Ричард Кнаак - Весы Великого Змея [litres]

Горожане на это время, в страхе и перед церковниками, и перед новоприбывшими, попрятались кто куда. Но на четвертый день Серентия, распустив по ветру волосы цвета воронова крыла, вышла на середину рынка и громовым, разнесшимся на весь город голосом объявила, что принесла Хаширу мир и надежду. Естественно, немалая часть местных жителей восприняла эту весть настороженно, но эдиремы выгнали многих из прятавшихся по домам наружу, дабы хашири собственными глазами увидели, что говорит она чистую правду.

Им-то, невольным слушателям, Серентия и предложила то же самое, что предлагал людям Ульдиссиан, только не сию же минуту. В могуществе чужеземцев хашири уже убедились, а посему предложением ее соблазнились многие. Но нет, указывать согласившимся путь Серентия не стала, хотя явно могла бы сделать это лучше любого из эдиремов.

Вместо этого, расположившись в недавно захваченном храме, где местные птицы еще кормились на трупах казненных жрецов, первая ученица вождя и наставника вдруг призвала к себе доброго Рома для личной аудиенции. Что могло бы понадобиться от него Серентии, Ром даже не подозревал. Знал он лишь одно: если Ульдиссиана вправду нет больше в живых (как утверждали смрадные слухи, уже расползшиеся в рядах эдиремов), в ней – их единственная надежда не только продолжить начатое, но и попросту уцелеть.

Под временное пристанище Серентия заняла покои местного верховного жреца. Всю жизнь, даже в разбойничьи времена, проживший в нищете, Ром замер у порога, дивясь на обитые шелками стены, увешанные гобеленами с золотым шитьем. При виде великих богатств, неправедно нажитых Церковью Трех, он вмиг перестал сожалеть о жестокостях, сотворенных эдиремами в городе.

Двинувшись дальше, он тут же вновь встал, как вкопанный. Серентия вольготно лежала на наклонной кушетке, скользя взглядом по свитку пергамента, что держала в руках. Ее длинные, пышные локоны волнами ниспадали на плечи, прикрывая собою и часть лица. Несмотря на порядком изношенные в битвах одежды, от ее красоты просто захватывало дух – тем более, что Ром влюбился в Серентию без оглядки едва ли не в тот же миг, как только увидел ее на главной площади Парты.

Наконец он нашел в себе силы откашляться, и Серентия тут же подняла взгляд на него.

– Ром!

Лицо ее озарилось улыбкой, разжегшей в Ромовом сердце неудержимый пожар. Попроси его Серентия в одиночку расправиться со стаей кровожадных тварей под названием «морлу», он с радостью бросился бы в бой.

– Ром! А я уж боялась, что ты не придешь!

– Как же я мог не прийти, госпожа? В любую минуту, ради любого дела – только покличь, и твой верный Ром вмиг повинуется…

Серентия села.

– Как поэтично! Но иди же сюда! Чего ты стоишь там, в дверях? – сказала она, хлопнув ладонью по кушетке рядом с собой. – Иди же, садись!

С низким поклоном Ром поспешил подойти. Однако у самой кушетки бывший грабитель снова замешкался, и снова Серентия, улыбнувшись, похлопала рядом с собою ладонью.

Усевшись в почтительном отдалении от госпожи, Ром повернулся к ней и сразу же обнаружил, что не в силах отвести взгляда от ее сверкающих изумрудами глаз. Тут он на миг, слегка, удивился: отчего же глаза Серентии всегда казались ему синими? Так ошибиться он наверняка не мог…

– Ром… ты ведь один из тех, кто был к Ульдиссиану ближе всего… кроме меня.

На это «был» Ром обратил внимание лишь спустя пару секунд.

– Мы отыщем его, госпожа, непременно отыщем! На этот счет ты не бойся!

Однако Серентия покачала головой.

– Нет, милый мой, верный Ром… я, хоть и твержу людям то же, сама в это не верю. Боюсь, Ульдиссиан, как и брат его, потерян для нас навсегда!

Это было просто немыслимо. Господин победил не одного жуткого демона, а уж обычных воинов – целые легионы! Так, запросто, с ним не мог совладать никто… и все-таки…

– Поговаривают… госпожа… поговаривают, будто сразу же перед исчезновением рядом с ним видели его брата… так, может быть…

– Чужая личина вроде тех, под которыми прятались двое чудищ, покусившихся на меня, – с дрожью в голосе (отчего Рому тут же захотелось обнять ее и утешить) отвечала Серентия. – Нет, Ульдиссиана унес какой-то демон, в этом я не сомневаюсь, – продолжала она, не отводя изумрудных глаз от глаз Рома. – Один такой и меня едва не уволок. Еще до Хашира.

– Когда это, госпожа?! – ужаснулся Ром.

– В джунглях. Когда Ульдиссиан велел всем переправиться за реку, помнишь?

– Ага…

Ром стиснул зубы. Отчего-то едва не состоявшееся похищение Серентии взволновало его куда как сильнее, чем пропажа Ульдиссиана. Представить себе эдиремов без нее он не сумел бы при всем желании.

– В тот день меня защитил Ульдиссиан… и даже Мендельн. С тех пор, как они оба исчезли, я всеми силами стараюсь уберечь от несчастья всех остальных, но… Ром, милый, я должна кое в чем признаться, но только тебе одному.

– В чем же? В чем?

Сам того не сознавая, Ром придвинулся ближе, едва не вплотную к ней.

– Мне страшно. Страшно . Да, защитить остальных я сумею, но кто же теперь защитит меня ?

Ответ сорвался с языка сам собой, прежде чем Ром понял, как это прозвучит:

– Я! Я всегда буду рядом и уберегу тебя, госпожа, от кого угодно!

Не успел он как следует покраснеть от стыда, Серентия неожиданно нежно погладила его по щеке и улыбнулась.

– Правда? Правда , Ром?

И тут все накопившееся в сердце выплеснулось наружу.

– Я и жизнь, и душу за тебя отдам, госпожа! Хоть разом со всеми силами Церкви Трех на бой выйду, но чтобы с тобою что-то случилось, не допущу!

Умолкнув, Ром замер. Сейчас Серентия вышвырнет его, посмевшего говорить такое, ибо все знали, сколь многое значит для нее господин.

Однако…

– Ром, – прошептала Серентия, склонившись к нему. Губы ее оказались так близко, что бывший разбойник готов был отдать жизнь, только бы всего раз поцеловать их. – Ром… ты и не понимаешь, сколь многое это для меня значит…

С этими словами она снова погладила его щеку и едва ли не с неохотой отстранилась. Ром, не сдержавшись, шумно перевел дух.

– Если ты говоришь всерьез… а я так надеюсь, что да… у меня есть новая мысль…

Не в силах оправиться от пережитого, Ром лишь вопросительно замычал.

– Ты помнишь, как Ульдиссиан знакомил с даром всех остальных. Но в мою душу он проник много глубже… думаю, потому я и учусь быстрее любого другого.

– Вполне может быть, вполне может быть, – согласился Ром, радуясь случаю перевести разговор в безопасную область.

– Я думаю… нет, я знаю , как это получилось. Во время уединения он мог сосредоточиться только на мне одной. Ты ведь заметил, что мы, бывало, уходили вдвоем от всех и подолгу отсутствовали?