Джезебел Морган - Вслед за змеями [litres]

– Разве ты передумала торговаться, прелесть моя?

Ладони сжались и когти больно впились в кожу сквозь пальто и свитер, Марья забилась молча, пытаясь вывернуться из хватки торговца. Торговца ли?

– Разве можно что-то узнать, что-то не забыв? Например, себя, – торговец мерзко хихикал над ухом, подталкивая Марью обратно к воротам. – Станешь частью черного разума, вот и узнаешь все, что захочешь… и о себе, и о сестрице, и о братце названом… Правда, воспользоваться этим знанием не сможешь, радость моя, но разве это важно?

Марья вцепилась в деревянный столб, дернулась в сторону, вырываясь из когтей, и они прочертили глубокий кровавый след на плечах. От боли перед глазами даже посветлело на мгновение, стон завяз в стиснутых зубах, и Марья бросилась прочь. Кольцо уже улетело в грязь, раны пульсировали огнем, и ткань неприятно прилипла к коже, пропитываясь кровью.

Прочь, не важно куда, прочь!

Как вообще он смог нарушить слово? Финист же говорил, что нечисть обещания держит!

…далеко от темного двора с коротким вскриком проснулся Финист, с ругательством стянул куртку и схватился за плечо, липкое от крови. Огляделся с замиранием сердца, еще не до конца веря догадке.

Очередные ругательства так и не сорвались с его губ – он уже несся вниз и дальше, в ночь, и пульсирующая нить боли указывала ему путь вернее компаса…

Снова мелькали камни под ногами, сливаясь в мерцающую темную гладь, рябую от трещин и швов брусчатки. Марья неслась, едва касаясь земли, дыхание клокотало в горле, и воздуха не хватало. Она слышала скрипучий смех за спиной, словно жуткий торговец всегда отставал на пару шагов, не больше, – но оглянуться боялась. Теперь она проклинала себя и за любопытство, и за риск, и за глупость, но быстрее бежать от этого не получалось.

Споткнулась она на ровном месте, сделала несколько заплетающихся шагов и остановилась, жадно хватая воздух ртом. Вокруг слабо мерцали стены старых домов, все в черных оспинах отбившейся штукатурки на еще сохранивших былое величие фасадах. Дороги разбегалась веточками-ниточками и исчезали в темноте – идешь, не зная куда, не зная, что за поворотом встретишь.

Израненные плечи жгло болью, и Марья глубоко дышала, пытаясь не стонать. Ей казалось, что на нее смотрят, что ее оценивают, и она оглядывалась, дергалась судорожно, но никого не замечала. Старалась вести себя тише, но собственное дыхание, отдающееся хрипом в груди, казалось оглушительным.

Но разве спасет тишина жертву, если хищники уже идут на запах крови?

Дорога окончилась маленьким сквериком в тупике – черные остовы деревьев, мерцающие ленты дорожек, в центре памятник – оплывший, бесформенный, не понять кому. За высокой чугунной оградой – абсолютная тьма. Даже спрятаться негде.

– И почему я не удивлена? – процедила сквозь зубы Марья, с неохотой оборачиваясь.

Она уже догадывалась, что увидит за спиной.

Они стекались к ней со всех сторон – и безглазые, тонкорукие твари, и подобия животных, и совсем неотличимые от людей. Огоньки глаз рассыпались разноцветными светлячками в ночи, но никто не спешил подойти, никто не спешил напасть. Марья не обольщалась – не из милосердия. За их спинами стоял торговец – и даже твари старались держаться от него в стороне.

Страха не было, только злость на себя, тоска и чувство вины, снова вцепившееся в сердце, – она не справилась, опять всех подвела. И в этот раз – гораздо страшнее, чем раньше.

Марья прижалась лопатками к гранитному постаменту, и холод тут же ужалил в спину и отступил, растворяясь в нервной дрожи. Под слоем льда шевельнулся монстр: что, мол, рискнешь меня разбудить? Марья зажмурилась, прогоняя тихий навязчивый голосок. У сердца разгоралось пламя, быстрее гнало кровь по венам, встряхивало электрическим разрядом, заставляя просчитывать варианты, искать выход там, где его не было.

– Ну раз нет, – губы сами собой растянулись в истеричной улыбке, – значит, сделаю.

Марья оттолкнулась от памятника и бросилась навстречу тварям, с каждым шагом разгоняясь все сильнее. Главное – не споткнуться, главное – не сбиться с шага, все просто, все получится, все… В последний момент Марья вильнула в сторону от дороги, не останавливаясь взлетела на ограду – опереться на чугунную завитушку, схватиться за столб, замереть, балансируя на верхней перекладине, пытаясь не напороться на острые штыри…

Она оглянулась и сама не поняла зачем. Словно что-то дернуло ее против воли, заставило замереть за миг до спасения. Марья прищурилась, часто и глубоко глотая воздух, даже не пытаясь уже успокоить дыхание, пробежалась взглядом по мордам тварей, и там, где до этого одиноко стоял торговец в лохмотьях, теперь были двое, старик и молодой высокий мужчина, оба с открытыми и спокойными лицами.

Люди.

Чертыхнувшись, Марья прыгнула вниз, в непрозрачную тьму – пусть хоть к чертям на куличики занесет, лишь бы от голодных тварей подальше! Приземлилась неудачно, отбив пятки и чудом не подвернув ногу, и выпрямилась медленно, не доверяя своим глазам. Она стояла перед озером, мелким и неподвижным, в черной воде которого отражался низкий, нереально огромный месяц. Резко пахло солью, и она, ослепительно белая в ночной темноте, хрустела под ногами. Абсолютный покой.

Марья сделала несколько заплетающихся шагов к воде, оглянулась. Пустынный берег прорезала чугунная ограда едва ли не в половину человеческого роста, изъеденная и покрытая белыми наплывами соли, за ней мерцали глаза тварей, но ни одна не осмелилась даже приблизиться к невидимой границе.

Марья счастливо расхохоталась. Ее план удался, она смогла сама выпутаться из неприятностей, она справилась! Если б еще так не болели глубокие раны на руках и если б она знала, как безопасно вернуться к Финисту…

– Будем радоваться малому. – Марья облизнула губы и медленно пошла вдоль воды, любуясь на извилистые соляные отмели.

Она не заметила, когда вокруг дрогнул мир и разбился, осыпавшись колючими снежинками.

– Нет, так не пойдет, – усталый старческий голос, смутно знакомый, раздался словно над ухом, и Марья дернулась, оглядываясь.

Конечно же, никого она не увидела – воздух мерцал, прошитый бесконечным потоком белых крупинок. Марья вытянула руку – и кожу ужалили укусы мелких белых песчинок, а очертания пальцев размылись. Теперь она не видела, куда идет, и сердце снова начало тревожно срываться в галоп. Шаг, другой, и густой запах соли ослаб, отдалился, а губ коснулось влажное дыхание близкой реки.

Марья едва не застонала от отчаяния, дернулась назад, но ноги не послушались, они уверенно и неторопливо несли ее вперед, обходя камни и кочки, словно кукловод потянул за ниточки. Покорной куклой она возвращалась обратно в город, обратно в сквер, обратно к стае голодных тварей, и ничего не могла изменить. Только скрипеть зубами и искать взглядом того, кто заманил ее в ловушку.