Джонатан Френч - Реальные ублюдки [litres]

Закрывшись у себя в светлице, Блажка сидела над грубой картой Уль-вундуласа, которая имелась у Ублюдков. Глаусио заходил к ней несколько часов назад, чтобы подтвердить, что поселенцы выбрали удел Сыновей. Если все сложится хорошо, они дойдут туда через две недели.

Еды должно было хватить. А от частых дождей разбухнут реки и появятся временные ручьи, однако им придется идти через удел Сеятелей черепов – самый сухой во всей пустоши. Свины, ездоки, дети, поселенцы – все указывало на то, что у них будет двести языков, которые понадобится смачивать каждый день. К счастью, у них в копыте был один из самых одаренных «водных ищеек» в Уделье, хотя это также означало, что Колпак бо́льшую часть времени пробудет вдали от основной группы. Изначально Блажка планировала, что докладывать с разведок ей будет Дуболом, и когда усталый разум подсказал, что его больше нет, она лишь заскрежетала зубами. Никто не знал Уделье так хорошо, как прожженные кочевники, а Дуб, как и Колпак, провел много лет на воле, прежде чем примкнуть к Ублюдкам. Чертов Мозжок: показал свиной хвост, когда был больше всего нужен!

Самая серьезная трудность ждала их ближе к концу путешествия. Бо́льшую часть южного побережья Уль-вундуласа занимали горы, а Колыбель полукровки лежала за Седыми верхами – узким, но высоким хребтом, названным так из-за хорошо заметных снежных шапок, вечно укрывающих его пики. Но полуорки со свойственной им грубостью, конечно, звали их просто Шлюхами. Сам Колпак не знал здесь безопасных проходов. Даже наиболее благоприятные тропы были непреодолимыми для повозок и изнуряющими для хиляков. Блажка послала Отцу птицу, но если старый дурак затаил обиду и не послал ездоков им навстречу, Шлюхи вполне могли оказаться для них смертельным препятствием.

Блажка осознала, что видит карту лишь с трудом.

Она встала и вышла на балкон. Пока она была поглощена изображениями рек и гор, деревней завладела ночь. Отрадная уже превратилась в кладбище, и ее жители проводили в своих домах последнюю ночь. Следующие им предстояло спать под открытым небом. Несмотря на все, эта ночь была чертовки приятной: легкий ветерок прогонял зной, но не пронизывал воздух холодом. Луна сжалась до размеров щепки, предоставив властвовать в небе звездам. Черт, все было так тихо и красиво, что Блажке захотелось отменить свой приказ об отбытии.

Она постояла так, наблюдая, как сопляки ходят по парапету. Мед вышел к ним и, проследив за сменой дозорных, двинулся к воротам. Из жилища появился Баламут и направился к хлевам – вероятно, чтобы проверить свое седло уже в четвертый раз. По улице прошмыгнул Хорек – похоже, вдова кожевника ему отказала: он возвращался слишком скоро и с хмурым выражением лица. И только когда на парапете нарисовалась грузная фигура Овса, чтобы проследить за очередной сменой, Блажка поняла, что простояла так уже полночи. Перспектива сна обратилась в грызущий ужас от того, что ждало их будущим утром.

Из дома копыта вышла еще одна фигура.

Лодырь.

Дом винодела находился рядом с ее светлицей, но тянулся дальше, так что Блажкин пункт наблюдения располагался сверху за левым плечом кочевника. Он немного постоял, судя по виду, испытывая некоторое неудобство. Мелкие шаги по кругу, глубокие усталые вздохи – все признаки бессонницы. Блажка ждала, глядя на него и размышляя, вернется ли он в дом, не заметив ее.

Когда он отошел от строения, осторожно поведя плечом при повороте, то поднял глаза. Увидев ее, сразу остановился. Блажка склонила голову в сторону спальни и, не дожидаясь его ответа, вернулась в светлицу.

Дверь внизу открылась, и на лестнице раздались размеренные шаги Лодыря. Он медленно вошел в комнату. Блажка зажгла лампу. Он был голый по пояс, если не считать повязки, что тянулась от правого плеча до подмышки левой руки. Из-под нее выглядывал синяк от Сироткиного бивня, и еще один выступал у него на челюсти.

– Боль не дает уснуть? – спросила она.

– Немного, – признался Лодырь. – Но по большей части мне просто надоело лежать на койке.

Блажка понимающе кивнула. Достав бутылку, она налила ему здоровую порцию вина. Беречь его больше не было смысла.

Лодырь чуть не подпрыгнул на месте от предложенной чаши.

– О! Ты меня спасла.

Он опрокинул содержимое двумя длинными глотками, и Блажка снова наполнила ему чашу. – Сама не пьешь?

Она покачала головой.

– Дорога будет долгая.

– Но не для меня, – понял вслух Лодырь, усмехаясь, прежде чем отхлебнуть еще вина. – Поэтому ты меня позвала? Сказать, что я больше не буду ездить с копытом.

Блажка с сомнением покосилась на его повязку.

– А ты можешь?

– Мне не впервой, – ответил Лодырь, поднимая вино повыше и кружа его на весу, – я что угодно могу.

– Но это, наверное, единственное, чего ты не можешь. Так что…

– Жаль.

Лодырь прошелся по комнате мимо Блажки к ее кровати и, нисколько не колеблясь, сел на угол в изножии.

– Как твои раны? – спросила Блажка.

Тертый протяжно выдохнул, мягко коснувшись забинтованного плеча.

– Скуловая кость сломана. Вот она и болит. Бивень еле-еле меня расколол. Но в целом нет ничего, с чем не справились бы пара швов и одноглазая полурослица. – Лодырь выпятил щеку, исследуя внутреннюю сторону рта языком. – Зуб только потерял. Это, наверное, хуже всего – его-то уже не вернешь. Хорошо, хоть не передний. Женщины не любят щербатые улыбки.

– А от этого останется шрам, – указала Блажка. – И на груди тоже. И у гиспартских голубокровок юбки взмокнут.

– Будем надеяться.

Чаша Лодыря снова опустела. Блажка передала ему бутылку.

– Точно не будешь? – спросил он. – Я ее наверняка прикончу, если не передумаешь.

– Точно.

Лодырь пожал плечами, поставил чашу между ступней и стал пить прямо из бутылки. Сделав глоток, он облизнул губы и посмотрел на нее. – Ну если не хочешь пить, то хоть посиди.

Блажка осталась на месте.

– Что теперь будешь делать? Вернешься в город? Начнешь опять шлюховать? Шлюхан.

– Значит, ты меня выгоняешь. Не дашь даже шанса замедлить вас завтра. Дай мне привязать Паллу к повозке. Он понесет ярмо не хуже любого из ваших варваров. Ты знаешь, я здорово бы справился с упряжкой.

«Нет, черт. Не будь таким умным».

Не в силах опровергнуть его доводы и не желая соглашаться, Блажка рассмеялась и опустила голову.

– Палла. Вот почему ты не поедешь завтра.

– Что? Из-за моего свина?

– Названного в честь великого трубадура из Галицы, – повторила она, подражая его голосу. – Черт, до тебя я даже не знала, кто такие тертые, но ты, наверное, настоящий король среди них. Ездоки в копытах так не разговаривают. Они даже не знают такой херни.

– Ладно! Я переименую его в Пердошлюха, и будет в самый раз. – И, от вина и собственной шутки, Лодырь рассмеялся. Смех прозвучал по-детски, но очаровательно. И заразительно.