Дворец, – медленно сказал Хеби, – убьешь Нобунагу, освободишь моего брата и госпожу Тору, а потом двинешься с ними на север. Мы встретимся там, в пойме реки Нодо. Я буду ждать тебя там, вместе с Акинобу и матерью, месяц. Потом, если ты не появишься, я буду считать, что ты, Тора и мой брат погибли, и двинусь еще дальше на север, чтобы оказаться как можно дальше от Нобунаги и всего этого, – тут он махнул в пространство рукой, – балагана. Это понятно, Дух?

– Понятно, Хеби. Я не подведу.

– Ты никогда не подводил.

– Дядя?

Это был Акинобу. Он стоял в дверях и подслушивал. Ребенок! Слышал ли он все? Или только последние слова?

– Иди сюда, мальчик, – приказал рыжий, и Акинобу неохотно подчинился. Он ожидал жестокого разноса, но Хеби лишь тепло улыбнулся и погладил его по голове. – Кентаро придется оставить нас, он поедет за твоим папой.

– Я с тобой!

– Нет! – отрезал Дух, убирая ящичек с кёкэцу-сёгэ. – Нет… – добавил он уже мягче и присел так, чтобы его глаза оказались на уровне глаз мальчика. – У тебя другое задание. Когда я поеду за твоим папой, кому-то придется защищать дядю Хеби. И этим кем-то будешь ты.

– Но…

– И никаких «но», Акинобу, никаких сомнений. Воин выполняет приказ, выполняет его наилучшим образом, как только может. Это дело чести, разве нет?

Мальчик кивнул.

– Это дело чести, – повторил он.

– Позаботься о бабушке и дяде. Я приведу твоего папу. Мы встретимся на севере.

– Да, на севере.

А потом Акинобу обнял Кентаро так, будто тот и впрямь был его братом. Выпустил его из объятий, но не заревел. Он был сильным и крепким ребенком, который много прошел и многое повидал. Больше, чем надо бы. И он не плакал. Уже нет.

– Теперь я понимаю, за что бабушка все время благодарит небеса, – сказал он, – потому что я тоже им благодарен.

– За что же?

– За тебя.

Мальчик поднял кисть, потом погрузил ее кончик в сосуд с черной краской. Вытащил осторожно, чтобы капли краски не оставили кляксы на стерильно-белой поверхности разложенного перед ним листа.

Когда уверился в том, что капель не будет, приложил кисть к поверхности и сделал четыре быстрых и ловких движения, начертив четыре горизонтальные полоски разной длины.

Затем ниже очень аккуратно нарисовал квадрат, левая сторона которого была чуть длинней остальных – как будто фигура опиралась на одну ножку.

– Очень хорошо, – негромко похвалила сидящая рядом мать. – Движения уверенные, но мягкие. Это и есть секрет каллиграфии. Гармония в союзе со скоростью, мягкость и сила воли.

Мальчик, довольный похвалой, взглянул на мать. Она была красивой женщиной с нежными чертами лица; младше мужа, но, к несчастью, болезненная. Ее здоровье резко ухудшилось после рождения первого и, к сожалению, теперь уже последнего сына. Несмотря на это, отец любил ее, как никого больше. Он не собирался отсылать от себя женщину, хотя мог это сделать в любой момент, выбрав себе новую. Причем желающих занять ее место было более чем достаточно.

– Что дальше? – спросила она.

– Вторая вертикальная линия рядом, – уверенно ответил восьмилетний ребенок. – Потом короткая горизонтальная, еще одна длинная вертикальная. Суть в центре, – закончил он.

– Очень хорошо.

Он вновь опустил кисть в краску, помешал, чтоб вещество не засохло, не затвердело, теряя свойства.

Вытащил кисть, стряхнул пару раз, занес над бумагой.

– Хироши! – раздался другой, жесткий мужской голос.

Мальчик вздрогнул.

Капля упала с кисти, испортив всю тонкую каллиграфическую работу.

Мать тут же склонила голову, отодвинулась от ребенка, присела под стеной. В дверях стоял могучий бородатый темноволосый мужчина. Одетый в светло-голубое кимоно, с мечом у пояса. Он являл собой образец самурайского величия и гордости. Господин Тензен Шинсуке, верный шомиё отца.

Мальчик отложил кисть, не показывая, насколько он огорчен крахом тонкой работы. Подошел к господину Шинсуке, поклонился.

– Твой отец желает тебя видеть, – коротко бросил шомиё, повернулся и зашагал вперед.

Молчаливый приказ наследнику рода следовать за ним.

Нобунага Отомо сидел в саду. Одетый в богатое черно-золотое кимоно, с комплектом дайсё на боку, он прихлебывал чай и смотрел вниз. Там, у подножия Железного Дворца, уже больше месяца собирались отряды армии.

В такой день, как этот, при хорошей погоде и ясном небе, были видны движущиеся песчинки людей – самураев, призывных асигару, обслуги лагеря, слуг, куртизанок, всех тех, кто вместе создавал нечто, называемое армией. Подвижные фигурки животных и недвижимые глыбы палаток. Наконец, штандарты почти всех известных цветов, обозначающие места, где собирались конкретные кланы.