Джонатан Френч - Реальные ублюдки [litres]

– Эта еще держится.

Блажка своим затуманенным разумом буквально извлекала смысл из каждого слова. А еще она поняла, что, хотя говорящий смотрел на нее, обращался он к другим.

– Она лья’зата, – ответил первый воин. Это же одно слово содержалось в его прежней гневной тираде.

Наездник перевел взгляд на него.

– И ты ее боишься, Н’кисос?

– Нет.

– Покажи свою храбрость.

Воин Рогов бросил дубинки – каждая, падая, издала мягкую печальную ноту. Блажка напряглась, когда эльф сделал два шага прямо к ней. Ей хотелось встать с колен, показать этим дикарям, что она тоже их не боится, задушить презрение этого самоуверенного разведчика, повергшего ее братьев. Ей хотелось всего этого сразу. И того же, чувствовала она, эльфы хотели от нее. Дозорный затормозил перед ней и с отвращением уставился, изогнув губы. Затем резко вскинул руку. Блажка подумала, сейчас ударит, приготовилась, но эльф просто приложил ладонь к ее лбу, подержал ее там мгновение, а потом оттолкнул, заставив полукровку качнуться назад.

Затем воин, Н’кисос, вызывающе глянул на старшего наездника, который бросил ему вызов, и тот угрюмо кивнул. Отойдя от Блажки, разведчик приблизился к краю пруда. Ей пришлось повернуть голову, чтобы за ним проследить, – она не желала упускать его из поля зрения. Сунув руку за набедренную повязку, Н’кисос достал член, направил его себе на руку, которой к ней прикасался, и помочился на ладонь. Когда струя иссякла, он повернул руку и сел на корточки, чтобы ополоснуть ее в воде.

Блажкин разум вспыхнул гневом. Вот что они о ней думали – эти надменные дикари? От возмущения у нее все заклокотало внутри, заставив забыть об осторожности.

Блажка встала.

Главный наездник нахмурился.

– Ты останешься на месте.

Не дожидаясь ни ответа, ни каких-либо признаков понимания, он повернул оленя и повел своих товарищей к ущелью. Они в считаные мгновения скрылись из виду. Н’кисос подобрал дубинки и зашагал к стене ущелья. Затем, подогнув ноги, выпрыгнул, непостижимым образом сразу достигнув вершины утеса. Снова очутившись на своем насесте, он сел на корточки. И принялся наблюдать.

Блажка печально покосилась на него, а потом начала осматривать павших братьев. Все они лежали без сознания, растянувшись в тех же позах, что упали. Они выглядели такими уязвимыми, какими Блажка и представить их не могла. Она даже не думала, что ей доведется когда-нибудь увидеть Колпака с закрытыми глазами. В те редкие разы, когда она заходила в барак, он всегда был настороже, будто слышал ее приближение и не хотел, чтобы его видели спящим. Пробираясь между полукровками, она как могла старалась сделать так, чтобы им было удобно, – поправляла руки и ноги, переворачивала на спину. Овес упал наполовину в пруд, и вытянуть его из воды оказалось самым сложным. Блажка, хоть и не лишилась чувств, но до сих пор ощущала действие этих треклятых дубин по своим ослабшим конечностям.

Разобравшись с братьями, она присмотрелась к следам копыт их варваров, и поняла, что они убежали в ущелье – туда, откуда пришли. Она подошла к устью, надеясь увидеть свинов хоть мельком, но резкая нота предостерегла ее от дальнейших поисков.

Значит, она должна ждать.

Обогнув пруд, Блажка подошла к водопаду и стала из него пить, зачерпывая холодный бурный поток ладонями. Затем от нечего делать она вернулась к остальным и, убедившись, что все по-прежнему дышат, уселась среди братьев.

Солнцу не нужно было низко садиться, чтобы оставить ущелье. На каждый камень, каждый карликовый куст опустилась тонкая тень. Поверхность пруда стала мрачной и неприветливой. Но Блажка все ждала, а сверху за ней все следил дозорный эльф.

Наконец в ущелье, откуда до этого приезжали эльфы, снова послышалось движение. По камням сквозь кустарник приближалось что-то тяжелое.

Когда появился большой свин, крупнее Уродища, Блажка без труда его узнала.

Чумной.

Вид этого неповоротливого зверя снова вызвал стойкое отвращение. Когда-то свин служил Ваятелю, возил его колесницу, но сейчас им правил уже не мерзкий вождь Серых ублюдков.

На нем приехала Берил.

Смотрительница приюта мало изменилась. Как и все они, немного похудела, а вместо льняных и грубых одежд на ней были оленьи шкуры. На лице отразилась тревога, когда она увидела распростертых на земле Ублюдков, и она поторопила Чумного. Блажка встала, чтобы ее поприветствовать, но Берил ожидаемо ее проигнорировала. Вместо этого женщина спешилась, чтобы сесть перед Овсом – в каждом ее движении читалось беспокойство за сына.

– Он жив, – сказала ей Блажка.

Теперь настал черед Берил бросить испепеляющий взгляд на эльфа-дозорного.

– Доказал ты свою доблесть? – крикнула она ему снизу вверх. Ее эльфийский был лучше Блажкиного.

Эльф оставался совершенно неподвижен.

– Долбаные храбросвященные, – пробормотала Берил, перейдя на грубый гиспартский. Затем наконец посмотрела на Блажку. – Зачем вы пришли, Изабет?

Раздраженная ее разочарованием и откровенной снисходительностью, Блажка сжала челюсти.

– Мне нужно увидеться с Певчим. Можешь послушать, когда я расскажу ему. Если только он не мертв.

Последнее, свой грызущий страх, Блажка бросила ей ради мелкой мести.

Берил нежно подняла голову Овса и, положив себе на колени, погладила рукой лоб.

– Он не мертв.

– Тогда почему приехала ты, а не он?

– Ему сейчас тяжело ездить верхом.

Больше они не обменивались ни словами, ни взглядами. Между ними давно не было особой привязанности. Все теплые чувства, что были прежде, пропали в тот день, когда Берил узнала, что Шакал и ее сын тайно помогали Блажке тренироваться, чтобы она смогла стать ездоком. Берил даже пыталась запретить Овсу этим заниматься, будто он все еще был ребенком и жил под ее крышей, а не посвященным братом, получившим копытное имя, свина и татуировки Ублюдков. И что еще хуже – это сработало. Овес отстранился примерно на неделю. Шакал и Блажка неудержимо продолжили занятия без него, а когда трикрат вернулся, чтобы снова помогать, не сказали ему ни слова. Берил простила ему это неповиновение, как простила и Шакала, который всегда был для нее вторым сыном, но на Блажку ее снисходительность никогда не распространялась.

Реальные ублюдки понемногу зашевелились. Колпак очнулся первым, Овес – последним. Полукровки были так ошеломлены, что ни у кого даже не хватило сил подшутить над Овсом, лежавшим у матери на коленях. Когда огромный трикрат открыл глаза и увидел лицо над собой, он протянул к нему свою ручищу и привлек к себе, пока они не соприкоснулись.

Блажка с прибытия Берил так и оставалась на ногах. Колпак встал и, стараясь ступать ровно, приблизился к ней.

– Свины? – спросил он.