Дмитрий Емец - Сердце двушки [litres]

Всякую свободную минуту Рина пропадала у Хюльды и щенков. Хюльду она поначалу побаивалась. Укус гиел и так ядовит, а в период выкармливания щенков – это уже не просто яд, а гремучая смесь.

Хорошо, что у нее был гепард , приютившийся среди прочих фигурок на ее уникальной укороченной нерпи . Уникум передавал Хюльде мысли Рины и успокаивал гиелу. Поначалу Рина сидела снаружи сарайчика, поглаживая блестящий бок уникума и транслируя рычащей Хюльде через дверь самые дружелюбные мысли. Постепенно Хюльда перестала бросаться на дверь, присмирела и начала пускать Рину внутрь. А вот Гавра, родного папу, не пускала и регулярно его кусала, причем почему-то всегда в нос. Нос у Гавра от укусов распух, хотя у гиел на самих себя иммунитет, так что анекдот про змей «Я сейчас помру! Я язык себе прикусила!» здесь не работает.

Через пару дней Рина уже решалась гладить щенков, держа их на коленях, пока сама Хюльда уплетала из кастрюли добровольные подношения шныров. Но все равно Рине приходилось быть настороже. Гепард уникум капризный. Да, он перекладывает мысли на логику гиелы, но многие понятия впрямую не перекладываются.

Допустим, Рина, тиская толстенького щеночка, умиленно подумает: «Ух ты! Какая котлетка! Так бы и съела!» Гепард , конечно, моментально переведет эту мысль Хюльде: «Рина-мама хочет ам-ам! Чаф-чаф! Хрусь! Ау-ау!» Хюльда же в ответ подумает: «Ах так! А я ее саму сейчас кусь-кусь!» – и сразу перейдет к действию, поскольку гиелы привыкли принимать решения мгновенно.

Однажды Хюльда, неправильно истолковав какой-то жест Рины (кажется, та неосторожно попыталась придвинуть к себе щенка ногой), кинулась на нее, но в тот же момент что-то бесстрашно метнулось к Хюльде, захлопало листьями и хлестнуло ее по морде корнями. Хюльда отскочила, скаля зубы. Гиелы существа осторожные. Перед Хюльдой, сердито хлопая листьями, зависло маленькое летающее растение – последний подарок папы.

– Спасибо, Фомка! – сказала Рина.

Растение она называла Фомкой. Каждый раз обзывать его «растением» было глупо и безлико. Фомка сопровождал Рину повсюду. Он был самостоятельным, очень решительным плантом. Отдыхая, цеплялся Рине корнями за волосы, становясь чем-то вроде гребня, чепчика или короны – в зависимости от того, как складывал свои листья. Еще Фомка любил запускать свои корни куда ни попадя. Например, как-то во время ужина из кухни послышался вопль. Хлопая листьями, как курица крыльями, из двери вылетел Фомка и понесся к Рине спасаться. За ним прыгала Суповна, делая хищные выпады громадной поварешкой. Фомка нырнул к Рине под куртку и затаился. Теперь Суповне пришлось бы колотить поварешкой Рину. Она остановилась, переводя дыхание и явно рассматривая и такую возможность. В конце концов, Рин на свете много, а растение всего одно. Так что имеет смысл прибить один раз и после не возиться.

– Уйми свой бешеный куст! Он выдул мой чай! – заорала Суповна. – Я такая смотрю: подлетает, завис и раз! – корень в него! А до этого он тот же корень в помойное ведро сувал! Откуда я знаю, где он вообще летает! Может, он по туалетам шастает!

Рина позавидовала воображению Суповны. Хотя Фомка, конечно, летал повсюду. То подкормится у аквариума, то проверит мусорную корзину, то отправится в Зеленый лабиринт и сидит на главной закладке. Летал Фомка не слишком быстро – все-таки листья у него были маленькие, – зато очень любил планировать на сквозняках и ветре. И делал это умело. Зависнет, накренится против ветра, корни в другую сторону – и висит на одном месте как приклеенный. Надоело ему – перебросил листья по ветру, корни подтянул и помчался.

Гепард был сложным в использовании уникумом. Нельзя было ни на секунду отвлекаться, раздражаться или думать о Хюльде плохо – она мгновенно бы это почувствовала. Сложность состояла еще и в том, что гепард не заставлял. Он убеждал и уговаривал. То есть ты не приказывал Хюльде: «А ну, живо выплюнула дохлую кошку! Меня сейчас стошнит!» – а уговаривал ее: «А не выплюнуть ли тебе, родненькая, кошечку?» Хюльда же в ответ, разумеется, тотчас выдавала некий поток мыслей, который можно было расшифровать примерно так: «Кошку не отдам! Р-р!»

Но все же были у гепарда и особые возможности. Проводя много времени у Хюльды и щенков, Рина постепенно их открывала. Это был уникум полного погружения. Ты понимал не только логику гиелы, но и ее мысли и чувства. Например, когда глазами Хюльды Рина посмотрела на Гавра, который носился как бешеный, грозя в восторге затоптать щенков, то обнаружила, что действительно лучше один раз укусить за нос, чем долго объяснять.

Поначалу действие гепарда распространялось только на Хюльду. Для этого желательно было коснуться ее сияющей фигуркой и сосредоточить на ней свои мысли. Это представляло некоторую сложность, потому что если Хюльда, например, рычит, а ты к ней тянешься с гепардом , то есть риск был укушенным прежде, чем подействует уникум. Потом Рина обнаружила, что можно делать это и опосредованно – например, коснуться гепардом рыбы и бросить эту рыбу Хюльде. Это не давало такой же степени управляемости, как при прямом прикосновении, но тоже работало.

Следующим открытием стало то, что можно коснуться гепардом земли – и его действие будет распространяться в радиусе нескольких метров. Это Рина открыла случайно. Она просто лежала в сарайчике, раскинув руки, и ее нерпь была на земле. Хюльда рядом кормила жадно сосущих щенков, изредка недовольно рыча и расталкивая их носом, когда щенки делали ей больно. Рина почти задремала. Мысли были рассеянные, спокойные, совсем не про гиел. И как это бывает при засыпании, Рине чудилось, что мысли ее отделяются от тела и растворяются в тесном сарайчике. Внезапно Рина ощутила себя в центре большого светящегося шара. И в этом шаре кроме нее были еще и Хюльда со щенками.

Рина приподняла голову, не отрывая от земли нерпи . Хюльда внимательно смотрела на Рину. Уши у нее были насторожены, взгляд ждущий. Рина безошибочно поняла, что сейчас Хюльда послушается любой ее команды. И Гавр, скребущийся снаружи в дверь, послушается, хотя прежде он сильно упрямился. Если Рина хотела, чтобы Гавр летел в определенную сторону, она воображала косточку, закопанную под сосной. Во всех подробностях представляла, пользуясь низкой критичностью мышления гиел. Теперь же Гавр полетит и без мыслей о косточке, а просто потому, что так надо.

Золотой шар все изменил. Он превратил их всех в единую целостность, заключил их в себе. И эта целостность сглаживала капризы отдельных животных. Получились стая и интересы стаи, которые были выше интересов Хюльды, Гавра и щенков, которые перестали сосать и поворачивали свои слепые тяжелые головы из стороны в сторону.