Дана Арнаутова - Грани безумия. Том 1

– Я охотно исполнил бы желание вашего величества, но этот секрет принадлежит не мне. Женщины не прощают, когда кто-то раскрывает их тайну, не так ли? Разве я могу не оправдать доверие своей невесты?

– О, как благородно! – почти пропела Беатрис, и у Лучано по спине пробежали мурашки.

Он старательно не смотрел в сторону диванчика. Ему и не нужно было. Магия, что связала их с Айлин и Аластором, в последнее время присмирела и почти не проявляла себя, но сейчас Лучано без всяких чар чувствовал мучительную боль синьорины. «Наверное, так и бывает, если любишь? – мелькнула дурацкая несвоевременная мысль. – Когда хочется встать между любимым человеком и любой болью, принять ее на себя, только бы… Но как?!

– Беатрис, милая, полагаю, это не наше дело, – негромко, но очень твердо сказал Аластор. – Магистр имеет полное право скрывать свою помолвку.

– Как скажете, дорогой супруг, – со вздохом согласилась королева, опуская роскошные густые ресницы, так что их тень легла на золото смуглых щек.

Дункан влил в шэнье изрядную порцию амарильи и быстро, чтобы хмель не испарился, снял шоколад с огня. Держа на весу, наклонил над чашкой…

– И все-таки не понимаю, зачем скрывать секрет, который давно перестал быть таковым, – вздохнула Беатрис тоном обиженной девочки. – Тем более здесь, среди ваших друзей и родственников счастливой невесты.

– Невесты? – растерялся Аластор.

К счастью, в сторону Айлин он не посмотрел. Удержался и Лучано, лихорадочно пытаясь понять, что может знать Беатрис. Неужели… Да нет. Быть не может! О помолвке знали четверо, включая жениха и невесту! Не мог же Альс настолько ошалеть от любви, чтобы…

– Ну да! – радостно отозвалась Беатрис, пока дымящаяся густая жидкость плотной струей лилась в чашку. – Ах, дорогой магистр Роверстан! Неужели вы надеялись скрыть это от всех в Дорвенне? Я так счастлива, что истинная верность в любви все-таки существует! Вы ждали так долго… Нет-нет, я вовсе не рада, что отец леди Бастельеро оставил ее матушку вдовой, но ведь несправедливо, что прекрасная цветущая женщина губит свою молодость в одиночестве. Вы ведь тоже рады за матушку, дитя мое? – Она обратила к Айлин такой ласковый торжествующий взор, что Лучано отдернул руки от Ласточки – испугался, что порвет струны. – Ой, простите, я забыла, что вы не общаетесь.

– Беатрис! – гневно выдохнул Аластор.

Пушок, смирно лежавший у ног синьорины, приподнял голову и глухо, низко зарычал.

– Я… – начала Айлин и смертельно побледнела, а потом снова схватила кулон с духами, словно цепочка ее душила. – Я…

Ее глаза расширились, сверкнув безумной колдовской зеленью. Айлин взглянула на Роверстана, но Лучано не был уверен, что она видит разумника. Миг, один, второй…

– Айлин, девочка моя! – Элоиза торопливо обняла племянницу, пытаясь прикрыть собой, заставить ее отвести взгляд.

А Роверстан посмотрел девушке в лицо и медленно, тягуче от едва сдерживаемого бешенства – о, уж его-то Лучано мог распознать не хуже, чем перец в шоколаде! – сказал:

– Не знаю, кто принес ее величеству такой… пустой слух. Леди Гвенивер не является предметом моих чувств. Я люблю другую женщину и собираюсь жениться именно на ней.

Боль, надежда, счастье и вина разом – Лучано прочитал их во взгляде Айлин и тут же, переведя взгляд, увидел в глазах Дункана их отражение. Ему показалось, что воздух в комнате застыл, будто старый мед или янтарь. Золотой летний воздух, теплый, пропитанный сиропной сладостью летнего вечера. И в этом янтаре все они, словно мошки.

– Дункан, проклятье! – крикнул Альс, разрушая жуткое волшебство этого мига. – Рука!

Рука? Лучано глянул ниже, с невероятным трудом оторвав взгляд от лица магистра, который так и смотрел на Айлин.

– Что? Ах да, как неловко вышло… – поморщился разумник.

Шэнье в его правой руке наклонилась, и почти кипящий шоколад залил левую кисть от запястья до пальцев.

– Неловко?! – поразился Аластор. – Вы же обожглись! Эй, лекаря!

– О, пустяки, ваше величество, – одними губами усмехнулся Роверстан и аккуратно вылил остаток шоколада в другую чашку. – Ничего страшного, поверьте мне как медику. Жаль, получилось всего две порции. Зато действительно острые, я ведь не успел вытащить перец. Лорд Кастельмаро, вы просто обязаны попробовать.

– Да, конечно, – растерянно отозвался гуардо. – Но руку вам все-таки надо перевязать. Только сначала в холодную воду суньте и подольше подержите.

– Очень дельный совет, – кивнул Дункан. – Сразу видно, что боевики часто имеют дело с огнем. Простите, я вас оставлю.

– Да идите же быстрее! И сразу к лекарю!

На Альсе лица не было. Он виновато глядел на Дункана, чудовищно спокойного, словно побагровевший ожог, что вот-вот должен был пойти пузырями, не доставлял разумнику ни малейшего неудобства. Может, один шоколад и не натворил бы такого, но вот крепкая амарилья… И тут же от разумника он переводил взгляд на изжелта-бледную Айлин, комкающую в руках платочек. Синьора Элоиза все так же обнимала племянницу за плечи, а Кастельмаро с д’Альбрэ, спохватившись, принялись наперебой предлагать воды, вина, позвать лекаря…

– Мне так жаль… – тихо сказала Беатрис, но ее, разумеется, услышали все.

Альс гневно сверкнул глазами, и Лучано, у которого не было ни сил, ни желания на злорадство, отстраненно подумал, что королева вогнала первый гвоздь в крышку гроба своей супружеской любви. Только вот не слишком ли дорогой ценой это далось?

Роверстан вышел из гостиной, и Айлин глубоко вздохнула, а потом старательно улыбнулась.

– Благодарю… Мне уже легче, – прошептала она, все так же опустив взгляд. – Простите, я не хотела доставить столько беспокойства.

– Нет-нет, моя дорогая, – заторопилась Беатрис, просто излучая сочувствие.

На рынке Вероккьи Лучано попадались карты сокровищ по флорину за штуку, более правдивые, чем сожаление на лице королевы.

– Аластор… Простите, ваше величество… – Айлин снова вымученно улыбнулась. – Позвольте мне откланяться. Я не очень хорошо… себя…

– Айлин, ты не можешь уехать в таком состоянии! – Отодвинув Пушка, Аластор встал перед диваном на одно колено, взял руки Айлин в свои и заглянул ей в лицо. – Прошу, пусть лекарь тебя осмотрит! Вдруг это что-то серьезное! Прости! Это я виноват! Сначала напомнил тебе о походе, потом…

Он осекся. Может быть, сообразил, что в остальном как раз его вины нет? Лучано от всей души понадеялся, что так. А еще он понадеялся, что когда-нибудь все-таки увидит смерть Беатрис. Желательно, не очень хорошую смерть. Там уж пусть Претемнейшая разбирается, какое место в ее садах заслужила итлийская гадюка, но Шипам точно известно, что справедливость лучше творить в этом мире, так оно надежнее.