Вивиана Ипарагирре де лас Кассас - Принц из серебра и золота [litres]

– Скучают? – испуганно спросила я, почувствовав, как на моем лбу выступил пот. Она гневно кивнула и указала на нас кинжалом.

– Должно быть, это судьба, что вы прибежали ко мне в объятия. Судьба или глупость.

« Или и то и другое », – подумала я, беспомощно посмотрев на Элиа, пытающегося пронзить медную жительницу своими взглядами. Однако ее это, казалось, не беспокоило. Она с презрением посмотрела на нас. С таким презрением, что я сразу представила, на чьей стороне ее брат. Он выдаст нас.

– Предупреждаю тебя, медная, – прорычал Элиа, указав на меня. – У нее есть сельтерские способности, и она порежет тебя на куски.

– Ох, – театрально ухмыляясь, произнесла она. – Тогда вперед! Не терпится увидеть. – Но я не могла пошевелиться. Ничего не сработало.

– Хорошая попытка. А я почти поверила тебе.

Смеясь, она снова пожала плечами и с громким стуком захлопнула дверь.

– Я убью ее, – прорычал Элиа.

Я надеялась, что он когда-нибудь прекратит разбрасываться пустыми обещаниями.

Он стоял передо мной. Горло передавлено веревкой. Точно таким же, каким его нашли у кровати. Каким нашла его Айделина, когда хотела принести ему завтрак, как и каждое утро до этого. Он смотрел на меня сверху вниз. Осуждал меня. Осуждал за чувства к женщине, которая скоро будет принадлежать моему брату. Я знал это. Ему не нужно было показывать это мне своими взглядами. Я просто избегал их и притворялся спящим. Его глаза – копия глаз брата. Сколько раз я игнорировал их, когда шел по коридору прошлого. Как и в коридоре настоящего, где восседал мой брат. Теперь он стоял здесь, словно хотел отругать меня. Так же, как когда-то ругал Люциуса и меня за каждый маленький проступок.

– Ты совершаешь ошибку, солдат. Огромную ошибку. – Я распахнул глаза.

– Тебе должно быть все равно. Это моя жизнь.

– Ты думаешь, что знаешь своих врагов? Что видишь их насквозь, да? Должен разочаровать тебя, капитан. Ты, кажется, больше не хозяин положения. – Я сжал руки в кулаки и посмотрел в его бледное лицо. На вены, что вздулись на его висках.

На округлившиеся глаза. «Его смерть была такой недостойной», – подумал я. Раньше у него была прочная кожа. Кожа из стали.

– Подумай, капитан. Кем могут быть твои враги?

– Если говоришь о Софии, то ты ошибаешься.

Он покачал головой.

– Ты всегда задавался вопросом почему, Эрик.

– Почему что?

– Почему… – его голос превратился в эхо. Скоро мой сон развеется. Растворится в тумане. Взорвется.

Я встал перед ним и раскрыл рот.

– Почему ты был таким подлым трусом?

– Почему… – И он растворился.

За ним открылось море тел. Все они направили на меня свои остекленевшие глаза. Повысили голоса. Бормотали что-то, чего я не понимал. Перед ними постепенно формировался силуэт. Женщина повернулась ко мне спиной. Только тогда я заметил, что люди смотрели на нее. Что она говорила с ними. София! Я подбежал к ней. Но и она растворилась, когда я наткнулся на обезглавленного человека. Задыхаясь, прижал руку ко рту. Она была залита кровью. И чуть не задушила меня этим.

– София, – горло подвело меня.

А затем я услышал голос. Такой пронзительный, словно прозвучал рядом со мной:

– Это о твоем отце…

Джон! Я повернулся и уткнулся головой в деревянный каркас кровати. Пот струился по моему лбу, спускаясь к щекам, к рубашке, где он собирался. Я потер глаза, наблюдая за мутным светом, пробивающемся через шторы. Мое сердце стучало в голове, и я откинулся на подушку. Я давно его не видел. То, что он должен был появиться именно в костюме смерти, не облегчало ситуацию. Я успешно вытеснил мысли о нем. Однако с тех пор, как София вошла в мою жизнь, все изменилось. Как будто она могла заглянуть в мою душу и исследовать каждую запутанную часть меня. Это вселяло страх. Страх пострадать. Я ненавидел проявлять слабость.

Слабость часто определяла разницу между жизнью и смертью.

Я ненавидел своего отца за то, что он сделал. И вопрос « Почему » долго обжигал мой язык.

Почему он, черт возьми, повесился? По какой причине он покончил с собой? Ответов не было. Он отказывал мне в этом. А я думал, что у нас нет секретов друг от друга.

Я повернулся и снял через голову промокшую рубашку.

Джон!

Вчера он выглядел взволнованно. Он хотел что-то рассказать. И поскольку он сообщил, что речь шла об отце, поэтому тот и приснился мне сейчас. Теперь, когда у меня на уме должно быть другое. Это так легкомысленно с моей стороны. Любое чувство. Каждый такой запретный поцелуй. Я бы с удовольствием ударил себя кулаком в подбородок. Я заслужил все это.

Быстро оделся и убрал влажные волосы со лба.

На чувства теперь не было времени. Я должен поговорить с ним до своего появления на заседании совета.

К черту все. Сегодня снова был вторник.

Я оказался перед библиотекой, которую охраняли два крепких стражника в серебряных масках, позволившие мне пройти после безмолвного приветствия.

Джон, казалось, жил в библиотеке. С тех пор как себя помню, он метался среди книг, листов и чернил, которые охранял, словно сокровище. И даже сейчас он сидел, согнув спину, над текстом, освещенным почти догоревшей свечой. В эту секунду она наконец потухла, оставив после себя темно-серый туман, который клубился вокруг запыленного библиотекаря, начавшего сильно храпеть. Должно быть, он просидел половину ночи над историями и так и заснул. С радостной улыбкой я отметил, что некоторые вещи, вероятно, никогда не изменятся.

Лишь короткая часть воспоминаний из детства. Поблекшая картина, когда мне бросилась в глаза книга, на которой он спал.

Я знал ее. Она стояла в кабинете моего отца на полке из черного дерева. Скрупулезно отсортированная, обернутая в благородный переплет самыми умелыми портными нашего города.

По ночам он всегда сидел над рабочим столом и писал. Я узнал его почерк. Окончания с завитками, которые я перенял у него. Засечки, которые добавил, чтобы почерк стал похож на его. Изогнутая Е.

Я потянулся к спящему Джону и взял книгу, на которой лежала его голова. Очень осторожно вытащил ее и прижал к себе. Дневники моего отца были похожи на его голос. Ровные, звучные, стальные. Когда я читал, мне казалось, что он говорит со мной. Прямо как во сне. В кошмаре.

Понедельник ,

20.02, год Сатурна

Мысли кружатся. Люциус – хороший мальчик. И все же я не уверен, что позволю ему получить наследство, которое принадлежит ему по праву рождения. Отдать Купфоа в его руки было бы рискованно .

Чем я должен рискнуть? Король-сельтер уже раз довел все до крайности. Я не знаю, на что он будет способен с этими руками. С этими проклятыми руками .