Хэйлоу Саммер - Истинный принц [litres]

Пока я в третий раз пытаюсь вникнуть в первое предложение, моя фея сердито кричит:

– И что это значит? Получается, она не замужем ни за одним из двух принцев? Ни за фальшивым Испе́ром, ни за фальшивым Перисалом?

– Именно так, – очень вежливо и крайне учтиво отвечает чиновник из Амберлинга. – Брак с Его Высочеством принцем Перисалом недействителен, поскольку со стороны мужа брак был заключен под вымышленным именем. Также нет брака и с Его Высочеством принцем Испе́ром, потому что Его Высочество принц Испе́р не подписывал брачный контракт. Таким образом, леди Фарнфли с сегодняшнего дня может снова считать себя незамужней.

Вероятно, в этот момент это и несущественно, но я все равно обозлена тем, что моя добрая фея рассказала о блуждающем взоре . А именно о том, что его трудно истолковать. Чушь собачья! Я с самого начала знала, куда приведет этот неприятный разговор между императором и его сыном. Что, черт возьми, в этом было трудно понять?

– Ты в порядке, Клэри? – спрашивает добрая фея дрожащим голосом, видя, как я, тяжело дыша, застываю на месте. – Дитя мое, здесь, верно, какая-то ошибка!

– Вовсе нет, – заявляет посыльный из Толовиса. – Императорская семья просит вашего понимания и сожалеет о случившемся, а также о любых других неудобствах для семьи Фарнфли. Подпись фальшивым именем представляет собой нарушение закона, которое в Толовисе будет подвергнуто наказанию. Разумеется, ввиду смягчающих обстоятельств принцу Перисалу не придется отбывать тюремный срок, однако он, вероятно, будет оштрафован. Леди Фарнфли обязательно будет присуждена компенсация за боль и страдания после завершения разбирательства по делу.

– Насколько крупная? – спрашивает моя фея-крестная, которая в этот роковой момент куда практичнее меня. – Какова будет эта компенсация? От этой суммы будут зависеть моя подопечная и ее семья, понимаете?

Посыльный из Толовиса морщится так, словно подобные материальные вопросы ему крайне неприятны. Чиновник из Амберлинга только качает головой.

– Говорите уже! – восклицает моя фея. – Она должна быть как минимум такой, чтобы Клэри и ее сестры могли поддерживать прежний уровень жизни.

– Я не знаю, известен ли вам текст брачного контракта, – начинает чиновник из Амберлинга. – Сумма компенсации за страдания определяется исходя из его содержания. В договоре указано, что супруг не берет на себя никаких обязательств и, если брак не удастся, не предусматривает обеспечения его…

– Таково было желание императора! – перебивает его моя фея. – Это он так хотел, но Испе́р – я имею в виду Его проклятое Высочество принц Перисал никогда бы не позволил Клэри остаться у разбитого корыта.

Двое мужчин с жалостью смотрят на мою фею. Они больше не удостаивают меня взглядом, видимо, предполагая, что я превратилась в каменную статую, а потому не способна говорить. Вообще-то я и сама считаю себя похожей на статую, чем на человека, но тем не менее мои уши все еще слышат, – и слышат хорошо. Каждое сказанное слово обжигает меня огнем.

– Если контракт был составлен так, как описывает мой коллега, – объясняет посыльный из Толовиса, – вы можете рассчитывать только на символическую компенсацию. Быть может, пятьдесят золотых монет, максимум.

– Пятьдесят золотых? – повторяет моя фея. – Этого хватит на шесть месяцев! – Она выглядит так, словно хочет вырвать все редкие волоски на голове посыльного из Толовиса по отдельности. Внезапно я с четкостью вспоминаю, как она ударила Испе́ра, и выхожу из своего ступора, собираясь вмешаться.

– Все в порядке, – мягко говорю я и кладу руку ей на плечо. – У джентльменов наверняка еще много дел, и мы не можем задерживать их.

– И все? – кричит моя фея в лицо чиновнику из Амберлинга. – Вам больше нечего сказать? Никакого личного письма… или… или?..

– Нет, – отвечает посыльный от Толовиса. – Дамы.

Он кланяется, так коротко и механически, что заметно, как мало уважения он при этом испытывает, и покидает нашу столовую. Его коллега из Амберлинга выглядит, по крайней мере, смущенным и, несколько раз повторив «Мне очень жаль», уносится из комнаты вслед за посыльным из Толовиса.

Мы слышим, как барон фон Хёк открывает перед мужчинами входную дверь и многословно прощается с ними, явно предполагая, что джентльмены сообщили мне, что я совсем недавно стала женой наследника престола и, следовательно, будущей императрицей Кинипетской Империи. Затем он, преисполненный ожиданием, сует свой клоунский нос в комнату и спрашивает:

– Могут ли сестры леди Клэри теперь продолжить свой завтрак? Леди Каникла крайне расстроена тем, что ее вызвали из-за стола.

Я устало киваю.

– Да, конечно. Фея-крестная, можешь приготовить свежий чай? Я сейчас приду, мне нужно пять минут передышки в библиотеке.

– О, дорогая! – с состраданием восклицает она. – Разве я не должна…

– Нет. Я хочу побыть одна.

После этих слов я мчусь на второй этаж, закрываю за собой дверь библиотеки и опускаюсь за стол отца, который потом стал собственностью моей мачехи. А сейчас он мой. Словно в трансе, я созерцаю те немногие вещи, что стоят на нем: чернильницу, бронзовое пресс-папье в виде двух уток и пару кассовых книг, в которых я записываю наши доходы и расходы.

Шахта в Фишлаппе, которая еще в прошлом году приносила нам немного денег, теперь закрыта. Мне удалось немного сэкономить с лета, потому что почти все расходы взял на себя Испе́р. Тем не менее, я всегда четко понимала, на что нам понадобятся деньги и сколько, если бы не Испе́р. Как будто все время подозревала, что сегодня-завтра он может исчезнуть.

Плата за обучение Этци и Каниклы вносится сразу за весь учебный год, так что сбережений хватит почти на полгода. У меня остается немного времени, чтобы найти новый способ сводить концы с концами. Это успокаивает, и в качестве утешения я достаю из верхнего ящика стола небольшую деревянную коробочку, где храню единственную золотую монету, которую оставил мне мой приемный отец. Я ставлю шкатулку на стол перед собой и открываю ее.

Я постоянно задаюсь вопросом, почему он оставил мне только одну монету, после того как растратил все наследство. Монета очень старая, как сказал мне Вип. Король, нечеткие контуры головы которого выгравированы на этом куске золота, жил восемьсот лет назад. Такие золотые монеты есть у двоюродного дедушки Випольда, который и рассказал принцу, какому из их предков принадлежит каждая голова.

Может, продай я монету, мы были бы обеспечены еще на полгода, потому что она стоит больше, чем золото, из которого она выплавлена. Но я не могу ее продать. Совершенно исключено, чтобы я выпустила эту монету из своих рук, и теперь мне любопытно, с чего это я так привязалась к ней.