Вивиана Ипарагирре де лас Кассас - Принц из серебра и золота [litres]

– На скалах, – буркнул он. Значит, он слышал меня. Я сделала глубокий вдох, чтобы продолжить обвинять его в глупости, но все-таки решила оставить это дело.

Вероятно, он ушиб челюсть. Я нанесла травяную мазь, которая должна охладить синяк. Затем я снова вернулась к его кровоточащему уху, откуда текла густая алая краска. Я прикусила губу, пытаясь подавить крик, и молилась призракам прошлого, чтобы он не потерял слух в правом ухе.

Осторожно окунула марлевую повязку в чистую речную воду и стерла грязную кровь с уха и щек. Его голова лежала у меня на коленях. А волосы веером разметались по моей юбке.

« Они отросли », – подумала я, пропуская одну из его вьющихся прядей сквозь пальцы. На кончиках они все еще были влажными от речной воды.

Когда я закончила, он остался лежать. Тяжело дыша. Его грудь поднималась и опускалась в размеренном ритме, почти так же, как если бы он спал. Я наклонилась к нему, чтобы проверить, действительно ли это так. Но он положил руку на мою щеку.

– Спасибо, – прошептал он и одарил меня маленькой, но такой очаровательной улыбкой. Я кивнула.

– Пожалуйста. – Я убрала его руку, и он выпрямился.

– Голова гудит, – отметил он и прижал руку ко лбу.

– Тебе нужно немного отдохнуть.

« И молиться », – подумала я. Молиться, чтобы металлические солдаты не отомстили за этот налет. Эмилио сказал, что взрыв не оставил никаких повреждений на подъемном мосту. Но досталось мужчинам нашего народа. Кто стоял слишком близко к стене, получил ожоги и рваные раны, которые нужно было зашить. Элиа задело сильнее всех. В конце концов, кто-то должен был поджечь фитиль.

Он хотел пойти в свою повозку, но это осложнялось головокружением и гудением в голове. Так что я позволила ему остаться у меня. Ама принесла чай, который Элиа без возражений выпил и вскоре заснул на моих подушках. Я коснулась его трепещущих век нежными пальцами, пожелав ему спокойного сна. Крепкого сна, чтобы круги под его глазами стали медленно растворяться.

Я долго смотрела на него. Проверила швы от моей иглы под его губой. Осмотрела каждый уже побледневший шрам с детства. Тот, что над его левой густой бровью, который он получил во время драки.

У Элиа было великолепное тело, но именно его дух поднимал паруса. И нес нас по ветру. Очень далеко. Это то, за что я всегда любила жизнь стэндлеров. Потому что мы всегда были свободными.

Непредсказуемыми, как ветер в пустоши, который поднимал пыль, пока каждая песчинка не осела бы в порах.

Дрожащей рукой я провела по посиневшей щеке вниз – к его дрожащим губам, которые говорили со мной во сне. Они ощущались восхитительно мягкими. Заставляя меня подавить вздох, когда я позволила себе на короткий миг представить, какими они будут. Со вкусом соли, земли и табака, застрявшего под верхней губой.

– Это ты? – Мое сердце неожиданно подпрыгнуло.

Тяжелый барабанный бой, который выбил меня из колеи. Я подошла ближе, чтобы понять его бормотание. Он вновь спросил меня:

– Это ты?

– Это я, Элиа, – тихо ответила я. Он улыбнулся, не открывая глаз. Находясь в полудреме, провел ладонью по моей руке.

Мурашки пробежали по моей коже. Поползли к сердцу, медленно сдавливая горло.

Я здесь .

Но потом он сказал то, от чего я вздрогнула. Так сильно, что мигом отпустила его и отошла на шаг.

– София…

София…

Я выскочила из палатки.

Ночной воздух охладил мои горячие щеки. Я пыталась успокоить свое смятенное сердце, тяжело дыша.

О чем я только думала? Что он прошепчет мое имя?

Мне стало стыдно, потому что я все еще чувствовала его кожу под подушечками пальцев. Я испугалась этих ощущений. Это было чем-то совершенно новым и незнакомым. Новый шов в моей жизни, игла которого вонзилась в палец. Я остановила предательские слезы, прежде чем они проявили себя, и сделала глубокий вдох.

Стемнело. Убывающая луна зависла на самой высокой точке, покрывая все своим серебристым сиянием. Яркий свет, направленный на нас и в мои глаза.

Я наблюдала за стэндлерами, которые делились у огня чаем Амы, обматывались одеялами и смотрели вверх на последние огни Медного города, пока они еще не потухли. Я также могла видеть их тоску по Софии. Особенно у детей, которые почти не смеялись после ее исчезновения.

Я обнаружила Натию среди них. Она спала в надежных объятиях матери.

Я не сказала ей, что Талим умер. Струсила и солгала:

– Талим ушел искать свою семью.

– Но мы его семья.

Ничего не ответив, я только погладила ее по грязным щекам, вновь покрывшимся слезами. Когда-нибудь она поймет.

Я чувствовала себя разбитой. Во мне все еще кипел вчерашний огонь, поэтому я сжала руки в кулаки – в надежде, что в результате он медленно потухнет.

Неожиданно рядом со мной появилась Зан Захрай.

– Если тебе нужен Элиа, то придется подождать до завтра, наследница. Он уснул несколько минут назад.

– Мне нужна ты, – сказала она и положила морщинистую руку на плечо. Как только она прикоснулась ко мне, я расплакалась. Упала в ее объятия и позволила ее рукам успокоить меня.

– Любовь причиняет боль, – прошептала она. – Во всех смыслах.

В этом она права. Мне было больно во всех смыслах, потому что я хотела Элиа. Удержать его. И я могла это сделать, могла сделать его счастливым.

– Мы вытащим ее оттуда, – всхлипнула я. – Даже если это последнее, что я сделаю. – Мои слова смешались с голосом Элиа в моей голове. Протяжное эхо, заставившее мое сердце сжаться.

Никогда больше мне не хотелось видеть его таким страдающим. Никогда. Я сжала дряблую руку женщины, которая одарила меня понимающим взглядом.

– Я пойду посмотрю раненных, – прошептала я через некоторое время.

– Яна, – остановила она меня. Посмотрев в ее глаза, я тяжело сглотнула. Она пришла ко мне по еще одной причине. Я уже догадалась об этом и оборонительно скрестила руки на груди.

– Яна, – повторила она дрожащим голосом. – Я хотела спросить о том, что случилось вчера. О силе, которая оттолкнула Элиа. Такое уже происходило?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Элиа споткнулся. Ни больше ни меньше.

– Иван сказал, он не видел, чтобы Элиа споткнулся. – Я надула щеки, подавляя ярость, которая закипала внутри меня. Пульсация вернулась. Охватила мое тело, как болезнь. Она хотела вырваться.

Я взяла себя в руки, хватаясь за ткань своих рукавов.

– Ты же не веришь этому парню? Разве ты не заметила, что все эти годы он ничего не делал, ничем не интересовался? А сейчас? Сейчас у него вдруг появился голос? Голос, которым он снова и снова превозносит себя надо мной!

– Иван тоже принадлежит к нашей семье, и я больше не хочу слышать ничего подобного! – Я замолчала под ее авторитетным тоном, моментально почувствовав себя маленькой девочкой. Девочкой, которой запретили говорить.