Натали Смит - Блог Бабы Яги [СИ litres с оптимизированной обложкой]

Человек без души сел на стул, выпил, закусил, хмыкнул. Для него ничего не изменилось.

Казимир оставил этот дом, вышел на улицу, дал последние указания водителю и вызвал такси до аэропорта. Душа грешника растворялась в нем, питая изнутри, но этого было мало. Вскоре ему потребуется больше силы, чтобы вернуться в форму, и, кажется, пора посетить старых поставщиков.

Директор Академии магических компаньонов подбросил дров в камин, укутался в плед и сел в широкое, принимающее в свои мягкие объятия всю его массивную фигуру кресло. Ноги расположились максимально близко к источнику тепла, так что шерстяные носки даже слегка дымились. Там, где он вырос, тепла не было. По крайней мере для него – беспризорника, сироты. Улицы, худая одежда, скручивающий живот голод, который он не может утолить до сих пор, съедая все до последнего кусочка, даже птичьи кости, остающиеся в конце трапезы.

И холод. В детстве был всепроникающий холод, убивающий тело, замораживающий душу. Там, под носками, недоставало нескольких пальцев – стужа забрала свою жертву.

Ворлиан держал в руках записку от Ялии, своей подруги-провидицы, складывал и снова расправлял бессознательными движениями, позволяя себе окунуться в воспоминания.

Он не помнил родителей, ему казалось, что их и вовсе не было никогда и появился он на свет сразу лет четырех, в грязном темном углу хлева. Никому не нужный малыш. И отправился он искать пропитания. Годы скитаний, холода и голода закончились, когда он стащил переметную суму с белой кобылицы и не смог далеко убежать с тяжелой ношей. Из сумы пахло едой, и он не устоял. Мальчишка-беспризорник спрятался в кустах и запихивал в себя куски свежеиспеченного хлеба практически не жуя, глотал, словно желторотый птенец. Так его и нашли, с раздутыми от хлеба щеками, вцепившегося в краюху. Ему было уже все равно, лишь бы живот отлип от спины и перестал болеть. Преступление обернулось благодатью: хозяйка лошади оказалась колдуньей и вместо того, чтобы наказать маленького вора, взяла к себе.

– Далеко пойдешь, малыш, – сказала она, взглянув на него черными как ночь глазами. – Я тебя ждала.

Он не понял, куда должен пойти и почему ждала, понял лишь, что бить не будут. Мальчик медленно опустил руки, прикрывавшие голову, и настороженно посмотрел на женщину. Молодая, черная коса с руку толщиной перекинута через плечо, простоволосая, хотя не положено так ходить.

– Как тебя зовут, дитя?

– Я не помню. Никак, – прошамкал с набитым ртом мальчик.

– Это ничего. – Она улыбалась так по-доброму, как никто и никогда, и он улыбнулся в ответ.

Но краюху не вернул.

Первое время он просто работал у нее на хозяйстве. Носил воду, собирал хворост, копал огород, ходил за мукой к мельнику – поручения, посильные истощенному шестилетнему мальчику. Колдунья иногда брала его за руку, рассматривала тонкие хрупкие кости, выпирающие сквозь кожу, и цокала языком, приговаривая:

– Ничего, кости есть, а мясо нарастет, – и накладывала дополнительную порцию каши или похлебки.

Он боялся, что откармливали его на убой, но ел все, что давали. Время показало – нет, и правда повезло. Она его не съела, сама не обижала и в обиду не давала.

Он рос и креп, она назвала его Ворлиан, поскольку имени своего он не помнил. Да и было ли оно вообще… Так и до сих пор у него только имя, ни фамилии, ни семьи.

Она жила в домике на отшибе деревни. Иногда, в ночи, к ней тайком ходили местные девки.

– Ялия, посмотри мою судьбу, – говорили.

Приносили плату, жадно слушали предсказания, а сами боялись. Страшила их молодая колдунья-провидица, пугали ее слова или долгое молчание. Загадочные пучки трав на стенах, глиняные ступки, свечи. Обыденные, на самом деле, вещи, но в глазах тайком приходящих девок все имело больший смысл, чем на самом деле. Реальная сила была не в сушеных соцветиях и не в треске поленьев в очаге, реальная сила была в руках Ялии.

Она брала ладонь, водила ногтем по линиям, закрывала глаза и говорила.

Иногда ее речь была мирной, скучной до невозможности:

«Ты проживешь долгую жизнь с нелюбимым мужем».

«Ты состаришься в окружении множества правнуков».

«Твой муж будет гулять».

«Ты будешь счастлива и любима».

А иногда слова падали тяжелыми камнями:

«Ты умрешь в родах».

«Тяжкий труд сделает тебя старухой раньше срока».

Ялия никогда не врала.

Приходящие в ночи днем даже не здоровались, прятали глаза. Мужики заглядывались, иногда шептали колдунье что-то на ухо, а она звонко хохотала в ответ. Бабы постарше злились, что внимание мужей неприкрыто принадлежит ей, и пакостили по мелочи. То помета курьего вывалят у калитки, то яйцо тухлое кинут. Ялия была спокойна, никогда не гневалась. Изредка, когда совсем допекут, смотрела пристально на человека и говорила, как он умрет. Этого было достаточно, чтобы сбить спесь.

Она не любила общества, не водила подруг, мужчин. Частенько сидела уставившись в одну точку, предоставляя Ворлиана самому себе. В такие моменты ее красивое лицо покрывалось глубокими морщинами: ложилась складка между бровей, по уголкам губ, глаза тускнели. А позже она писала что-то в большой книге, перо скрипело, покрывая страницы затейливыми буквами.

Она научила его читать и писать.

Помешивать в котелке варево и разливать в ценные прозрачные сосуды, каких ни у кого не было.

К ней ходили за зельями, и она готовила: от болей в животе, от ломоты в суставах, для красоты лица. Раз пришла к ней женщина, просила гулящего мужа вернуть, а Ялия ничего ей не дала, кроме совета.

– В баню ходи чаще, одежду смени, умывайся ключевой водой и не смотри исподлобья, улыбайся, не бурчи, глядишь, муж отвернет взгляд от других.

Разозлилась баба, говорит, дай зелье, но колдунья не дала и выпроводила за порог. В баню. Иных она слушала и взашей гнала, ругалась потом на чем свет стоит:

– Ишь, выдумала, ребеночка изжить.

Потом грустно улыбалась, ерошила Ворлиану волосы и пекла булочки, словно пытаясь вытравить этим ароматом запах злых мыслей.

А потом они в один день собрались, загрузили повозку, запрягли лошадь и уехали.

– Куда мы едем? – спросил восьмилетний Ворлиан, для проформы понукая и без того послушную кобылу. Он давно не боялся свою спасительницу, оправился от скитаний и схватывал на лету все премудрости, что рассказывала ему Ялия.

– Далеко, в другие земли, где говорят на чужих языках.

– Зачем?

– Встретимся кое с кем, да и тебе учиться надо, малыш. В этой дыре ты ничего не узнаешь.

– Но зачем мне учиться и на кого? Подмастерьем быть у кузнеца?

– Нет, твой труд не физический, – покачала головой колдунья. – Ты будешь волшебником.

– Волшебником? Но как? Нет у меня талантов. Я могу по хозяйству помогать, а колдовать – это женская работа.