Дмитрий Емец - Сердце двушки [litres]

Откуда-то взялся Фомка, потерявшийся, когда Рина надевала скафандр. Подлетел и зарабаранил по защитному стеклу.

– Сними уж, раз народ требует! – сказал Шарманщик.

Рина отщелкнула стекло.

Фомка забрался ей в волосы, листья же свои прижал к ее рту и носу.

– Гм… Респиратор – экономвариант! – одобрил Шарманщик. – А что, мне нравится! Как все закончится, оторвешь мне пару листиков на развод?

Летающий кустик угрожающе затряс корнями.

– Осторожно… Он, кажется, понял, о чем ты! – предостерегла Рина.

– У моей мамы кот тоже мои мысли ловит. Я еще по лестнице поднимаюсь, а он уже под диван прячется. Я наперед знаю его идеи про мои ботинки, а он наперед знает все, что я об этом думаю!

Из рюкзака у Рузи выбрался дракончик и полетел впереди. Чешуя его блестела, когда на нее падали лучи фонарей. Временами он садился Рине на плечо. Кожистый гребень на нижней челюсти важно подрагивал, как борода капризного испанского гранда.

Редя и Редедя, казавшиеся поначалу истуканами, постепенно прониклись к Боброку. Произошло это после того, как Боброк заломал Редю, что тому неожиданно понравилось, потому что мощного Редю заломать было непросто. Да и вообще у Реди, Редеди и Боброка оказалось немалого общего – военное прошлое, схожие взгляды на жизнь и… хм… ну, скажем так, местами доброе сердце, скрытое в бетоне грубой плоти.

На Боброка Редя и Редедя посматривали с уважением. Костыль и трость этому уважению ничуть не мешали. Из самого течения жизни они уже усвоили, что у любого мощного дядьки, битого жизнью и имеющего спортивное прошлое, всегда куча травм. Вспомнить только, как вылезают из автобуса венды, приехавшие на очередной дружеский мордобой с пнуйцами. Охают, жалуются на колени, на локти, на суставы. У этого рука на веревочке, у этого нога отбита, у этого ступня сломана. Но вышли на ринг, собрали себя в кучку, «ос!» – «ос!» – и понеслось. Только новые кости трещат и новые руки отрываются.

А вот к Родиону у Реди и Редеди интереса не было, да и Родион на них никак не реагировал. У Родиона вообще с мужчинами дружить не получалось. Он когда видел какого-то мужика, всегда прикидывал, смог бы он его вырубить и за сколько секунд. И только потом, в случае положительного ответа, начинал если не дружить с мужиком, то хотя бы его терпеть. Ну и мужики, в свою очередь, реагировали на Родиона задиристо. И вообще мужчине – у женщин тут как-то иначе все работает – всегда сложно понять и поверить, что он не самый умный. Всегда мы себя настолько умнее других считаем, что прокалываемся в простейших ситуациях. Нам кажется, что если какой-то другой человек не очень умный, то он не поймет, что его презирают, или отодвигают его на второй план, или на него махнули рукой. А потом оказывается, что нет – почувствовал и понял.

Реде и Редеде оказалось всего-то по двадцать восемь лет. Просто мрачные лица и грузные фигуры делали их старше. В целом же, несмотря на шкафоподобную внешность, Редя и Редедя были те еще нелепки.

– В женском коллективе работать… того… ужас, брат! Я после армейки ждал: ну, щас понесется жизнь! Устроился в фирму одну, кондитеркой оптом торговали. И одни женщины в отделе! Ну, мечтаю, сейчас одни в меня влюбятся, другие будут кормить тортиками, третьи станут мне мамами! Это же так нереально круто! И что бы вы думали: меня там просто заклевали! – басом жаловался Редедя.

Редя хрюкнул под респиратором. Похоже, он слышал эту историю не в первый раз.

– Нет, поодиночке женщины нормально меня воспринимают… Я, того… не кусаюсь, в салат лицом не падаю, но когда женщин много, а ты один, тут… жесть! Самое безопасное – задвинуться в самый дальний угол, закрыться монитором и не выглядывать. Больше ничего не прокатит! А они тебя дразнят, придираются. Даже рот открывать нельзя, потому что тебя все равно не так поймут.

– Почему это? – спросил Редя, подыгрывая приятелю.

– Да вот! – буркнул Редедя. – Я подарил одной там чашку. Думаю: вот у этой, кажись, своей чашки нет, вечно она мою крадет – ну, взял и подарил! Даже Восьмого марта не дождался! Что тут началось! Они и в чашку заглядывали, и под чашку, и значки на чашке нашли какие-то японские и стали их через телефон переводить. Чуть нас не поженили – а все из-за чашки! Ну их всех в баню!.. Короче, бросил я кондитерку и подался в берсерки! Друган меня позвал!.. Я говорю: все, Паша! Мне надо выпустить пар! Друган дал мне кувалду, пошли мы в дом один под снос, и целый день я там кувалдой все громил!

Боброк так расхохотался, что даже забыл, что у него не гнется нога, но вдруг перестал хохотать и посмотрел на Редедю. Тот сразу поднапрягся.

– Тут вот какая штука, – сказал Боброк. – Парни вы хорошие, да только напрасно вас к берсеркам занесло. Теперь уж толку не будет.

– Почему? – становясь мрачным, сказал Редядя.

– Книжка хорошая есть, не помню, кто написал. Там, короче, лейтенант Красной армии, любящий Родину, попадает в плен и в немецкий лагерь. Он начинает планировать побег с еще одним парнем. Но их переводят в более строгий лагерь. Побег все откладывается, кормят плохо, вокруг все умирают. А это сильные такие мужики, молодые, сердитые, вроде вас, жить хотят. И вот как-то незаметно они становятся вначале капо – это такие сотрудники внутренней охраны, из самих заключенных, которые ходят с палками и следят за порядком, – а потом и полицаями. И все это как-то незаметно, маленькими толчками. Те парни постоянно обманывают себя, что вот, это мы делаем из-за пайка и никому особенно не вредим. А в полицаи идем потому, что у нас будет свободный выход из лагеря… Тут-то мы и рванем. Но оружия им не дают, да еще по разным отрядам разводят, к более опытным полицаям. Те их заставляют принять участие в расстреле – и, собственно, уже все. Они уже просто полицаи.

– И че? Ну, понятное дело… война тогда была! А мы че? – задиристо сказал Редя.

Редедя кивнул. Оба они уже не любили Боброка. Боброк, выругавшись, сердито отвернулся от них.

Родион и Юля двигались впереди. Юля была нахохленная, недовольная. Она только что осмотрела все места, где, по ее начальным предположениям, мог оказаться Витяра, однако ни Витяры, ни следов его не обнаружила. Это сбивало ее с толку. Неужели даже сюда не дошел? И что теперь? Идти в обратном направлении, в сторону ШНыра, и проверять все возможные тоннели?

Именно Юля первой увидела тот ход. Остановилась и принялась светить фонарем.

– Заложенная арка! – сказала она. – Там тоннель!

Делибаш сверился по карте. Никаких ответвлений в этом месте не отображалось. Сверили две карты. На шныровской ответвление все-таки имелось, но изображенное очень приблизительно. Теперь на карту смотрели уже трое: Делибаш, Юля и Родион. Делибаш склонен был верить более точной карте Секача.