Ричард Кнаак - Весы Великого Змея [litres]

Понизив голос, Мендельн заговорил, изрекая слова заклятья одно за другим. С каждым произнесенным им слогом в нужном месте вскипали новые вихри неземной мощи.

От начертанных на земле символов все явственней веяло чем-то зловещим, но Мендельн повторял, что ему было велено, снова и снова, и всякий раз подчеркивал голосом новую часть заклинания, сим укрепляя, усиливая чары призыва со всех мыслимых сторон.

Вдруг что-то, проплыв в воздухе мимо его лица, мягко, нежнейше коснулось правой щеки. Со стороны городка потянулись невесомые, полупрозрачные пряди тумана. Чем дальше творил Мендельн чары, тем больше подобных дымков собиралось поблизости, вилось вокруг него, словно детишки, ищущие внимания.

Ратма предупреждал: до тех пор, пока младший из сыновей Диомеда не научится сосредоточиваться лучше, на зов, введенные в заблуждение, будут являться и другие, не те, к кому он обращен. Однако сейчас Мендельну оставалось одно – не замечать появления незваных духов, так как любая попытка изгнать их означала бы отвлечься от главного в самый важный момент.

Да, он уже чувствовал, как нечто зловещее, мрачное в окружении символов набирается сил. Призванного раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, он не желал пробуждаться, с другой же, ему не терпелось взглянуть, нельзя ли каким-либо образом обернуть пробуждение к собственной выгоде.

Памятуя о том, что последнего допускать нельзя ни в коем случае, Мендельн крепче стиснул в ладони кинжал. Дракон предупреждал: претворенное в жизнь, сие повлечет за собою немалые беды.

И тут…

Над местом призыва поднялся темный, зловещий силуэт, вскоре сравнявшийся в величине с человеком высокого роста. Мендельн с опаской отступил назад. Пока начертанные на земле символы целы и невредимы, духу не переступить их границ без его помощи.

Сгустившись, тень обрела смутные черты кое-кого определенного. Рослого бледнолицего бородача.

Верховного жреца ордена Мефиса, иными словами – Мефисто, самого Малика .

Исполнившись мрачного удовлетворения, Ульдиссианов брат взглянул в немигающие глаза жуткого призрака и сразу же понял: Малик его узнает. Под маской внешнего равнодушия таилась жгучая ненависть, из складок туманных, полупрозрачных риз на миг показалась ладонь – тоже полупрозрачная, нечеловеческая.

По силам ли духу содрать с костей плоть Мендельна (именно так поступил Малик при жизни с мастером Итоном), сын Диомеда не знал и не намеревался предоставлять привидению шанс испытать это на опыте.

– Ты знаешь, кто я, жрец, – вполголоса заговорил Мендельн. – И знаешь: тебе запрещено что-либо делать или же что-либо говорить без моего позволения. Кивни в знак понимания.

Малик неторопливо кивнул, ни на миг не сводя глаз с призывателя. Удовлетворенный сим до поры, Мендельн перешел к главному – к тому, чего ради призвал это ужасное существо.

– Итак, Малик… господина твоего больше нет…

Тут в духе впервые кое-что переменилось. Туманный силуэт замерцал, то появляясь, то исчезая с такой быстротой, что непривычному глазу и не заметить. Неподвижный доселе, взгляд призрака на миг вильнул в сторону.

– Да, жрец, Люцион мертв.

Это было не совсем так: строго говоря, демон отнюдь не умер, но волей Ульдиссиана прекратил существование. По словам Ратмы, такая судьба кое в чем отличалась от смерти, однако подобных тонкостей Мендельн еще не постиг.

– А знаешь ли ты, кто сидит ныне на его троне? Знаешь?

Призрак даже не шелохнулся.

Ожидавший от Малика куда большего, Мендельн нахмурил лоб. Траг’Ул предупреждал: существующие в состоянии «посмертия» порой вовсе не прочь вернуться назад и расквитаться с теми, кого ненавидят. Вдобавок, Малик знал Мендельна, знал, что он – брат Ульдиссиана…

Ладно. Чем скорее Мендельн сумеет понять, может ли Малик оказаться хоть чем-то полезен, тем лучше.

– Это Лилит, его сестрица, – сообщил он духу. – Возможно, ты жрец, помнишь ее в другом облике – в облике благородной девицы по имени Лилия.

На сей раз призрак подернулся рябью, вытаращил глаза, как не под силу ни одному из людей. Рот его приоткрылся… и продолжал открываться, пока не распахнулся вширь более чем на фут. Упоминание о Лилит – а особенно о ее бренном обличье – наконец-то решило дело: в конце концов, истинной погубительницей Малика была именно она.

Столь разительные перемены в облике духа привели Мендельна в величайшее изумление. Наставники предупреждали, что умершие не обязательно выглядят так же, как и при жизни, что духи их могут принимать великое множество самых причудливых форм, свидетельствующих об обстоятельствах смерти, о гневе, или же о намерении…

«О намерении!»

Мендельн вмиг отпрыгнул назад, бормоча новое заклинание – то самое, что должно было наскоро защитить его от немыслимого, и в то же время как можно дальше вытянул перед собой руку с кинжалом, крест-накрест полосуя им воздух.

Зашипев от досады, тень морлу рассыпалась в прах. Тем временем бесплотные пальцы второй из ужасающих тварей, воссозданной из пепла пополам с землей и оттого казавшейся еще ужаснее, едва не дотянулись до младшего из сыновей Диомеда. Перехватив кинжал как оружие, Мендельн коснулся острием груди неупокоенного.

Второй морлу также рухнул на землю, вновь обращенный в прах.

Однако третий, вооруженный обломком полуистлевшей доски, нанес Мендельну изрядной силы удар в плечо. Крякнув от боли, Мендельн отпрянул назад. Морлу, рассыпаясь на ходу, двинулся на него.

На самом деле они больше не были чудовищными, грозными воинами, некогда сопровождавшими верховного жреца: ведь Мендельн сам позаботился о том, чтоб этих тварей уже никто не смог поднять из могил и послать в бой. Нет, новоявленные противники представляли собой лишь их подобия, чучела, приводимые в движение злобой Малика. Однако даже в таком виде третьему морлу вполне хватило бы сил не только прикончить Ульдиссианова брата, но и помочь собственному создателю вырваться на свободу.

И, если это случится, Парта станет лишь первым из множества поселений, обреченных на страшную гибель…

Морлу снова взмахнул обломком доски, но прицел его оказался неверен, и Мендельн легко избежал удара, отскочив вбок. Ну, если это – все, на что враг способен…

Но тут Мендельн вспомнил, где находится Маликов дух, и когда морлу вновь ринулся в бой, отпрянул совсем не туда. При этом сын Диомеда порядком ушибся, рухнув спиной на кучу слежавшегося мусора, но, дабы помешать коварным планам жреца осуществиться, готов был вытерпеть и куда худшее.

В самом деле, от свободы дух Малика отделяли считаные дюймы . Сумей морлу оттеснить Мендельна чуть дальше в изначальном направлении, его сапог стер бы часть символов, не позволявших призраку сдвинуться с места.