Константин Соловьев - Господин мертвец. Том 2 [litres]

«Хорошо сохранился, – подумал Дирк. – Может, из свежих покойников. Или лежал в сухой глинистой почве…»

Крамер ловко бросился драугру в ноги, едва разминувшись с гниющей лапой, едва не снесшей ему голову. Наверное, точно таким же движением он уходил в бою от удара штыком. Резкое движение, заставляющее противника нарушить привычный для него геометрический рисунок атаки, нырок, стремительное сокращение дистанции, выпад… Крамера подвело только то, что он действовал так, как привык действовать в скоротечной траншейной схватке, без поправки на то, с кем ему пришлось столкнуться. Но едва ли в этом была его вина. Тело живого человека склонно попадать под власть привычек и рефлексов.

Лезвие тесака мягко вошло в самый низ вздувшегося живота и мгновенным бесшумным росчерком прочертило грязно-алую вертикальную прямую по серой ткани, вырвавшись из солнечного сплетения драугра. Живот мертвеца лопнул, как ветхий мешок, вывернув наружу свое содержимое, повисшее слизкими серо-багровыми гроздьями. Драугр этого даже не заметил. Попытался схватить Крамера за предплечье и почти в этом преуспел, если бы тот не ушел вовремя правым плечом вперед – ни дать ни взять прием из какой-то школы фехтования. Удар солдатским сапогом в коленную чашечку мертвеца оказался более эффективен. Глухо и неприятно затрещала кость, драугр пошатнулся на подломившейся ноге и повалился на землю, размахивая руками. Крамер не стал тратить на него патрона. Одним коротким прыжком оказался рядом, уперся коленом в позвоночник и хорошо рассчитанным движением вогнал клинок в основание черепа. Драугр обмяк, только по телу прошла короткая судорога.

– Недурно, – заметил Дирк, наблюдая за тем, как Крамер с отвращением пытается стереть пятно с форменных брюк. – Заметен навык. Но старайтесь держаться от них подальше.

– Оставить вам все удовольствие? Вот уж нет.

– Поверьте, этого удовольствия нас ждет слишком много. Вы еще успеете им пресытиться.

– Тогда не будем останавливаться. Я должен быстрее добраться до своего полка. Как представлю, что там может сейчас твориться…

Дирк и без того это представлял. В глазах пехотинцев, для которых и «Веселые Висельники» были воплощением адских кошмаров, расползающиеся гнилые туши кровожадных драугров станут той каплей, которая переполнит чашу, вызвав массовую панику, бегство и полную потерю контроля над происходящим. Крамеру проще, он часто бывал в обществе Дирка и других мертвецов, успел «принюхаться». У остальных этого опыта не было.

Еще Дирк представил, как толпа драугров, скрипя выпадающими из челюстей зубами и утробно ворча, врывается в расположение полка. Караульные бегут, бросив винтовки, пулеметчики застыли, парализованные ужасом, впившись одеревеневшими руками в бесполезные диски, не замечая, что Госпожа уже распростерла над ними свою невидимую ледяную вуаль. Кто-то поднимает тревогу, и из подземных казарм высыпают люди, всполошенные, разбуженные среди ночи, не представляющие, что происходит.

Французы? Французы! Французы! Лазутчики! Диверсанты с газом!.. Офицеры ругаются под нос – донесения настолько отрывочны и наполнены страхом, что ничего нельзя разобрать. Кто-то прорвался, в тылу переполох, воздух трещит выстрелами, ухает французская артиллерия…

А потом приходят драугры. Они врываются в блиндажи – беспокойно ворочающиеся чудовища, покрытые слизью и остатками собственной кожи, – и хватают людей своими узловатыми конечностями, разрывая пополам податливые тела, полные живой теплой крови, выворачивая внутренности и разбивая головы. Очаги сопротивления слишком разрозненны и слабы – сжатые со всех сторон наступающими мертвецами пехотинцы в беспамятстве стреляют, даже не замечая того, что пули не причиняют вреда покойникам.

Вот уже бегут целые взвода, не обращая внимания на унтеров и офицеров, тщетно пытающихся навести порядок. Мертвецы идут. Мертвецы!.. Где-то уже всадили украдкой штык в спину ефрейтору, пытавшемуся организовать оборону. Трибунал не страшен, когда слышишь приближающийся скрежет покрытых слизью зубов. Когда сам ад тянет к тебе гангренозные руки. В траншеях возникает давка, узкие ходы не могут вместить в себя всех, кто пытается спастись. Хрустят чьи-то лопающиеся ребра, истошно кричат оказавшиеся под ногами. И только несколько десятков человек, прожженные фронтовики вроде Крамера, бледные, истощенные, пытаются соорудить баррикады, сжимая бесполезное оружие и уже слыша за поворотом чужие хлюпающие шаги…

– Дирк.

– Что? – спросил Дирк, не останавливаясь. Проход был достаточно широк, но двигались они все равно медленнее, чем ему бы хотелось. Слишком много потерянного времени. Если он не ошибался – а ошибиться в темноте было несложно, – до расположения «листьев» они должны были добраться минут за десять. Но даже десять минут – это очень много, когда ощупываешь пространство перед собой стальной пикой, ожидая, что она вот-вот упрется во что-то податливое и мягкое.

– Запах.

– Я догадываюсь, что пахнет здесь отнюдь не фиалками, – пробормотал Дирк, пытаясь определить, какой из проходов быстрее выведет его к знакомым траншеям.

Он думал, что хорошо успел изучить местность. Здесь был основной ход, здесь – ответвление, ведущее к минометному отделению, что расположилось за штабом, тут – ложный отросток, тупик… Или он все перепутал? Надо быть внимательнее, нет времени на прогулки по лабиринту. Один широкий ход, два узких, поворот…

– Я не об этом. Вонь стала сильнее.

– Скверно.

Крамер не предложил остановиться, да Дирк и не ожидал от него этого. Лейтенант просто констатировал факт, предупреждая его. Через несколько шагов вонь, о которой он говорил, стала настолько ощутима, что захотелось зажмурить глаза. Если можно назвать вонью ощущение разлагающегося перед лицом воздуха, захватывающего все тело густой липкой паутиной.

Круглая площадка, на которую они выскочили с Крамером, сперва показалась Дирку пустой, пока он не разглядел краем глаза шевеление у стены. А когда разглядел, схватил лейтенанта за плечо, удерживая на месте. Там, у стены, ворочалось что-то большое, тяжелое, ерзающее. Какое-то большое живое существо. Но живое существо не может находиться здесь, где царит такая вонь. Дирк слышал звуки – причмокивающие, хрустящие, сладострастные, – как из набитого рта увлекшегося едока. Сейчас бы пулемет, тяжелую грубую глыбу MG, – выпустить в колышущуюся темноту грохочущую очередь, от которой перед глазами еще долго мелькают оранжевые и синие искры, разметать пулями неизвестность, заставить ее подавиться кипящим свинцом…

Где-то неподалеку с приглушенным свистящим хлопком взлетела очередная ракета, пролив на землю густой алый свет. И Дирк увидел их. Три… нет, четыре драугра. Они копошились возле чего-то, что могло быть туго набитым мешком с песком. И, хотя алый свет осветительной ракеты на какое-то время стер все прочие цвета, Дирк понял, что мешок этот серого, непременно серого цвета. Такого же, как форменный мундир «Веселых Висельников». Он безотчетно подался вперед, поднимая пистолет, хотя опыт твердил ему, что помочь тут уже нечем и некому.