Константин Соловьев - Господин мертвец. Том 2 [litres]

Шеффер молчал, непонимающе хлопая глазами. Он был растерян. Еще ни разу Дирк не говорил с ним так, и денщик пытался сообразить, как должен реагировать.

– Он этого не простит. Крамер. Я видел его глаза. Он выполнит мой приказ сегодня и все остальные приказы тоже выполнит. Но никогда не простит. Я это отчетливо увидел. Теперь он будет презирать меня, как я сам когда-то презирал тех, кто видит в мертвецах лишь нерассуждающее пушечное мясо. Слишком простодушен. Слюнтяй. Не понимает, что стоит нам поддаться жалости, как все будет кончено. Мы потеряем то, что завоевывали четыре года. Мертвецы не могут жалеть. У них есть задачи, есть приказ. Госпожа тоже не знает жалости… Черт возьми, на что ты так уставился? Дай мне другой бинокль и займись делом!

Дирк вернулся в привычный мир, громыхающий металлом, звенящий, дергающийся, наполненный грязным дымом вместо воздуха.

Поле боя, перепаханное последней канонадой, выглядело свежей разворошенной раной. Серых фигур осталось мало, так мало, что Дирк не сразу и заметил их. Из тех, кто часом раньше покинул траншеи, осталось едва ли несколько взводов. Зажатые между осыпающимися стенами разрывов и язвящим свинцовым потоком, хлещущим без остановки, они бросили попытки добраться до противника или отступить. Отступление под таким огнем было бы равносильно самоубийству.

Уцелевшие залегли, используя воронки и насыпанные наспех брустверы. Копали лопатками, касками, иногда просто руками. И не все успевали выкопать себе яму, достаточно глубокую даже для мелкой могилы. Пули находили их тощие тела, прижавшиеся к земле, и кромсали их, потроша тела и вышвыривая внутренности, дробя кости и сминая головы.

Если бы фон Мердер не схватился с такой готовностью за сводку Хааса, если бы был осторожнее, предусмотрительнее…

Хаас.

– Я убью его… – пробормотал Дирк, не в силах оторвать от глаз окуляры проклятого «цейса», раскалившиеся, как свежестрелянные гильзы. – Пусть только это закончится. Найду и сам оторву его голову!

Это Хаас доложил о том, что французские траншеи пусты. С его подачи фон Мердер отправил своих людей в бой, из которого они не вернутся. Значит, кровь и на руках люфтмейстера. Много крови. Слишком много крови для простой ошибки. Потому что ошибки не было. Хаас не мог ошибиться, ведь переговоры люфтмейстеров – это не телеграф и не радио, их невозможно исказить или подделать. Дезинформация. Расчетливая, продуманная диверсия. Предательство.

Металл «цейса» тонко затрещал в руках. Не сознавая этого, Дирк сжал бинокль так сильно, что едва не раздавил. Как будто бездушные линзы были виноваты в том, что показывали. А показывали они то, чего Дирк видеть не хотел, но в то же время заставлял себя смотреть. Как если бы отвернуться сейчас было слабостью, предательством.

Какой-то бедолага-пехотинец, ютившийся в неглубокой воронке, заорал что-то неразборчивое и бросился в сторону своих траншей. Слишком велико расстояние. Если бы артиллерия оберста прочесала передний край французских позиций, если бы пулеметные команды прижали пуалю к земле, если бы атакующие волны поддерживали друг друга винтовочным огнем, это могло бы удасться.

Но слишком велико расстояние. Солдат бежал, а Дирк зачем-то считал его шаги, и если бы его сердце билось, на каждом шаге, оно бы тревожно сжималось. Дирк загадал, что если солдат пробежит двадцать шагов, то уцелеет. Десять. Четырнадцать. Восемнадцать.

На двадцать втором в нескольких метрах от него хлопнула минометная мина, подняв небольшой, в человеческий рост, фонтан земли, булькнувший на поверхности, подобно брошенному в пруд камню. Веер осколков был неразличим с наблюдательного пункта, только видно было, как бегущая фигура вдруг подпрыгнула на одной ноге, нелепо, словно это было частью какой-то детской игры, распростерла руки, пытаясь обнять небо, и рухнула боком, скрывшись из поля зрения.

Были и те, кто действовал хладнокровно, но их было меньшинство. Они подготавливали ячейки в податливой земле, наспех маскировали их и замирали, стараясь не выдать себя. Таким везло больше. Но засыпавшая поле снарядами французская артиллерия подминала и живых, и мертвые тела, не делая особых различий. Огневые валы грохотали вдоль и поперек, то сливаясь в неровную оглушающую дробь, то ухая отдельными ударами, от которых начинало звенеть в ушах.

В наблюдательный пункт ввалился Херцог. Он не запыхался, свое огромное ружье держал аккуратно, но был покрыт пылью и взъерошен. Шлем он по привычке не надевал – тяжелый стальной «череп» мешал снайперу приникнуть к телескопическому прицелу.

– Сегодня в аду будет тяжелый день, – заметил он, увидев Дирка. – Может не хватить сковородок.

Дирк оставил шутку без ответа.

– Охотишься?

– Да. Сегодня хороший день для охоты. И погода превосходная. Отличное соотношение пороха и воздуха, не находишь?

Херцог упер свой «маузер» прикладом в живот, отвел затворную ручку, ловко вставил патрон и мягко щелкнул затвором.

– Я посижу у тебя в гостях?

– Не возражаю.

– С твоего наблюдательного пункта самый лучший вид. Надолго не задержусь.

– Я думал, ты охотишься на танки.

– Вот именно. Поэтому я и говорю – хороший день.

– Ты видишь танки? – Дирк напрягся. Мощные линзы «цейса» демонстрировали лишь неровные изломы вражеских траншей, сверкающие частыми и острыми пулеметными звездами. Если мейстер прав и французы двинут в контратаку, танки могут стать неприятными гостями. Эти неповоротливые чудища, три года назад бывшие лишь поводом для насмешек и символом того, насколько странных чудовищ может породить война, давно стали предвестниками Госпожи, ее громыхающими металлическими воронами. Там, где появлялись танки, все живое торопилось спрятаться.

– Сами танки не вижу. Но чувствую.

– Как чувствуешь? – не понял Дирк.

Херцог ухмыльнулся.

– Как ищейка. Я их за пять километров чую. Ладно, просто вижу следы. Вон там, видишь?.. Французы рассыпали вал в трех местах. Хитрая работа. Сперва вал на нескольких участках по ночам раскапывается и заменяется мешками с землей, а сверху вновь немного прикапывается. И перед атакой довольно только снять мешки… Подготавливают дорогу.

– Может, для пехоты?

– Нет, для танков, ширина выдает. У меня глаз набитый. Вон там еще три. Торопятся… Не знают, что у дядюшки Херцога припасены для них гостинцы. – «Висельник» любовно провел рукой по длинному патронташу, который положил на полку перед собой. Большие тупоголовые патроны маслянисто блестели. – И еще дым, но его труднее заметить. На два часа, за блиндажом. Жидкий такой, стелется. И, кажется, еще правее. Точно не скажу, но похоже. Прогревают двигатели.

– Дьявол! – Дирк в сердцах чуть не разбил многострадальный бинокль о перекладину.