Константин Соловьев - Господин мертвец. Том 2 [litres]

Один из драугров оторвал перекошенную морду от тела, как потревоженный пес, на зубах повисли алые лоскуты, глаза беспокойно заворочались в глазницах. Другой драугр обгладывал безвольно лежащую руку, тонкие кости лопались почти беззвучно в его пасти, и он не обращал внимания даже на то, что порванные щеки не мешают съеденному высыпаться обратно. Он тоже напрягся, уловив чужое присутствие.

– Может, они наелись, – пробормотал Крамер, медленно пятясь назад.

– Где вы видели сытого мертвеца? – усмехнулся Дирк, стараясь своим показным, неестественным спокойствием сдержать Крамера от поспешного бегства. Может, если они будут двигаться медленно и тихо, драугры вернутся к прерванной трапезе. В сущности, они даже не дикие звери. Весь окружающий мир для них – бездна, полная сладкого теплого мяса. Или холодного, зловонного – как повезет. Они не видят лиц своих врагов и даже, наверное, не знают о том, что у них есть враги. Простые и эффективные механизмы. Слишком примитивные даже для того, чтобы выработать охотничьи инстинкты. Наверняка они предпочтут закончить пир, прежде чем у них возникнет желание найти новую добычу.

Третий драугр, выворотивший было ногу «Висельника» из сустава и уже грызущий ее, приподнялся на обрубках рук. Рассеченное надвое лицо сморщилось, отчего его черты причудливо исказились, перестав быть симметричными. Дирк почувствовал облегчение, скользнувшее по душе легким птичьим крылом. Тело в мундире «Веселых Висельников» не шевелилось. Случайно или нет, драугры оказались милосердны, позволив душе обрести заслуженный отдых. Оболочка, которую они жадно пожирали, уже ничего не чувствовала.

– Дирк… – прошептал Крамер, продолжая пятиться, – они…

Не было никакой команды, никакого звука, не было даже рыка.

Просто драугры одновременно бросились вперед, из-под вывернутых под неестественными углами болтающихся лап брызнули во все стороны серые, красные и коричневые комья, отлетела оторванная нога…

– Назад! – крикнул Дирк и, увидев, что Крамер окоченел от ужаса, сгреб его за ворот и хорошенько встряхнул. – Бегите, чтоб вас!

Крамер побежал, неуклюже отталкиваясь руками от стен и спотыкаясь. Драугры приближались слишком быстро, чтобы у Дирка оставалось время на какой-либо план. И какой план может помочь вооруженному обрезком трубы человеку одолеть в тесной траншее четырех разлагающихся чудовищ? Здесь было бессильно даже хладнокровие. Он торопливо, почти не целясь, выпустил оставшиеся два патрона и, засунув «Марс» за ремень, бросился вслед за лейтенантом.

Это была безумная погоня.

Будь разум Дирка больше подвластен новым впечатлениям и эмоциям, она бы, несомненно, оставила свой след в его воспоминаниях, глубокий, как рана от пехотного тесака. Они с Крамером бежали почти вслепую, слыша за спиной хлюпанье, чавканье и дробный топот изувеченных ног. Это было сумасшедшее бегство, как будто их преследовала лавина плоти, текущая по траншее, подобно злой горной реке.

Плоти, которая хотела догнать их и раздавить, которая не знала усталости, которую гнало вперед что-то более древнее, страшное и беспощадное, чем любой охотничий инстинкт.

«Жаль, нет тут Зиверса с его паршивой брошюркой, – подумал Дирк отстраненно, наблюдая за спиной бегущего Крамера. – У него была бы отличная возможность продемонстрировать достижения своего фридхофизма на практике, имея благодарных слушателей в виде драугров… Он рассказал бы им, что мы, мертвецы, должны держаться вместе, единым классом. Только сомнительно, что он успел бы закончить до того, как они оторвали бы ему голову. Кажется, драугры не ценят учений Либкнехта».

Они бежали в свете парящих в небе осветительных ракет, внутри разрывающейся на части ночи, ухающей десятками орудий, и сами были частью этой безумной ночи, ее сумасшедшими, хаотично движущимися деталями. Чавканье драугров за спиной, ритмичный треск пулеметов, то затихающий, то разражающийся с новой силой, в каком-то приступе истеричной, с надрывом, злости.

Один драугр оказался быстрее других, видимо, его мышечные волокна пострадали меньше всего. Он несся за беглецами, опередив остальных преследователей, припадая на одну ногу, легко ввинчиваясь в резкие повороты, не обращая внимания на препятствия. Обрывок колючей проволоки чиркнул его по виску, отчего половина скальпа сползла набок, подобно старому капюшону, но он этого даже не заметил. Он пропадал, стоило Дирку и Крамеру только завернуть за очередной поворот, но его лихорадочное пыхтение, в котором клокотало что-то сладострастное, преследовало их постоянно. Он выигрывал по шагу на каждом десятке, и расстояние все сокращалось.

Хуже всего было Крамеру. Даже привыкший к сумасшедшим траншейным погоням, когда приходилось нестись во весь дух, таща два десятка килограммов снаряжения, он медленно выдыхался. Но его губила не усталость, его силы вытягивал страх. Ощущение разверзнувшейся могилы, которая спешит за ним, спешит похоронить его теплые потроха в своей плотоядно чавкающей глубине… Другой на его месте рухнул бы, парализованный страхом, растянувшись на земляном полу, пытаясь выставить перед собой непослушные руки, скорчиться, замереть…

Крамер бежал, хватаясь свободной рукой за выступающие из стен крючья, отталкиваясь от стен и перегородок, но Дирк видел, что это не просто бег – тело лейтенанта начало расходовать неприкосновенный запас энергии, свой последний резерв. Значит, в их распоряжении едва ли пять минут. Слишком резвые драугры. Эти твари были словно специально созданы для траншей, их изувеченные безобразные тела легко изгибались в любую сторону, не встречая сопротивления плоти и суставов. Они двигались, не чувствуя усталости или боли. Когда Крамер устанет… Дирк ощутил прикосновение колючей стальной щетки к затылку. Когда Крамер устанет, погоня закончится. Пусть Дирк не испытывает усталости, бежать с лейтенантом на плечах – совсем не то, что бежать налегке. И дело даже не в весе. Траншеям не исполнилось и месяца, их не успели расширить. Крамер стеснял бы его, замедлял до тех пор, пока бегущий первым драугр просто не обрушился бы на них, раздавив и вмяв в землю.

– Держитесь левой стороны! – громко сказал Дирк Крамеру и, резко остановившись, сбалансировал в руке заточенный костыль, свое единственное оружие.

Ждать пришлось каких-нибудь две секунды – разрыв верно и стремительно сокращался. Но первого из преследователей ждал неприятный сюрприз. Костыль рухнул на его ключицу, едва не отделив руку драугра от тела, и удар этот был по-настоящему хорош. В остальном Дирку повезло меньше. Даже зная, с кем он имеет дело, он подсознательно ожидал, что этот удар пусть на секунду, но заставит драугра замешкаться. Любая, даже самая отвратительная, тупая и неприглядная форма жизни ощущает если не боль, то увечье, и ей требуется время, чтобы понять, насколько сильны повреждения.