Вивиана Ипарагирре де лас Кассас - Принц из серебра и золота [litres]

– Что ты знаешь?

– Я знаю все о тебе. Все.

– Ты лжешь! – Кровь прилила к моему лицу.

– Злость может вызвать дар. Как я вижу, ты невероятна зла. Была такой же, когда Элиа пытался убить осла. Ты не смогла сдержать себя, не так ли, Яна? Ты выпустила гнев. Тебе понадобился твой дар в первый раз.

Я знала, что этот инцидент когда-нибудь погубит меня. У меня не получилось отгородиться от этого.

– О чем ты говоришь?

– Ох, Яна, – сказал он, скучающе проводя рукой по волосам. – Ты наверняка слышала о дарах, которые Боги когда-то завещали людям. Редкие дары. Один из них… сельтерский дар.

– Ты несешь чушь! Ты совершенно сошел с ума! Нет никаких Богов.

– Когда-то ты в них верила, – равнодушно продолжил он. – Твоим любимым был Бог права. Как и тот, кому бросил вызов твой отец.

– Да что ты знаешь обо мне и моем… отце?! – Руки начали дрожать. Импульс, который я подавляла годами, распространялся по моему телу, как смертельная болезнь. Руки горели, голова гудела, сила захлестнула меня, пока в конце концов не собралась в моих пальцах.

Я резко потянулась к своим иголкам и ниткам, чтобы почувствовать прочный шов, который собирал меня воедино. Меня и мои дрожащие руки.

Но было уже поздно. Иван выхватил у меня ткани и невозмутимо продолжил:

– Ты как он. Совсем как он.

Я подняла руку, чтобы заставить Ивана замолчать. Посмотрела на кинжал, висевший на деревянной доске у повозки Элиа. Между тем мир вокруг меня словно замер. Я, как завороженная, наблюдала, как над Иваном вдруг поднялся кинжал.

Завис над ним. Но тот рассмеялся еще громче.

Так хрипло, что я догадалась, как он задыхается от дыма в горле.

– Элиа! – радостно крикнул он, пока кинжал все еще парил над его головой. – Элиа, посмотри сюда!

Я встретилась с его зелеными глазами прямо рядом с собой. Они смотрели на меня с любопытством, словно я была иллюзией, которая исчезает, когда закрываешь глаза и снова открываешь их.

Вдруг я перевела взгляд на свою вытянутую руку. На то место, где кинжал висел над головой Ивана, словно моя рука и парящий металл были связаны между собой.

– Яна, – мягко прошептал Элиа. – Посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри на меня.

– Что со мной? – всхлипнув, спросила я и наконец опустила руку. Чуть позже кинжал оказался на земле, а я в руках Элиа. Его аромат опьянял меня. Я зарылась пальцами в его волосы.

– Я же говорил, что наша Яна – наследница своего отца, Элиа. И ее дар нам пригодится.

Элиа молча кивнул и поднял свою руку, чтобы положить ее мне на щеку. Прикосновение, которое заставило меня забыть о мире.

– Я не хотел это признавать, Иван. Но теперь все по-другому, – в конце концов произнес Элиа.

– Зан Захрай должна узнать, – добавил Иван.

– Она знает, – ответил Элиа. – Каким-то образом она знала все эти годы… Прямо как ты. – Я слышался упрек в его голосе.

Иван выпустил дым и кашлянул.

– У меня была догадка, которая подтвердилась в последние несколько дней. Ты сам видел, наследник. Я сделал тебе одолжение. Ты обещал не спрашивать о причинах.

– У нас уговор, – дипломатично сказал Элиа, успокаивающе водя пальцами по моему дрожащему плечу.

– Скажи мужчинам, что мы уходим. Сегодня ночью!

Я ждала перед зеркалом. Прижимая его записку так крепко, будто буквы могли переселиться с бумаги на мою кожу. Единственное, что мне удалось расшифровать, – его подпись. Имя обманщика, с которым я танцевала на фестивале в честь королевы Эсмеральды.

Меня зовут Этан .

Меня зовут Саманта .

Мои глаза все еще горели от слез, которые я пролила за последние несколько часов.

Мне больше не нужно было танцевать. Люциус оказался слишком взволнован, чтобы присутствовать на моих танцах. Ему необходимо было спрятаться где-нибудь внутри стен дворца и зализать свои раны.

Как и мне.

Даруис, Диллион. Дана .

Айделина вымыла меня. Я попросила ее остудить воду. Попросила тереть меня так сильно, чтобы кожа покраснела. Я даже попросила опустить мою голову под воду и держать ее там до тех пор, пока я не смогу больше терпеть и мне не потребуется воздух. Я видела, как она противилась этому. Но все равно выполнила мои просьбы.

Теперь моя кожа болела от холода и от жесткой щетины мочалки, которая окрасила царапинами мою спину. Айделина казалась сломленной, когда помогала мне с моей ночной рубашкой.

Но она не спросила, может ли чем-то помочь мне.

Наверное, потому что боялась, что я прикажу ей причинить мне боль. Она работала добросовестно и быстро. Ее пальцы точно знали, что делали. Она напомнила мне Яну, и это осознание сжало мое сердце, словно губку.

Прежде чем она покинула меня, я впервые спросила ее о чем-то, не имеющем никакого отношения ни ко мне, ни к обыденной жизни. Я спросила ее… перестанет ли когда-нибудь болеть?

Она не соврала мне. Ответила отрицательно с такой жестокой честностью, что я только молча кивнула и наблюдала, как она, словно тень, исчезала за золотой дверью. А затем я ждала.

Я избегала собственного взгляда в зеркале.

Не могла вынести вида избитой девушки. Вместо этого я смотрела на свою шею. То место, где его невидимые руки сжимали мое горло, пока сердцебиение гулко отдавалось в голове.

Руки сельтера … неудержимые и опасные!

Я заставила себя глубоко вдохнуть, прежде чем в очередной раз потерять рассудок и опустила руку на зеркало. Моя рука еще не зажила. Она бы адски горела, если в мою кожу снова впились бы осколки. Но я взяла рукописную записку принца и прижала ее к сердцу.

Когда я начала думать, что он не придет, в дверь неожиданно постучали. Мое сердце сделало резкий скачок, который заставил меня хрипло выдохнуть, когда я тихим шепотом впустила того, кто был за дверью.

Но ничего не произошло. Совершенно ничего.

Я, должно быть, ослышалась и печально опустила голову. Лицо застыло в отблеске зеркала, которое смотрело на меня так же, как я на него.

Тут стук повторился, и я вскочила.

– Войдите! – крикнула я с колотящимся сердцем. Дверь отворилась. Но, в отличие от ожидаемого принца лжи, в дверном проеме стоял не он. И даже не гнусный король из серебра и золота. Это был господин министр, извивающийся, как змея, в дверной раме.

– Добрый вечер, София, – произнес он и зашел в мою комнату. Красноречивая угроза для моей стойкости. Тем не менее я замерла и подняла подбородок, когда его змеиные глаза прошлись по моей фигуре. «В его взгляде не было ничего ласкового», – подумала я. На балу он выглядел иначе. Гораздо… доброжелательнее и добрее.

– Я должен был проверить тебя. Люциус безутешен и приносит свои извинения.

– Тогда ему стоило прийти самому, – ответила я, не отводя взгляд, на что он отреагировал коварной усмешкой. Нет, в нем больше не было ничего доброго. С него словно сняли маску.