Джонатан Френч - Реальные ублюдки [litres]

Мозжок и Хорек побросали копья, оставив их воткнутыми в свинью, и устремились к лестницам частокола.

Сиротка погналась за ними, но Блажка вскочила на верхнюю перекладину забора и снова оседлала свинью. Ухватившись за свинодерги, она потащила свинью прочь от убегающих полукровок.

– Блажка! – крикнул Овес, выезжая из загона на Уродище, вращая веревку рукой. – Слезай!

Она спрыгнула ровно в тот момент, когда Овес бросил веревку, обхватив свинью за шею. Лассо Колпака, Баламута и Облезлого Змея тут же последовали за ним. Баламут промахнулся, но остальные двое накинули на Сироткину голову петли. Зловеще молчаливая свинья попыталась атаковать Овса, но Колпак быстро объехал ее сзади, обтянув веревкой ноги. Когда она переключила внимание на Колпака, ее остановил Змей. Этот танец продолжался, пока Баламут пытался поймать ее задние ноги, но снова промазал.

– Она не устает! – заявил Овес. – Мы можем ее остановить, но с места не сдвинем!

Уродище был самым сильным варваром в хлеве Ублюдков, но и он устал бы задолго до этой грязной ворожбы, что так впилась своими когтями в тело Сиротки.

– Седлайте свинов! – приказала Блажка копыту. – Тут мы все нужны!

Она подбежала со стороны Баламута, взяла у него лассо, метнула – задние ноги Сиротки оказались в петле. Баламут принял веревку обратно и, быстро обвив ее вокруг седельного рожка, скомандовал своему свину отступить. Веревка натянулась, увлекая за собой ноги свиноматки. Та засопротивлялась, но Овес, Змей и Колпак потянули ее за голову в противоположную сторону, и она была вынуждена лечь на живот.

Блажка побежала к хлеву, миновав павшего Лодыря. Проверять, как он, времени у нее не было. Если они не набросят больше веревок на этого адского зверя, то вскоре все копыто будет лежать лицом в грязи и истекать кровью. Мозжок с Хорьком бежали вдоль частокола, пока не оказались над загонами, прыгнув прямо на крышу, чтобы спуститься оттуда.

Тревожный крик Овса и громкая ругань Змея заставила Блажку резко обернуться.

Сиротка стала крутиться, наматывая веревки вокруг шеи. Овес, Змей и Колпак попытались ее удержать, но их свины скользили копытами навстречу Сиротке.

Мозжок с Хорьком изо всех сил старались поймать и оседлать своих свинов. Ждать от них скорой помощи не приходилось.

– Режьте веревки! – крикнула Блажка.

– Другого шанса не будет! – ответил Овес.

– Режь!

Ездоки оголили тальвары.

Воздух наполнился громким гулом. Пошатнувшись от его внезапности, Блажка увидела, как сам дождь словно взорвался, вытесненный сферической пустотой, центром которой оказалась Сиротка. Звук разливался без конца, будто издаваемый тысячей боевых горнов. У Блажки поплыла в голове, ноги будто стали ватными, она потеряла равновесие и рухнула в грязь. Стараясь перетерпеть низкий, громоподобный шум в ушах, она крепко зажмурилась. Возможно, она даже закричала, но ее слабый ответ был заглушен еще бо́льшим рокотом. Веревки, которые удерживали Сиротку, беззвучно разорвались. Свинья встала, и стрелы и древки копий, торчавших из нее, раскололись за миг до ее бивней. Блажка выставила перед собой руку, защищаясь от осколков дерева и кости. Шкура пошла дрожью и тоже расщепилась в воздухе. И когда ее тело разорвало, на землю хлынула кровь, пролитая из множества ранений свиньи.

Дождь вернулся, вновь заняв свое место в воздухе. А еще через мгновение Блажка поняла, что снова слышит, как капли падают на землю. Свины и полуорки со всех сторон уже выбирались из грязи, ошеломленные, потрясенные, но невредимые.

От Сиротки же не осталось ничего, кроме мокрой кучи лопнувшей плоти, что валялась поверх разбросанных останков и переломанных костей.

Блажка сидела перед Дуболомом, пока он не умер.

Она не могла сказать, сколько это заняло времени. Когда последний вдох сотряс судорогой его тело, грязь на Блажкиной коже уже запеклась, ботинки высохли, порезы на плечах затянулись. Свечу в задней комнате лекаря меняли – один раз Бекир, другой Метла. И возможно, был еще кто-то третий.

Когда Дуболома внесли внутрь, его, как могли, отмыли – из-за крови и грязи раны на нем были не видны. И каждый раз, когда по нему проводили тряпкой, открывалась или зияющая рана, или обнаженная кость. Что бы ни случилось, все произошло резко и жестко. Часовые на стене видели, как он заводил свинью во дворик укрощения. А ко времени, когда они вернулись, через считаные минуты, он уже лежал на земле.

– Он не мог даже позвать на помощь, – пробормотала Блажка одному из сменявших свечу.

В какой-то момент ее беспомощного бдения пришел Мед и сообщил, что Лодырь жив и вернулся в сознание. И его раны должны были зажить.

– Хорошо, – только и сумела ответить она.

Гуабка, служившая в Отрадной лекарем, вернулась в город после падения Горнила, но голод не пощадил ее стареющего тела. Она умерла зимой, забрав с собой и всю надежду на выздоровление Дуболома. Да и все равно полки ее жилища в основном пустовали. Что толку от нескольких трав и мазей, когда у него проломлен череп? Было очевидно, что его не спасти. Проведенная Метлой тряпка открыла подлинный ужас: за грязью и кровью виднелся мозг. С другой стороны стола вдова кожевника продолжала зашивать рваную рану под ребрами Дуболома, но все рвение в этот момент покинуло и ее.

Блажка послала за Жрикой. Полурослица лишь сощурила свой единственный глаз.

– Я умею вырывать зубы, вправлять кости. Я научилась в Яме, потому что это было необходимо. Но это… я не целитель. И не думаю, что будь я им, это что-то бы изменило.

Сказав это, она вскоре покинула комнату.

Пока не настал конец, Дуболом перенес несколько приступов. Первый испугал Блажку, вырвав из оцепенения, в котором она пребывала, сидя на табурете возле койки. На какое-то мгновение она подумала, что он пришел в себя. Это было хуже всего – страх, что он проснулся в ужасной агонии, а она не знает, что можно сделать, и думает, должна ли прекратить его страдания, но затем понимает, что у нее при себе нет оружия. Некоторые травы, свисавшие с балок, несомненно, были ядами, но Блажка понятия не имела, какие именно. Ей придется задушить его, зажать ему нос и рот. Все это пронеслось у нее в голове за одно чертово мгновение. И вместе с мрачными мыслями пришла надежда: может быть, он пробудет в сознании достаточно долго, чтобы рассказать о том, что случилось.

Но эта надежда была смехотворна. Как немой полукровка, не издававший ни звука даже когда бился в припадке, расскажет ей жестами то, что она и так знала.

Первый приступ закончился. За ним последовали другие, уже слабее, и все реже и реже. Блажка не удосуживалась их считать. Почему больше никто из Ублюдков не сидел здесь рядом с ней, чтобы быть со своим братом в последний раз?